ПАРИС: После того, как папа написал пьесу, он отдыхал в санатории. Что тут такого?
ХЕТТИ: Мы все читали в "Дейли Ньюс", что он сделал.
ПАРИС: Папино имя много раз появлялось в газетах - с тех пор, как я себя помню.
ХЕТТИ: Я знаю, он знаменит, но...
ПАРИС: Папа отдыхал в санатории несколько месяцев и сейчас в полном порядке. Шикарный санаторий, там все время играют в теннис, а после обеда подают чай.
ХЕТТИ: Мне казалось, что в таких местах кошмарно.
ПАРИС: Теннис и чай после обеда?
ХЕТТИ: Я и не знала, что сумасшедшие пьют чай.
ПАРИС: Не говори сумасшедший. Мама сказала, что надо говорить "больной". А папа даже не был болен.
ХЕТТИ: Все-таки я пойду.
ПАРИС: Почему? Ты же только пришла.
ХЕТТИ: Боюсь твоего отца. К тому же мама запретила мне приходить сюда.
ПАРИС: Почему?
ХЕТТИ: Потому что мы раздевались и рассматривали друг друга.
ПАРИС: Зачем ты ей сказала?
ХЕТТИ: Я все ей рассказываю. А ты разве нет?
ПАРИС: Нет. К тому же, она бы меня не поняла.
ХЕТТИ: Не поняла? Моя мама была просто потрясена.(смакует эти слова) - Потрясена. (Обнимает Париса) - Парис, я с тобой какая-то сумасшедшая... Прости. Я не должна была произносить это слово. - Я хочу сказать, что без ума от тебя. (Входит Филипп).
ФИЛИПП: О!
ХЕТТИ (в смущении): Мне пора... (Убегает)
ФИЛИПП: Прекрасная Елена.
ПАРИС: Ее зовут Хетти.
ФИЛИПП:Я вошел в конце или в начале?
ПАРИС: Не понимаю, о чем ты?
ФИЛИПП: Четырнадцатилетний юноша должен бы понять.
ПАРИС: Мне не четырнадцать.
ФИЛИПП: А сколько?
ПАРИС: Пошел тринадцатый. В прошлом году ты прислал мне на день рождения игрушечный скафандр. Ты не помнишь, сколько мне лет?
ФИЛИПП: Пытаюсь.
ПАРИС: Детский скафандр. По правде говоря, я не ожидал от тебя подарка.
ФИЛИПП: Сын, у меня для тебя кое-что другое есть. (Идет к буфету, достает шахматы).
ПАРИС: Что это?
ФИЛИПП: Шахматы.
ПАРИС: Но это же твои. Их сделал твой отец.
ФИЛИПП: Он сам их выточил.
ПАРИС: Здорово!
ФИЛИПП: Шахматы напоминают мне о доме.
ПАРИС: О каком доме?
ФИЛИПП: Когда мы купили ферму, то было для меня, как если бы мы купили Уоллен.
ПАРИС: Уоллен?
ФИЛИПП: Дом Торо. Я мечтал о доме. Мечтал о себе.
ПАРИС: Здесь?
ФИЛИПП: Я решил купить коров и бросить пить.
ПАРИС: Ты же терпеть не можешь молока, па.
ФИЛИПП: Все лучшие годы своей жизни я мечтал любить молоко больше, чем виски, но у меня ничего не вышло.
ПАРИС: Очень жаль.
ФИЛИПП: Я мечтал, как встав на рассвете... дою корову...
ПАРИС: Ты так и не купил ее.
ФИЛИПП: Но мечтал о ней. Мечтал работать в саду...
ПАРИС: А сам платил мне, чтобы я следил за садом! Ты что, забыл, па?
ФИЛИПП: Ухаживать за кудрявым салатом, баклажанами, и красной капустой...
ПАРИС: Ты платил мне два доллара в неделю.
ФИЛИПП: Потом завтрак. Оладьи, домашние сосиски.
ПАРИС: А сам пьешь по утрам только кофе.
ФИЛИПП: Да ведь я мечтал! Мечтал, что каждый день работаю над романом. После полудня - починка изгороди, колка дров.
