Видный церковный деятель начала XX века архиепископ Никон пишет, как каскад безверия обрушился на Россию. Под большой праздник молодые фабричные учинили пляску с гармоникой вокруг храма, а когда батюшка пристыдил их, они выбили стекла, зажгли дом и чуть не убили пастыря (Архиепископ Никон Рождественский. Православие и судьбы России. Псково-Печерский монастырь, 1995. С. 76). «Да, – замечает владыка, – таких случаев и даже более возмутительных – не перечтешь, история последних ПЯТИ – несчастных для России лет (написано в 1910 году. – В. О.) переполнена ими. И везде зараза, соблазн идет от тех, кто считает себя интеллигентом. А считают себя таковыми и сельские учителя и учительницы, и фабричная администрация, и фельдшера, и волостные писаря… Весь запас их «знаний» ограничивается газетной и брошюрной трухой, да много-много каким-нибудь справочником из множества уличных изданий…» (Там же, с. 77). Образованцами назвал этих «вольнодумцев» А. И.Солженицын.
Космополитическая аристократия, годами квартирующая на Елисейских Полях, презревшая Святую Русь, духовно сошлась с нигилистами «иных чинов». Два отдельных стана – фрондирующего дворянства и остервенелых разночинцев – соединились как кремень с огнивом. Так и пошло: сверху – либералы, снизу – социалисты. А цель одна: сокрушить «клерикальную деспотию», Веру, Царя и Отечество. Эдакие братья по духу. Или братья по ложе. Орден русской интеллигенции. Строить элеваторы, совершенствовать агрокультуру для тех же якобы любимых ими крестьян – нет, это не для них, как говорил В. В.Розанов. Им подавай пожар и светопреставление.
И.С.Глазунов с горечью отмечает, что уже в 40-х годах XIX века, в царствование Николая Первого, «возникает духовный заместитель запрещенного масонства – Орден Русской Интеллигенции». И как раз с рождения этого неформального ордена начинается Второй период европеизации. Теперь уже не цари, не Анна Иоанновна и Петр Третий, а так называемая интеллигенция ратует за европеизацию, за полное копирование западных идей и западного бытия, за отказ от самобытных начал русской православной цивилизации. Не следует путать интеллектуальный, образованный слой в целом с «интеллигенцией» в специфическом значении этого слова.
Нигде в мире не оказалось той самой специфической русской «интеллигенции», как у нас. Известна крылатая фраза, что Германию объединил не Бисмарк, а учитель гимназии, прививавший своим ученикам идеи патриотизма, единства и величия Германии. У нас, к сожалению, наоборот, преподавателями чаще всего были те самые интеллигенты, о которых идет речь. Вольнодумцы, космополиты, западники, а порой даже социалисты и нигилисты. Герцен радовался успехам англичан и французов в Крымской войне и писал, что был бы рад со своей типографией переехать «в английский город Одессу». Борис Башилов в своей «Истории русского масонства» пишет: «Образованный слой существует во всех странах мира, специфическое понятие «интеллигенция» появилось только в России, когда после совершенной Петром Первым революции в России образовалась особая космополитическая прослойка, которую пришлось обозначить позднее особым именем». И если образованный слой всякой страны опирается в своем творчестве на духовные основы своей национальной культуры, то русская интеллигенция с момента своего появления «с яростной ненавистью отрицает все основы русской самобытной культуры» и даже не допускает в принципе возможность самобытной культуры. «Я жид по натуре, – писал Белинский Герцену, – и с филистимлянами за одним столом есть не могу». А в письме Боткину писал так: «Отрицание – мой Бог. В истории мои герои – разрушители старого: Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы, Байрон («Каин») и тому подобное». И еще: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью». Чем, собственно, отличаются по сути Герцен и Белинский от большевиков XX века? Ведь эти два кита были по существу создателями «передовой» интеллигенции (в специфическом значении этого слова), представлявшей, по словам Анненкова, «как бы воюющий орден, который не имел никакого письменного устава, но знал всех своих членов… и который стоит поперек всего течения современной ему жизни…» Анненкову вторит Бердяев: «Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами…»
Цель Ордена Русской Интеллигенции, как ее сформулировал цитируемый Глазуновым Башилов: «разрушение Православной Церкви, Русского национального государства и борьба со всеми проявлениями самобытной русской культуры».
Одни интеллигенты в этом Ордене работали в сфере подготовки революции духа, революции сознания, другие непосредственно готовили насильственное свержение монархии. И те, и другие были лакеями мирового масонства. «Русская интеллигенция, – пишет Башилов, – космополитическая по своим идейным устремлениям, враждебно настроенная ко всем основам русской культуры, духовно есть дитя европейского масонства» (стр. 485). Этот орден был одержим идеей революции для завоевания свободы. Масонской свободы и масонской республики. С начала появления Ордена в России возникла атмосфера непрекращающейся гражданской войны. Конкретно мы это можем проследить с момента выстрела Каракозова в Царя Александра Второго 4 апреля 1866 года и почти непрерывно до Февральской революции 1917 года. Короткое затишье было в 80-е годы (Надсон и К° ныли по поводу «безвременья»), при Александре Третьем, но и тогда продолжалась подрывная лишь слегка замаскированная деятельность через либеральную печать. Вообще термин «интеллигент» был запущен писателем Боборыкиным в 1876 году и обозначал не высокоразвитого и образованного человека, а «передового», «прогрессивного», ненавидящего трон и алтарь. Самой характерной чертой, отделяющей членов Ордена от обычных представителей образованного слоя, была тоталитарность их мировоззрения. Интеллигенция считала себя штабом революции и таким штабом была. Им важно было любой ценой добиться уничтожения русского национального государства. Им нужен был не ремонт, а снос здания полностью и чтобы новое строить без единого кирпича старого. Как образно писал профессор Степун в 1894 г., революционная идеология в России была тою силою, которая «десятилетиями расстреливала из приземистых крепостей толстых журналов и газетных траншей все самые талантливые явления русской духовной жизни: русскую религиозную философию, русский символизм, все передовое антипередвижническое искусство, Розанова и даже… Достоевского» (Башилов, с. 506). А все, что внесла в русскую культуру сама эта интеллигенция, все отмечено печатью второго сорта. Орден обеднял, выхолащивал культуру, затруднял ее развитие. После революции этот орден выродился в большевизм, беспощадно разрушавший уже всякую «непролетарскую» культуру.
