Богиня долго размышляла, как проучить своевольного Мама-сина. Наконец она взяла цветок жизни, с помощью которого помогала зачать детей, и, явившись в дом к духу оспы, сделала так, чтобы его жена, Сосингук-манура[19], понесла дитя.
Узнав, что жена беременна, Мама-син несказанно обрадовался. Не зря говорят, что и ежу милы его ежата. Супруги с веселым волнением ждали рождения ребенка. Прошел месяц, другой – не успели и глазом моргнуть, как девять месяцев пролетели. Мама-син не мог дождаться, когда родится малыш. Но вот и еще месяц миновал, а ребенок как будто и не думал появляться на свет.
Дерево Самсын в фольклорной деревне Хахве. Shutterstock / trabantos.
Живот Сосингук-мануры все рос и рос, пока не стал размером с гору, как случилось с женой Имбакса. Но Самсын-хальман не приходила, чтобы цветком рождения помочь женщине разрешиться, поэтому дитя не могло покинуть материнскую утробу.
Время шло, Сосингук-манура была уже на грани жизни и смерти. Мама-син ходил чернее тучи. Его жена лежала без чувств. Внезапно очнувшись, она схватила мужа за руку и взмолилась:
– Прошу, ступай к Самсын-хальман, чтобы она помогла ребенку родиться! Иначе я умру. Умоляю!
Но даже видя, что жена в смертельной опасности, Мама-син не спешил выполнять ее просьбу.
– Где это видано, чтобы знатный муж просил о чем-то женщину?
Такой уж был у него нрав. Однако бросить жену и ребенка в пасть смерти он тоже не мог. С недовольным видом Мама-син собрался к Самсын-хальман. Он, как обычно, сел в высокий паланкин и в сопровождении свиты, весь преисполненный важности, отправился в путь. А вперед послал гонца, чтобы тот предупредил Самсын-хальман о его визите.
Ехал он нарочно не спеша. Мама-син рассчитывал, что Самсын-хальман сама босиком выбежит ему навстречу. Но вот проехали развилку, позади остался мост, а Самсын-хальман не было и в помине.
«Черт бы ее побрал! Я ведь нарочно заранее предупредил», – злился Мама-син.
Вдалеке показался дом Самсын-хальман. Мама-син решил, что хозяйка ждет его у ворот, однако ее нигде не было видно. Во дворе стояла тишина. Оскорбленный, Мама-син хотел было повернуть назад, но ради жены, лежавшей при смерти, вылез из паланкина и пошел к дому.
– Эй, есть кто-нибудь? – крикнул он.
Никто не отозвался.
– Самсын-хальман, выйди – поговорим.
Ответа не было. Мама-син оттеснил слуг и подошел к порогу.
– Помоги моей жене Сосингук-мануре.
Тут Мама-сину вспомнилась его первая встреча с богиней чадородия, и он понял, в какую беду попал. Ему ничего не оставалось, как опуститься у порога на колени и молить:
– Спаси мою жену и ребенка!
Мама-син уткнулся лбом в землю. Прошло время, и наконец раздался спокойный голос Самсын-хальман:
– Если ты хочешь позвать меня в свой дом, ты должен сделать то, что я тебе скажу.
Объятый тревогой, Мама-син покорно ответил:
– Я сделаю все, что ты скажешь.
Старый буддийский монах. Юн Дусо (1668–1715). Из коллекции Национального музея Кореи (© National Museum of Korea).
– Возвращайся домой, обрей голову наголо, переоденься в монашескую робу и колпак, а потом приходи сюда босиком и пади ниц у порога, тогда я помогу.
Гордость Мама-сина, уже и без того давшая трещину, была разбита в пух и прах. Больше упорствовать он не мог. Единственным его желанием было спасти жену и ребенка.
Он вспомнил, скольких детей погубил, наслав на них оспу. С одной стороны, он с содроганием думал о том, что подчинился Самсын-хальман, с другой – теперь, когда лица загубленных им детей наложились на образ жены и собственного младенца, он мог понять богиню чадородия.
Мама-син опрометью бросился домой. Он обрил голову наголо, надел колпак и монашескую робу и босиком помчался обратно к дому Самсын-хальман. Добежав, почтительно опустился на колени у порога.
Остроконечный колпак и длинная просторная роба с широкими рукавами – часть облачения буддийских монахов. В государстве Чосон одежда похожего кроя была выходным нарядом женщин. Самсын-хальман заставила Мама-сина так одеться, чтобы сокрушить его гордыню. Велев ему сменить одежду и снять обувь, она хотела смирить бога оспы, сломить его раздутое величие и могущество.
Увидев преобразившегося Мама-сина, Самсын-хальман убедилась, что ради жены он смирил свою гордыню. Настало время открыть ему ценность жизни, чтобы Мама-син прекратил произвол и перестал поражать оспой всех вокруг.
При первой их встрече богиня чадородия Самсын-хальман преклонила перед Мама-сином голову вовсе не из-за слабости – она ждала, что он сам образумится. Покорить противника силой не так сложно, как может показаться. Однако с самого начала прибегнув к насилию, придется применять его и дальше. Не этого хотела Самсын-хальман – ее мечтой была жизнь в согласии и взаимном уважении.
