Через несколько дней большую встречу с русской общиной города и окрестностей нам с Огурцовым устроил в своем монастыре Архиепископ Германский и Берлинский Марк. Затем мы посетили Париж, где нас тепло встретили «Витязи» – члены замечательной русской организации во главе с Кириллом Иоанновичем Ренненкампфом. Были встречи с официальными французскими деятелями, в т. ч. с главой Социал-христианской партии Дайе и с председателем парламента. Они, кажется, нас перепутали с христианскими демократами. Первоначально была обещана моральная помощь и иная, но, поскольку они довольно быстро раскусили, что мы – почвенники, защитники национальных интересов России, то в помощи было молча отказано. С их слов, им оказался идейно ближе христианский демократ Александр Огородников.
Кирилл Иоаннович свозил нас в Брюссель, где также пообщались с русской общиной, побывали в Храме Святого Царя-Мученика Николая Второго. Слетали в Америку, имели теплые встречи с нашими соотечественниками в гор. Энн Арбор (штат Мичиган), Нью-Йорке (с редакцией и активом журнала «Русское Возрождение» и с незабвенным протоиереем отцом Александром Киселевым), Вашингтоне, Сан-Франциско.
По окончании поездки я узнал о клеветнической кампании, развязанной юристом Валентиной Шиманюк, примкнувшим к ней Б.Аверичкиным, а также лицами, которых я в глаза не видел и никогда с ними не общался. Они «сняли» меня с должности председателя ХПС и всячески поносили. За что – не понятно. Использовались исключительно отвлеченные, абстрактные слова. «Да вот он общался в Вене с экуменистами из Христианского Интернационала», – кажется, это был единственный довод моих хулителей. Повторяю, ни я, ни И. В. Огурцов не молились с католиками и протестантами, присутствовавшими на Венской конференции, как это делают некоторые наши архиереи, а только слушали их выступления, и я выступил со своим (критиковал нашу богоборческую власть на местах за продолжающийся зажим верующих). Естественно, я посчитал ниже своего достоинства оправдываться перед персонажами, которые все выдумали «от фонаря», и просто перестал с ними общаться. Я заметил, что есть люди, которые охотно подписывают неведомый компромат на общественного деятеля, тем более на многолетнего узника ГУЛАГа, но сами потом отлынивают от позитивной работы и уходят в тень. Исчезают во мгле. Пошумели, поорали, подписали и сгинули. «Сняли» председателя ХПС, но сами в «хорошем» и «обновленном» ХПС работать не пожелали, испарились. Исчезла куда-то и юридически подкованная Валентина Ивановна. Впрочем, до исчезновения она еще успела слетать в Германию, пройтись по моим следам и даже в одной белоэмигрантской газете появилась почтительнейшая заметка «Шиманюк в Мюнхене».
Я продолжал работать с теми, кто остался со мной. Мы по-прежнему проводили каждый вторник собрания на Покровском бульваре, в здании ВООПиК. Летом 1989 г. в ХПС вошла новая большая группа православных фундаменталистов: бывший политзэк, художник и публицист В. К.Демин, А.А.Зеленов (депутат одного из райнов гор. Москвы), А.А.Широпаев (тогда он был, как нам казалось, твердым христианином и монархистом) и другие. Вступила в Союз активистка трезвеннического движения Т.Г. Коломиец, вместе с которой мы позже пытались организовать православную поземельную общину в селе Ильинское, Переславль-Залесского района Ярославской области. Несколько лет под руководством Татьяны Григорьевны при нашей организации существовал Центр по избавлению от алкоголизма и табакокурения, где занятия велись на строго христианской основе.
В октябре 1989 г. делегация ХПС ездила в Ярославль, на учредительный съезд Народного фронта РСФСР. Инициатором фронта стал союзный депутат Оболенский. Организаторы, видимо, не хотели отставать от прибалтов, которые уже вовсю лепили свои «фронты», ставшие очагами западничества, сепаратизма и русофобии. В Народном фронте РСФСР, провозглашенном в Ярославле, еврейско-либеральная струя, как нам показалось, не доминировала. Было много хороших русских лиц, жаждавших обновить Отечество. Мы (ХПС) составили как бы православно-монархическую фракцию в этом русском фронте. Правда, он приказал долго жить. Я еще пару раз участвовал в заседаниях исполкома (членом которого меня избрали), но потом все заглохло. Возможно, потому и «заглохло» (т. е. демократы разочаровались в национальном составе организации: русские явно преобладали), что мы, почвенники, заняли там прочные позиции. Мне поручено было курировать Урал, там про меня шипели: «Он нам христианизирует Урал» (о, если бы так!). Помню, как в Петербурге, на собрании Исполкома один демократ встревоженно сказал: «Надо срочно ехать в Молдавию. Там происходят ужасные вещи». Какие? В Молдавии, как и в Прибалтике, и в других союзных республиках, разгоралось пламя ненависти к русским. Особенностью Молдавии было то, что русофобия там сочеталась с пламенным юдофобством. Видимо, дух Антонеску еще был жив. Если поэтесса Леонида Лари, лидер Народного фронта Молдовы, на митингах орала: «Вымоем асфальт русской кровью!», то другие сепаратисты шли дальше: «Утопим русских в еврейской крови!» или «Русских – за Днестр, евреев – в Днестр!» Кстати, Горбачев на все это взирал благодушно. Он только болел за «территориальную целостность» кишиневского этнократического режима. Так вот вышеупомянутый демократ из Исполкома болел именно из-за юдофобства, когда говорил о «страшных вещах в Молдавии».
Переворот
Шли дни, казалось бы, похожие друг на друга. А между тем совершался тихий переворот, бесшумная и пока бескровная революция. От Октября к Февралю – в обратную сторону. И переворот этот совершали не диссиденты, не антисоветчики, а сами коммунисты, партийно-советская номенклатура. Александр Зиновьев много брал на себя, когда говорил: «Мы целились в коммунизм, а попали в Россию!» Никакие Зиновьевы не были страшны советской власти. Советский режим был свергнут советской элитой. И быстро – за 2–3 года. Так считает и академик И.Р.Шафаревич: «Весь этот экономически-политиче-ский переворот был произведен быстро – за 2–3 года. Важно было, чтобы основная масса народа не успела осознать, что же происходит: что их сбережения исчезнут, пенсии сократятся, как шагреневая кожа, что учителя и инженеры превратятся в «челноков», офицеры будут уволены. Всю систему тогдашних реформ один из главных организаторов назвал «операцией, проводившейся под наркозом, без согласия больного».[48]
История полна белых пятен. Только мы этого часто не подозреваем. Большинство довольствуется трактовкой школьных учебников или версией пропаганды. Например, о французской революции и по сей день многие думают, что она произошла стихийно, непроизвольно, вследствие королевской тирании и феодальных тягот. Хотя на самом деле была заранее спланирована скрепленной, как обруч, организацией. Октябрьский переворот 1917 года был бы немыслим без астрономических финансовых вливаний германского Генерального штаба. Много неясного в событиях начала советско-германской войны. И вот теперь – феномен Горбачева, Яковлева и их сообщников. Когда мы получим полную и достоверную картину «мирной» революции в СССР – России 1989–1991 годов? Какое решение верховной власти стало решающим на пути от «октябрьского» режима к «февральскому»? Еще 14 августа 1986 г. Совет Министров СССР разрешил создание кооперативов по сбору и переработке вторичного сырья. «Кооперативы» и отдельные граждане стали нести все, что плохо лежит, во вторсырье, даже вырытый из-под земли кабель и провода высоковольтной линии. 19 августа 1986 г. около 60 предприятий и 20 министерств получили право самостоятельно выходить на внешний рынок. Какая внезапная свобода, можно сойти с ума. 19 ноября 1986 г. был принят закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», который разрешил частное предпринимательство и создание кооперативов. Директора заводов стали создавать при своих предприятиях кооперативы, которые получали по прежним (т. е. низким) ценам сырье, а продавали изделия втридорога, и зарплату «кооперативщики» стали получать «буржуазную» и выше «буржуазной», хотя работали, как и прежде, по-советски. Горбачевские кооперативы, на мой взгляд, стали первым знаковым явлением большого обмана. Новации генсека особенно зримо проявились в массовом переводе бесплатных туалетов в платные. Горбачев – отец платных туалетов. Впоследствии он сдаст ГДР, Восточную Европу, осуществит фантастическое одностороннее разоружение, подарит любимой Америке континентальный шельф Берингова моря, но начал он почему-то с общественных уборных. Физическая нужда должна оплачиваться – в этом, видимо, прораб перестройки усмотрел суть капитализма, индивидуализма и эгоизма. В дальнейшем количество туалетов значительно сократилось, а оставшиеся практически все стали платными.
Удивительно «вовремя» случилась авария на Чернобыльской АЭС – 26 апреля 1986 года. Неоднократно поступали сообщения о сознательном, рукотворном характере случившегося.[49] Катастрофа не только «явилась одним из факторов активизации переговоров о сокращении ядерных вооружений», как справедливо пишут историки А.С.Барсенков и А. И. Вдовин.[50]Советский Союз после Чернобыля оказался побитой собакой и в глазах зарубежного мира, и в глазах значительной части собственного населения. Именно после взрыва в 350 «Хиросим» Горбачеву, Яковлеву, Шеварднадзе и их сообщникам было легче разоружать государство. С другой стороны, чернобыльское «попустительство» и «банкротство» компрометировало политический режим, с которым морально стало легче бороться. Вот, мол, наглядное свидетельство советской бестолковщины, гнили, бардака на фоне великой рыночной системы Запада. Наглядное свидетельство жизненной необходимости реформ Горбачева. И как раз после Чернобыля «в мае – июле 1986 г. термин «ускорение» постепенно вытесняется понятием «перестройка», а «перестройку» генсек отождествил с «революцией».[51]