езание» приедается, истощает свой ресурс, остается лишь пустая оболочка. Можно сколько угодно пытаться вернуться туда, вновь и вновь искать в нем успокоения, но как прежде уже не будет, а потом оно и вовсе перестанет срабатывать. Тебя опять с треском вышвыривает в реальность, и приходится ждать, когда по какому-то наитию удастся создать в воображении новое прибежище.
Глава 13
Потихоньку мы с Джейком начали обустраивать свой «дом с привидениями». Точнее, обустраивал я один и только ту комнату наверху, в которой, как думал Джейк, была застрелена миссис Лорримор и где мы с ним читали и вообще проводили бульшую часть времени. Я присматривал все, что плохо лежало, и быстро наловчился утаскивать к себе всякую всячину. В школе как раз ремонтировали класс музыки и много чего повыкидывали, так что я, как сорока, просто хватал все подряд. Потом я подметил мусорный контейнер у одного из особняков на Истхем-стрит — это улица примерно в миле к северу от карьера, самая престижная в городе. Лужайки перед домами там такого размера, что их нужно подстригать на самодвижущейся газонокосилке, похожей на маленький трактор, а гаражи величиной с небольшой дом. Все детишки щеголяют в фиолетовой форме частной школы Гринхерст и с учениками обычных школ не пересекаются, да и в городе их не увидишь. На самой Истхем-стрит тоже никогда не встретишь тех, кто там живет, — только собачников из других районов, которые ведут своих питомцев на прогулку в лес и лишь глазеют по пути на роскошные особняки. Тот контейнер я заметил случайно, когда шатался по улицам. Он стоял у окончания длинной подъездной дорожки и был заполнен вещами, которые мусором ну никак не назовешь. Я присмотрел там себе кое-что и вернулся с наступлением темноты. Но когда дошло до дела, мне все-таки стало как-то не по себе. Я стоял и пытался убедить себя, что раз эти вещи выбросили, значит, они никому не нужны. И все же я чувствовал себя почти вором… однако никто не заорал из окна, не погнался за мной, да и у меня в любом случае была двухминутная фора — пока там хозяин добежит от двери дома. Побыстрее убравшись с Истхем-стрит, я припустил по тропинке через лес, ведущей прямиком к карьеру, — так меньше шансов наткнуться на кого-нибудь по дороге, и до места я добрался без приключений. Впрочем, если бы кто и увидел здоровенного оболтуса, несущего в потемках торшер на плече, вряд ли сказал бы хоть слово — а то еще этим же торшером и приложит.
К следующему приходу Джейка в комнате стояли старые школьные стулья, белый пластиковый столик, прикроватная тумбочка, чтобы хранить всякую всячину, и торшер — электричества у нас, конечно, не было, но он как-то вписывался в общую обстановку, с ним комната казалась уютнее. Джейк пришел в восторг, и мне стоило немалого труда ближе к вечеру вытащить его оттуда и отвести домой. Правда, так уже бывало и раньше. Последние несколько недель он при наших встречах всегда вначале как-то хмурился, потом понемногу вновь становился самим собой, а к концу дня, когда наступало время расходиться, опять притихал. Я думал, это из-за матери — ну, тут легко понять — или в школе что-нибудь, но он на мои расспросы только мотал головой. Я уж решил, что ему просто надоело торчать тут со мной по субботам и он бы лучше отправился куда-нибудь в другое место, однако, когда я осторожно намекнул на это, он опять помотал головой. Я испытал облегчение — по крайней мере, куксится он не из-за меня. Все же было видно: что-то не так. Как ни пробовал я его разговорить, он только сильнее замыкался, и чем больше я настаивал, тем крепче он сжимал губы. Поняв, что принуждением ничего не добьюсь, я решил просто поднять ему настроение, вернуть того беззаботного паренька, каким он был в начале нашего знакомства. Каждую субботу я пытался придумать что-то особенное, готовился всю неделю, соображал, что еще могло бы заставить его улыбнуться. Я начал планировать, чем мы будем заниматься, как раньше планировал свои «исчезания». Да это и было почти то же самое, только теперь там присутствовал еще Джейк, и местом действия служил реальный дом, а не нечто воображаемое. Я покупал пончики, конфеты, иногда пирожные. Один раз попробовал принести с собой футбольный мяч — может, если Джейк немного попрактикуется, ему удастся произвести впечатление на школьной площадке и они с Гарри снова будут играть вместе. Но тут, что называется, слепой вел незрячего — у нас едва получалось пасовать друг другу; я видел, что ему это доставляет не больше удовольствия, чем мне, так что скоро мяч полетел в кусты, а мы отправились наверх и сели читать очередную страшилку. Только и книги в последнее время уже не особо спасали. Я оказался в тупике, и проблема заключалась в том, что мне не к кому было обратиться за помощью. С вопросом «Отчего на восьмилетнего мальчишку нападает хандра?» не пойдешь ни к маме, ни в библиотеку. Я понимал, что должен сам найти на него ответ, и единственный способ, который приходил на ум, — проследить за Джейком и постараться выяснить, что к чему.