– Теперь ты уразумел, что значит «земля снизу, а небо сверху», – сказала она Мама-сину. – Как бы ты ни был велик, и на тебя найдется управа. Как гласит поговорка, бегуна летун обгонит.
Стоя на коленях у порога, Мама-син внимал словам Самсын-хальман. Он осознал, что не видел дальше собственного носа, словно сидел в колодце и самонадеянно считал, будто колодец и есть весь мир, вся вселенная.
Как бы то ни было, Мама-сину повезло. У него появился повод взглянуть на себя со стороны, шанс переосмыслить свои поступки и прозреть. В жизни такая возможность выпадает нечасто.
Люди почти не меняются, ведь мотив к переменам появляется у них крайне редко. Этим объясняется необыкновенная жестокость обрядов инициации при переходе ребенка в статус взрослого. Ребенок и взрослый мыслятся как два абсолютно разных существа, и чтобы выйти на новую ступень жизни, человек должен полностью преобразиться. Считается, что для такого перехода прежнюю личность необходимо сокрушить до самого основания. Вот почему в разных уголках земли проводят церемонии инициации. В одном из африканских племен перед вступлением вождя в должность его оплевывают и избивают. У коренных меланезийцев есть другой более опасный ритуал – для инициации человек должен, подвязавшись веревкой, спрыгнуть с большой высоты. Потому что считается, что подняться можно, только упав на самое дно.
Самсын-хальман тем временем продолжала:
– Если хочешь отвести меня в свой дом, построй через реку шелковый мост.
Здесь может возникнуть подозрение, не упивается ли Самсын-хальман своей властью, как раньше это делал Мама-син, не собирается ли она тоже устроить грандиозное шествие? Однако это не так – Самсын-хальман хотела открыть Мама-сину высочайшую ценность жизни.
Переправа через реку – это переход на другой уровень, для ребенка таким переходом становится выход из материнской утробы в мир. Устланный шелком мост был нужен не самой Самсын-хальман, так она символически пыталась показать Мама-сину красоту появления новой жизни.
Дух оспы безропотно построил через реку шелковый мост. Самсын-хальман перешла на другой берег и в сопровождении Мама-сина направилась к его дому. Сосингук-манура лежала уже почти бездыханная.
Самсын-хальман дважды мягко провела ладонью по животу женщины, ее кости расслабились, и дверь в утробу раскрылась. Ребенок Мама-сина и Сонсингук-мануры перешел по шелковому мосту в этот мир и тут же разразился громким плачем. Мама-син был растроган чудом рождения. Он низким поклоном поблагодарил Самсын-хальман, открывшую ему эту тайну.
На следующий день Мама-син снова отправился в мир людей, чтобы распространять оспу – такова была вверенная ему роль. Если есть свет, непременно существует и тень. Но чем гуще тень, тем ярче сияет свет.
Образ Мама-сина можно рассматривать как олицетворение страданий и бед. Многие из них проистекают из человеческих отношений, особенно в современном социуме, где каждый стремится к самоутверждению. В настоящее время отношения стали одним из главных источников стресса.
Самсын-хальман, напротив, не пытается подчинить другого или подавить его своим могуществом. Она учит терпеливо ждать и в подходящий момент положительно влиять на человека так, чтобы он изменился сам. Вовремя отступив на шаг назад и дав себе возможность подумать, как сделала Самсын-хальман, уступившая дорогу процессии Мама-сина, можно значительно уменьшить число конфликтов и ссор.
Глава 5. Принцесса пари: от отвержения к самоотречению
Если называть самые известные корейские мифы, один из них, несомненно, рассказ о принцессе Пари (Пари-тэги). Это история о младшей, седьмой дочери короля, который мечтал о наследнике и отверг свою последнюю дочь. Давайте рассмотрим эту любопытную и довольно длинную легенду.
Давным-давно в королевстве Пулла жил великий король Огу (иначе – Огу-тэван). Когда пришла пора ему жениться, он разослал гонцов, чтобы те выбрали подходящую невесту. Объездив все уголки мира, подданные нашли наконец девушку, достойную стать женой короля. Это была прекрасная госпожа Кильдэ.
Перед свадьбой король обратился к гадалке. Все сулило ему счастье, но под конец гадалка поведала:
– Коли женитесь в этом году, будет у вас семь дочерей. А женитесь на будущий год – родится трое сыновей.
Королю хотелось иметь наследника, но он был молод и горяч, поэтому пренебрег словами гадалки, лишь посмеялся над предсказанием. И в седьмой день седьмого месяца по лунному календарю – в день, когда встречаются две влюбленные звезды, Волопас и Ткачиха, – Огу сыграл пышную свадьбу и ступил в брачные покои.
Король и его супруга зажили в любви и согласии. Прошло немного времени, и у госпожи Кильдэ стал расти живот, а спустя девять месяцев родилась дочь. Король был несказанно рад:
– Говорят, первая дочь – сокровище!
Свадебный веер с вышивкой. Государство Чосон, поздний период. Свадебным веером невеста прикрывала лицо, что символизировало ее целомудрие.