В августе 1970 года мне случилось побывать в квартире бывшего депутата Государственной Думы В.В.Шульгина на улице Осипенко во Владимире. (Я не стал клеймить 92-летнего старика за его предательство 2 марта 1917 года, когда он давил на Царя, чтобы тот отрекся от престола и чтобы началась Смута, не кончившаяся и по сей день, в октябре 2006 года.) Думский «националист» поведал, в частности, о том, как однажды в Думе его соратник Пуришкевич протянул бечевку от одной стены дворца до другой и на ней вплотную фото к фото прикрепил лики жертв революционного террора за последние годы. Фотографий хватило на весь огромный зал. Увы, либеральное думское большинство не питало жалости к убитым. Более того, когда П.А.Столыпин предложил парламентариям осудить террор, либералы дружно отказались. В интеллигенции «сложилось представление о «революционном правосудии», и с «готтентотской моралью»… общество оправдывало, а то и одобряло эти самочинные «казни» за неугодное направление, и возмущалось, когда правительство в некоторых случаях отвечало на убийства смертными казнями». (С.С. Ольденбург. Царствование Императора Николая И. Т. 1. М., 1992. С. 207). У В. В. Кожинова находим подсчеты американского историка Анны Гейфман о мучениках красного террора в России в 1900-х годах: революционеры убили во имя светлого будущего около 17 тысяч человек (В. В. Кожинов. Загадочные страницы истории XX века. М., 1995. С. 128).
Во имя ГУЛАГа, во имя еще более кошмарного террора «сверху», во имя нищеты и бесправия, а затем, после 1991 года – во имя криминально-олигархического беспредела. За все это мы должны «благодарить» революционеров начала XX века, впрочем, как и их предшественников в XIX веке.
Во время войны с Японией образованное сословие предприняло наиболее раннюю попытку переворота. В Париже с 30 сентября по 9 октября 1904 г. проходит ПЕРВОЕ СОВМЕСТНОЕ совещание либералов и революционеров. Договорились вместе бороться за «уничтожение самодержавия» и расчленение России, зашифрованное «правом национального самоопределения» российских народностей (поляков, латышей, грузин и т. д.). Союз с демократами не помешал социалистам собраться потом отдельно, высказавшись за поражение России и расширение террора. Деньги получали от американо-иудейских капиталистов и спецслужб Японии (свидетельства имеются). Одновременно монархию атаковали земцы. При попустительстве либерального министра внутренних дел земские деятели учинили сборище в Петербурге, выставили лозунг конституции, попутно – потребовали «равенства» всех наций и конфессий.
Разъехавшись, господа устроили по губерниям шумную банкетную кампанию. И уже черниговский предводитель дворянства телеграфирует Государю, чтобы он убрался в тень, подобно английскому королю. Эти выступления, собственно, и стали прологом массовых беспорядков 1905 года.
Но когда манифест 17 октября 1905 г. даровал алчущим «неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов», т. е. антиправительственных партий, и разрешил выборы в Думу, оказалось, что желанный плод уже стал не сладок. «Старухе»-интеллигенции понадобилось теперь «столбовое дворянство».
Через 5 лет, в ноябре 1910 года, умер Л.Н.Толстой – великий писатель и еретик. Тысячи гуманистов устремились в Ясную Поляну. Нет, не автора «Войны и мира» хоронили прогрессивные толпы. Они чтили врага Православия, отлученного от Церкви. Городовые, сопровождавшие процессию, не сняли фуражек. Толпа заставила этих единственных в колонне православных христиан обнажить головы перед иудой. Поистине взбесились отщепенцы: в Санкт-Петербурге три дня подряд – 8, 9 и 10 ноября 1910 года гудели уличные демонстрации – впервые со времен Пятого года. На несколько часов было прервано движение на Невском. Где же оказались через 8 – 10 лет пламенные толстовцы? Кто-то, быть может, сделал карьеру у большевиков. Но остальные гуманоиды были либо расстреляны, как заложники, а их щелкали, как мух, либо замучены, как буржуи, либо пали от организованного голода. Все образованное сословие, вся «чистая публика», десятилетиями проклинавшая алтарь и трон, сгинула в одночасье. Поразительный случай в истории: рвались неукротимо и яро к вожделенной пропасти, бились за то, чтобы полететь в бездну. Осуществили свою лучезарную мечту: свергли Божьего Помазанника и почти все поголовно в кратчайшие сроки испепелены «союзниками», крайним своим крылом и сумасшедшей массой. Генерал Рузский фактически арестовал Царя за день до «отречения» – 1 марта 1917 г. во Пскове, лишил своего Императора всякой связи, включая телеграф и телефон, с Петроградом и страной. И сам через полтора года был изрублен, как кочан капусты, своими солдатами, «освобожденными» от чести и долга. Генерал Алексеев – главный виновник гибели Российской империи – сдал Царя супостатам, арестовал Помазанника и сам спустя пару месяцев – 22 мая 1917 г. – был вышвырнут за ненадобностью Временным правительством с поста Главнокомандующего. Лимон выжат и выброшен мировой закулисой. Жалкий лепет изменника: