«На Вече!
Двадцатый век – век прогресса науки и техники, и в то же время век небывалого развития корыстолюбия и преступности. В погоне за личным материальным благополучием люди стали равнодушными к духовным сокровищам прошлых столетий. Это наблюдается в равной степени и у нас, и на Западе. Но нас, естественно, прежде всего заботит Россия – наша мать, боль и надежда.
Наше нравственное состояние оставляет желать много лучшего. Эпидемия пьянства. Распад семьи. Поразительный рост хамства и пошлости. Потеря элементарных представлений о красоте. Разгул матерщины – символа братства и равенства во хлеву. Зависть и доносительство. Наплевательское отношение к работе. Воровство. Культ взятки. Двурушничество как метод социального поведения. Неужели это все мы? Неужели это – великая нация, давшая безмерное обилие святых, подвижников и героев?
Да имеем ли мы право именоваться русскими? Словно зараженные бешенством, мы отреклись от своих прадедов, своей великой культуры, героической истории и славного имени. Мы отреклись от национальности. А когда мы пытаемся теперешнюю пустоту и убожество назвать тысячелетним словом, мы только оскорбляем святое имя.
И все же еще есть русские! Еще не поздно повернуться лицом к Родине. Обратиться к материнской земле, к наследию праотцов.
Нравственное всегда национально. Аморализм не имеет нации. Возродить, сберечь национальную культуру, моральный и умственный капитал предков. Продолжить путеводную линию славянофилов и Достоевского.
Предстоит большая и тяжкая работа. Мы изолированы друг от друга. Мы выварили мысли в своем соку, не обмениваясь, не споря. Вынесем их теперь на русское вече. Пусть мнения противоречат, пусть один опровергает другого. Все наши споры должны иметь одну цель – благо России.
С этой целью мы приступаем после длительного молчания к изданию РУССКОГО ПАТРИОТИЧЕСКОГО журнала. Мы приглашаем всех патриотов к участию в нашем журнале.
Да благословит нас чистый, немеркнущий лик России!
На Вече!
Редакция.
Январь 1971 г.».
Куском отнятой жизни обошлась мне путеводная линия славянофилов и Достоевского. Плюс – потоком инсинуаций и клеветы. Например, я совсем не ждал удара от представителя Русской Православной Церкви. Между тем, пока я сидел под следствием во Владимирской тюрьме, священник-экуменист Александр Мень дал интервью западным корреспондентам, в котором обозвал «Вече» шовинистическим и антисемитским журналом (в унисон Якиру). Игорь Ростиславович Шафаревич поправил Александра Меня, но поправку известного академика-патриота никто на Западе не пожелал печатать. Не хотели обижать батюшку. Чекисты, конечно, радовались: каждый плевок из несоветской среды как бы подкреплял и усиливал позицию карателей. Радовала чекистов и другая писулька за подписью Репникова и других прогрессистов, «преодолевших» христианство.
Журнал выходил три года, по три номера в год. На каждой книжке (а это был толстый «кирпич» страниц на триста) я ставил свою фамилию и адрес. Категорически отвергал всякое поползновение на «подполье». Вот он я, не нравится – берите, сажайте. Хотя сажать – если подходить строго, согласно УК РСФСР с комментариями – было не за что: никаких «выпадов» против «советского социалистического строя» не было. «Выпадов»-то не было, но была другая идеология – национально-православная. Такое не вязалось с обычаями советской жизни. Первый год власти довольствовались угрозами через моих знакомых: «Его песенка спета, мы его вот-вот посадим» или «Сидеть будет до седых волос» (они не лгали: так и случилось). Я жил в ожидании ареста в любой день и час. Отдежурив смену в пожарке города Александрова Владимирской области, еду на электричке в Москву (с заездом в Заветы Ильича), где, собственно, и готовил очередной номер. Чекистский «хвост» часто сопровождал меня уже от александровского вокзала. Однажды, не заметив «топтуна», привез его за собой к одной из машинисток, печатавших «Вече», Н. Н. Орловой. Гебисты потом явились к ней с угрозой: «Как можете Вы, комсомолка, печатать такое мракобесие?» Журнал изъяли. Орлова, естественно, от дальнейшей работы отказалась. Вдруг чекисты пустили слух, что я арестован. Якир посылает Аду Найденович проверить это. Та, взволнованная, прилетает в Заветы Ильича (по Ярославской дороге), где я тогда обитал после дежурства. Я мирно печатаю на машинке. – «Слава Богу – не арестован». Вообще политическая тематика в журнале отсутствовала. Печатались материалы о Православии, Церкви, о взглядах славянофилов, Достоевского, К.Леонтьева, других русских мыслителей, об охране окружающей среды, об охране памятников, о демографических проблемах русского народа… Обо всем, только не о КПСС и советской власти. Исключение составила одна статья – «Русское решение национального вопроса» (к 50-летию СССР) в шестом номере от 19 октября 1972 года. Писалась она коллективно, хотя наибольший вклад, пожалуй, внесла С.А.