тые самолеты на тебя запишем – на меня нельзя.
– Во Владивостоке организуют встречу работников прессы с представителями советских военнослужащих, скажем так, имеющих отношение к Корейскому конфликту. Событие небывалое, но тем не менее… Большая политика. Хотели меня привлечь, я отказался, но ведь кого-то надо! Вот вы и поедете, поговорите с журналистами.
Колесников и Полонский слушали комдива, раскрыв глаза от удивления: «Ничего себе заданьице!»
В победном угаре, сразу после окончания Великой Отечественной войны, Кожедуба согревало всеобщее внимание, он раздавал интервью направо и налево. Потом ему все это приелось, и он стал избегать назойливых газетчиков. Всему есть мера.
– Что вы на меня так смотрите? – В глазах комдива засверкали веселые искорки, но лицо оставалось серьезным. – Поедете. Вы ребята грамотные, язык подвешен, лишнего болтать не будете. Расскажете, что броня крепка и «МиГи» наши быстры, что мы боремся за демократию не меньше, чем американцы, да, помогаем вместе с Китаем Корейской Народной Республике, но выступаем против войны за мир во всем мире… и так далее. Сообразите. Сначала будет пресс-конференция – там активность не проявляйте, сидите морда кирпичом. А потом предполагается свободное общение с прессой – там уж никуда не денешься, придется говорить. Короче, все по делу, пить в меру, девками излишне не увлекаться.
Кожедуб бросил выразительный взгляд на Колесникова, и тот сразу понял, кому предназначена последняя фраза.
– А не проще было сюда этих корреспондентов пригласить? – внезапно встрепенулся Полонский. – И нам никуда ехать не надо. Дел по горло.
– Оно бы и можно, если осторожно, – сказал Кожедуб. – Но ведь там будут присутствовать не только советские корреспонденты, но и представители разных стран: Польши, Чехословакии и даже Франции. Только представь, как по территории нашей части бегают иностранцы с «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом», у самолетов хвосты обнюхивают, в кабины заглядывают… Или француженку желаешь на истребителе покатать? – В голосе комдива сквозила смешливая издевка.
– Да я так, в качестве предложения, – смутился Полонский.
– Предложение отклоняется. – Кожедуб хлопнул ладонью по столу. – Вылет завтра в шесть ноль-ноль. Мероприятие продлится два дня. Еще вопросы есть? Вопросов нет. Свободны.
Они приземлились на военном аэродроме. Владивосток встретил их промозглой сыростью и стаями взбудораженных галок. Прямо возле трапа стояла «эмка» с водителем, которая и доставила их в гостиницу, где должно было состояться мероприятие. Офицеров поселили в одноместном номере с туалетом и душем.
– Благодать! – воскликнул Колесников, оценив предоставленные им апартаменты. – Давно индивидуальным туалетом не пользовался. – Отвык.
– А я и не привыкал, – хохотнул Полонский. – Детский дом, студенческая общага, казарма, офицерская гостиница, и везде туалет типа «коммен». – Буду пользоваться, пока дают.
Колесников присел на деревянную кровать с низкими спинками и попрыгал на пружинистом матрасе. Потом взглянул на часы.
– До начала час двадцать. Помыться успеем. Там даже мыло и полотенца имеются в количестве двух штук. Полотенца махровые. – Он бросил взгляд на дверь в туалет. – Облуживание экстра-класса!
– Успеем, – согласился Полонский. – Я первый.
Офицеры прибыли как раз к началу пресс-конференции. Актовый зал был почти полон, и они с трудом определились с местами. В президиуме сидели генерал, заместитель командира авиакорпуса, партийный функционер из местных и еще двое непонятных мужчин в штатском. Военных в зале было совсем немного, они разместились мелкими группами в окружении разномастных представителей прессы.
Генерал зачитал короткий доклад, потом посыпались вопросы из зала как на русском, так и на иностранных языках. Переводил общевойсковой капитан, сидящий с микрофоном рядом с президиумом. Он регулярно задерживался с переводом, видимо, пытаясь смягчить нелицеприятные заявления иностранных корреспондентов.
«Прямо полиглот», – оценил Колесников старания переводчика.
Наконец генерал закрыл пресс-конференцию, и публика разбрелась по залу и прилегающему к нему холлу. Случайных людей здесь не было и быть не могло – гостиница серьезно охранялась милицией.
К друзьям подошел корреспондент газеты «Известия» вместе с фотографом, вооруженным «лейкой», задал пару формальных вопросов, на которые у него наверняка имелись готовые ответы. Колесников не спеша ответил, фотограф сделал пару снимков, и на этом интервью закончилось.
Неожиданно к офицерам подскочила молодая, верткая, как ящерица, француженка в очках велосипедом и со вздыбленной прической. Она проявляла большую активность во время пресс-конференции, а ее стройные ноги, обтянутые розовыми брючками, магнитом притягивали взгляды мужчин. Обратилась она к Полонскому, видимо, внушавшему ей больше доверия, чем Колесников. Говорила девица на ломаном русском, но достаточно правильно выстраивала фразы.
– Как вы относитесь к заявлению генерала Макартура о применении ядерной бомбы против Китая?