ПАРИС: Все это можно сделать и сейчас.
ФИЛИПП: Я мечтал о ферме в любую погоду... Мягкие майские дни... Зеленый летний пруд. Голубой октябрь, яблоки...
ПАРИС: Ты ведь работал, па, ты гнал яблочный сидр.
ФИЛИПП: Увы, гнал. Я мечтал о снежных зимних месяцах, мечтал, что на одном дыхании заканчиваю роман. Ты читал "Поворот винта"?
ПАРИС: Это ты написал?
ФИЛИПП: К сожалению, не я.
ПАРИС: Не грусти, па.
ФИЛИПП: Странное дело, Парис.
ПАРИС: Что?
ФИЛИПП: Мне казалось, что если я вернусь на яблочную ферму, то буду строчить как одержимый. Но за все утро, что я просидел, не вставая, сумел выжать из себя только отрывки и обрывки. Отрывки и обрывки. Думаю, надо подняться на чердак и вдохнуть аромат яблок.
МОЛЛИ (за сценой): Малыш, Малыш!
(Филипп уходит наверх. Входит Молли с двумя продуктовыми сумками).
ПАРИС: Почему ты плачешь, мама?
МОЛЛИ: Разве?
ПАРИС: У тебя на глазах слезы.
МОЛЛИ: Малыш, помоги мне. Цены на сельдерей просто сумасшедшие.
ПАРИС: Я не люблю сельдерей.
МОЛЛИ: Твоя пища должна быть разнообразной. Сельдерей полезен для крови, морковь улучшает зрение, шпинат дает силу. Что ты ешь, Парис?
ПАРИС: Соленые огурцы и пироги.
МОЛЛИ: Соленые огурцы и пироги! У тебя же будут ужасные газы!
ПАРИС: Не говори так. Мне неловко.
МОЛЛИ: Но это правда, малыш...
Парис уходит, хлопнув дверью. Входит мама Лавджой, за ней Сестрица, которая берет с полки книгу и начинает читать.
МОЛЛИ: Ужасно, когда сын хлопает дверью у матери перед носом. Даже просто закрыть дверь - и то нехорошо, "Насколько больней, чем быть укушенным змеей, иметь неблагодарного ребенка". Обязательное школьное чтение.
СЕСТРА: Молли, сколько тебе было, когда ты бросила школу?
МОЛЛИ: Четырнадцать. Я читала большой отрывок из "Короля Лира" и была первой по испанскому... Cierra la puerta. Вы говорите по-испански, Мама Лавджой?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Нет. У нас в Женской Академии был французский. Parlez-vous francais?
МОЛЛИ: Нет. Смешно, что из всей школы у меня в голове остались отрывок об укушенном змеей и cierra la puerta. Это значит закрой дверь.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Смешно, что ты запомнила именно это.
СЕСТРА: Ты ведь знала больше, Молли!
МАМА ЛАВДЖОЙ: Всю ночь думала. Думала, вспоминала, переживала. Помнишь, Молли, как ты выглядела, когда мы были здесь в последний раз?
МОЛЛИ: Перед тем, как Филипп меня бросил?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Ты так осунулась, что я испугалась, не старость ли твоя пришла. И тут я сказала себе: вот и Молли утратила свой блеск!
МОЛЛИ: Вы не только себе, вы и мне это сказали.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Но теперь ты опять прежняя. Та же фигура, и цвет лица, и жизнь в глазах.
СЕСТРА: Молли отлично выглядит - она так и светится!
МАМА ЛАВДЖОЙ: Я спросила себя: что это? Витамины? Или от природы? Сестрицу я с детства пичкала витаминами. Рыбий жир, печенье, шпинат. Худая была, как и сейчас, деревенское питание, а что толку?
СЕСТРА: Я здорова. Вот и весь толк.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Нет, не витамины. И не от природы. По-моему, причина может быть только одна.
СЕСТРА: О чем ты?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Я никогда раньше не употребляла это слово... ни одна леди не позволила бы себе этого. Но я рада, что теперь оно вошло в обиход.
СЕСТРА: Что?
МАМА ЛАВДЖОЙ: С-Е-К-С, вот что.
СЕСТРА: И об этом ты всю ночь думала?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Вот смотрю я на тебя... Когда ты выпрямишься, ты грациознее Молли. И фигура у тебя , на мой вкус, стройнее. Я люблю хрупкие, аристократичные фигуры. У тебя интеллигентный музыкальный голос.
МОЛЛИ: К тому же Сестрица умна...
МАМА ЛАВДЖОЙ: А что толку? Утонченность, обаяние, хорошие манеры ровно ничего не дают. Потому что землю заставляет вертеться это самое слово из четырех букв.
СЕСТРА: Я должна перестать быть собой?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Нет! Но ты или слишком возвышенна, или просто глупа, чтобы это понять. С-Е-К-С. Ты просто издеваешься надо мной!
СЕСТРА: Это как же?
МАМА ЛАВДЖОЙ: В восемнадцать лет ты появилась на балу в Пичтри. Ответственнейший дебют для любой девушки из Джорджии. Белое бальное платье с тысячью мельчайших складочек. Я сама его шила. Когда мы ехали на бал, я мечтала о принцах и будущих президентах - я надеялась. А чем все кончилось?
СЕСТРА: Меня стошнило
МАМА ЛАВДЖОЙ: После всех моих надежд и мечтаний она стояла в бальном зале, и там... прямо там...
СЕСТРА: Я ничего не могла поделать, мама, я так волновалась!
МАМА ЛАВДЖОЙ: Вот так вы издеваетесь надо мной, мисс. В мое время девушка не зависела от этого слова из четырех букв. Тогда предпочитали обаяние и живость. Достаточно было одной привлекательности. Джентльмены приезжали ухаживать за мной даже с Чаттахучи и из Джоплина. Меня рассматривали, мною любовались, делали предложения, чествовали. Я была самой красивой в Сесайти-Сити.
СЕСТРА: А потом ты встретила папу.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Жарким полднем я шла через площадь у здания суда, и что же я там увидела?
МОЛЛИ: Мистера Лавджоя?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Греческого бога и к тому же совершенно мне незнакомого. День был жаркий, а меня трясло от макушки до кончиков пальцев.
МОЛЛИ: Вы хотите сказать, что это была любовь с первого взгляда?
СЕСТРА: По-моему, это был секс.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Не говори это слово.
СЕСТРА: А потом все пошло к чертям.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Не будем об этом.
СЕСТРА: Он оставил тебя, мама. Бросил без средств и с двумя детьми.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Довольно, Лорина.
СЕСТРА: Ты испробовала все, чтобы его найти. Даже дала объявление в газету.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Моя семья предприняла осторожные поиски.
СЕСТРА: Которые ни к чему не привели. Он исчез и унизил тебя, как ты пытаешься унизить меня.
МАМА ЛАВДЖОЙ: О-о, вон он идет из флигеля, наш мистер Такер. Я всегда мечтала, чтобы Сестрица вышла замуж за врача. Сама-то она здорова, а вот я иногда неважно себя чувствую.
СЕСТРА: О чем ты?
МАМА ЛАВДЖОЙ: В этом розовом платье ты кажешься бледной.
СЕСТРА: Я пожалуй пойду наверх.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Ты останешься здесь, и будешь вести себя прилично.
(Входит Джон)
Легок на помине! Мы как раз о вас говорили, мистер Такер.
ДЖОН: Вот как?
МАМА ЛАВДЖОЙ: Вы не женаты?
ДЖОН: Да, разведен.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Работаете?
ДЖОН: Я архитектор.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Ну что ж, тогда присядьте вон на кушетку рядом с Сестрицей. Выпрями-ка спину, Сестрица. Не тяни шею, как гусыня. Сними очки.
СЕСТРА: Я ничего не вижу без очков.
МАМА ЛАВДЖОЙ: Когда в 12 лет ты оказалась у окулиста, я подсказывала тебе буквы. Красавица в очках - загубленная жизнь.