Мельникова, едва ли не самый усердный из моих помощников. Чекисты приписали статью мне и за нее я тоже получил срок, но я никаких показаний на следствии не давал, ничего не «уточнял», и версия гебистов вошла в текст приговора. Позже, когда я глухо сидел в Мордовии, издательство «Посев» по собственной инициативе включило редакционную статью в мой сборник, а в период перестройки «Наш современник» опубликовал ее среди моих материалов. И вдруг мой бывший друг А.М. Иванов, за которого я бросился на амбразуру 9 февраля 1959 г., публикует в газете «Русский вестник» (№ 6 за 1993 г.) заметку «Вношу уточнения!», что эту статью сочинил он, а не Осипов, и затем дает реестр своих публикаций во избежание «краж» (!) в будущем. Далее следует заведомая выдумка: «Странно также, что В.Н. Осипов включил ее в изданный НЕДАВНО сборник своих статей». Где и когда издан этот фантастический сборник и кто издатель, естественно, «без уточнений». Действительно странно, зачем лгать? (М.Ю.Лермонтов: «Или друзей клевета ядовитая…») Между тем он присутствовал на зачтении приговора по моему делу, в котором «его» якобы статья приписывалась и инкриминировалась мне, и мог бы заявить протест: дескать, это моя статья, судите за нее меня, а не Осипова. Однако протеста не последовало. Еще раз уточняю: статья редакционная, больше всех над ней работала Светлана Александровна (именно она, к примеру, сделала вставку о составе советской делегации в Лиге Наций – там не было ни одного русского!), а Анатолий Михайлович принимал лишь частичное участие. Я же не только не автор статьи, посвященной 50-летию СССР, но, будучи монархистом и антикоммунистом, заведомо не мог ни написать ее, ни поставить под ней свою подпись. Ни тогда, ни теперь я не мог утверждать, что якобы не может быть «никакого противоречия между русским и советским патриотизмом», как, видимо, и по сей день убежден в этом Анатолий Михайлович. После бурного обсуждения на редколлегии я, хотя и не согласный в чем-то, все же дал добро на публикацию статьи в качестве редакционной. Ибо главная мысль сводилась к тому, что, несмотря на торжество нерусской стихии в Октябре и в Феврале, «можно твердо верить в одно: новая федерация народов создана была по-русски». То есть, в отличие от Америки, уничтожившей национальные отличия «в огромном котле стандартизованного образа жизни», и Китая, покончившего со всяким некитайским началом вообще, в Союзе ССР – во всяком случае, это было провозглашено – реализовалось равенство наций, равенство их прав на развитие своей самобытности. Здесь, конечно, много спорного, были 20-е годы, когда иудео-большевики пестовали любую народность, кроме русской, были 60-е годы, когда масонствующий Хрущев стирал различия у всех народов. Но важна сама по себе обнаженная идея о том, что русский народ никого не давил и не поглощал иные этносы.
Видимо, эта статья вызвала критику А. И.Солженицына, который счел, что «группа В. Осипова, самиздатский журнал «Вече», дескать, потянулись «прислониться для опоры и защиты к чему-то крепкому, уже реально существующему», «поддалась тому мифу о якобы начавшемся национальном перерождении коммунизма…»[39]. Неужели пятнадцать лет в два захода я отсидел в лагерях за «прислонение» к советской власти? Причем в зоне принадлежал к самым «неисправимым», к зачинщикам всяких голодовок и забастовок. Но в данном случае признаю: среди широкого круга вечевцев действительно теплилась надежда на эволюцию советского режима в лучшую сторону, в перспективе – в национально-православную. Было немало живых людей в партийном и советском активе 70-х годов, мысливших патриотично. Считали даже покровителем русофильства члена Политбюро Д.С.Полянского. Русофоб Андропов, конечно, пресек эти иллюзии. И государство затем – при Горбачеве и Яковлеве – действительно переродилось, только в худшую, русоненавистническую сторону.
Характерно, что другой русский патриот – С.Ю. Куняев упрекает нас в прямо противоположном – в «борьбе» с Советским государством. Он пишет: «Разрушать же государство по рецептам Бородина, Солженицына, Осипова, Вагина с розовой надеждой, что власть после разрушения перейдет в руки благородных русских националистов? Нет, на это мы не могли делать ставку»[40](…). Я и по сей день не думаю, что своим лишенным политики православно-славянофильским журналом «разрушал государство». «Мы не могли», – пишет
Станиспав Юрьевич. Но кто эти «мы»? Член редколлегии «Нашего современника» С.Н.Семанов чудом не сел через несколько лет после меня. В конце срока ко мне в зону прибыл чекист из Москвы и часов пять пытал (конечно, не щипцами), силясь хоть что-то вытянуть о Семанове. Я упорно лгал, заявляя, что лично не знаком с Сергеем Николаевичем и что свидетель А.М. И., давший показания о его, Семанова, сотрудничестве с «Вече», возводит напраслину. «Мы вас посадим в третий раз – теперь за дачу ложных показаний!» – рассвирепел следователь. «Сочту за честь сесть по такой благородной статье!» – парировал я.
Когда с 28 ноября 1974 г. по июнь 1975 г. меня трясли во Владимирской тюрьме по делу № 38 – об издании «антисоветского» журнала «Вече», – я не дал показаний ни о ком, изо дня в день твердил одно: «Не скажу. Не скажу. Не скажу». А если бы сказал? Как знать, быть может, не один и не двое из тех, кого Станислав Юрьевич з