– Долг платежом красен, – ответил Полонский с улыбкой сладострастного сатира. Его явно забавлял этот спектакль.
– Я не очень хорошо понимаю по-русски. Поясните.
Девица уставила на него свои круглые очки, явно с простыми стеклами, не предназначенными для улучшения зрения.
Пояснил Колесников:
– Как аукнется, так и откликнется.
Француженка понятливо закивала, хотя наверняка ничего не поняла, запутавшись в фигурах русского языка. Далее вопросы и ответы посыпались как горох из дырявого мешка.
– Собираются ли русские вводить свои войска в Корею?
– Там и китайцев хватит. Их много.
– Собираетесь ли вы бомбить Сайгон?
– Мы летаем только до 38-й параллели.
– Состоите ли вы в ВКП(б)? Я сама являюсь членом коммунистической партии Франции.
– Конечно. У нас все коммунисты.
Когда настырная француженка, наконец, оставила их в покое, Полонский предложил:
– А не пригласить ли нам эту девицу в ресторан поужинать? Может быть, у нее и подружка отыщется?
– Ну уж нет! – отмахнулся Колесников. – Я наелся досыта этими шпионскими играми. – И отрицательно замотал головой.
Подкрепившись на фуршете, организованном для участников пресс-конференции, друзья вернулись к себе в номер. И тут Полонского понесло на откровенность, что он позволял себе лишь в компании Колесникова. В силу жизненных обстоятельств он не верил ни в Бога, ни в светлое будущее и в другие идеологические мифы. Но он любил свою страну, хотел жить в ней, защищать ее, вне зависимости от существующей власти. Лишь бы был справедливый порядок.
– Вот эта француженка, она не больно-то довольна действиями американцев, – сказал Полонский, развалившись на кровати и закурив. – Коммунистка. Французы и немцы уже получали по сусалам, а американцы еще толком не получали – сидят там за океаном и прыгают на тех, кто послабее. Но получат в конце концов.
Помнишь, в Древнем Риме правили «солдатские» императоры. Штук двенадцать их за пять лет сменилось. И каждый считал, что вот он-то уж точно займет престол окончательно и надолго. То же самое происходит последние три века у англичан, американцев, немцев и французов. Прочие малоактуальны. Лезут и лезут, сколько сил, сколько денег – и все коту под хвост. Не забивали бы себе голову всякой ерундой, жили бы, поживали и в ус не дули. Теперь вот в Корею залезли.
– Так и мы тоже туда же, – сказал Колесников и, раздернув шторы, застыл у окна, наблюдая городской пейзаж. – И потом… Нам что, шестую часть света просто так подарили? Тоже ведь завоевали.
– Да, только мы первыми не нападали. А лишние территории нам доставались в качестве приза для победителя, – возразил Полонский.
– Их можно понять. Вон десятки миллионов японцев сидят на своих утлых островах, а хочется побольше, чтобы нефть, лес и золото.
Колесников любил подобные интеллектуальные дискуссии, которые в последний период его жизни случались крайне редко.
Полонский затушил папиросу и, дотянувшись до стакана с холодным чаем, сделал пару глотков.
– Довольствуйся тем, что есть, коль не можешь расшириться мирным путем, чтобы к тебе самому захотели присоединиться. Вот японцы лезли то к нам, то в Китай. И что в итоге? Потеряли Курилы, Сахалин и в придачу атомные бомбы себе на голову получили. Теперь обслуживают американцев. Вот такой суверенитет.
– Шут с ними, с японцами. А тебе не кажется, что на нашем фронте атмосфера накаляется? Как-то все зыбко, вот-вот сорвется и понесет. Пока это все детские игры в поддавки. Уж поверь мне. Мы с фашистами стенка на стенку сотнями самолетов сходились.
Колесникова последнее время мучил этот вопрос, и он застыл в ожидании ответа.
– Не кажется, а так и будет. – Полонский сладко зевнул и потянулся. – Ладно, давай поспим, а вечером в ресторан – надо же с пользой потратить денежное довольствие.
Ресторанный зал выглядел солидно: деревянные столы с фигурными ножками, широкие кресла с резными спинками, хрустальная люстра и большие окна, задернутые плотными шторами. В углу, на небольшом возвышении, стоял рояль. Пианист пожилого возраста, облаченный во фрак, бегал пальцами по клавишам. Звучали классические мелодии, перемежаемые латиноамериканскими композициями, создающими праздничную атмосферу.
После окончания конференции милицейскую охрану сняли, и зал заполнился разномастной публикой. Попадались знакомые лица, примелькавшиеся еще в конференц-зале.
Внезапно Полонский разглядел француженку, сидящую в компании какого-то незнакомого лейтенанта – на мероприятии его не было.
– А наша коммунистка уже нашла себе пару, – с оттенком зависти заметил Полонский.
– Не завидуй, какие наши годы, – сказал Колесников. – А лейтенантик-то того, поплыл и, гляди, опять наливает. Толку-то от него…
Официант принял заказ: бутылку «Столичной», гуляш и салат.
– Превышаем «фронтовые» в два с половиной раза, – прокомментировал Полонский. Летчикам после полетов выдавали за ужином по сто граммов.