Глава 14
Все бы, наверное, оказалось проще, если бы я чаще имел дело с трудностями и неурядицами других людей, но кроме маминых истерик, которые по-прежнему оставались вне моего разумения, ни с чем подобным я особо не сталкивался. У меня не было друзей, обремененных проблемами; честно говоря, у меня вообще почти не было друзей. Со временем я привык считать себя человеком-невидимкой. Может, мои «исчезания» проходили так успешно, что я и вправду стал потихоньку стираться из реальной жизни? Иногда у меня возникало подобное чувство. Мама говорит, что я не из тех, к кому люди тянутся, что я как дротик, который не втыкается в мишень, как магнит, который только отталкивает. По ее словам, это у нас семейное, однако мне такое положение вещей кажется несправедливым: ее-то одиночество полностью устраивает, а меня иногда просто сводит с ума. Иногда мне хочется чего-то большего, чем книги, «исчезания» да дурные мысли, — хочется шума голосов вокруг, веселья, которое заглушало бы все остальное. Но ничего такого у меня никогда не было. И порой мне становится одиноко — да и как иначе? Правда, почти сразу после переезда в Рейтсуэйт я встретил Фиону — уже удача, — но мы иногда не видимся по целым дням, а когда встречаемся, можем не переброситься и словом, просто бродим по карьеру с ее наушниками в ушах, слушая музыку — каждый свой канал. В школе мы вообще почти не общаемся. Я знаю, что она считает меня странным, как и большинство остальных; впрочем, ее это не волнует — наверное, потому, что она и сама выпадает из своего окружения. Фиона слишком умна для своей семьи, для отца, для придурков-братьев, так что они почти не разговаривают. К ней много кто набивается в друзья — она очень красива, — но ей плевать. Она просто плывет по течению и при первой же возможности сделает отсюда ноги. Она выжидает, она уже на низком старте, а там только мы ее и видели.
Кроме нее мне мало и редко с кем удавалось подружиться. Когда мы переехали в Рейтсуэйт, я меньше года проучился в начальной школе Сент-Эдмунд, а потом перешел уже в старшую. Про первую я почти ничего не помню, кроме того, что она была на другом конце города — во всех остальных свободных мест не оказалось. И учителя, и одноклассники отнеслись ко мне вполне нормально, но все они друг друга знали уже сто лет, а я пришел за каких-то несколько месяцев до окончания, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке и держался скованно, так что настоящих друзей не завел.
В старшей школе, правда, дела поначалу пошли неплохо — может быть, потому, что там все оказались новичками и прилагали больше усилий, чтобы сойтись поближе. На какое-то время у нас сложилась компания из трех человек — я, Льюис Джонсон и Нэтан Пирс, — и несколько месяцев мы были прямо не разлей вода. Льюис, как и я, любил книги, и мы постоянно встречались в библиотеке на большой перемене. Из всей параллели нас таких оказалось только двое парней, и понемногу мы сдружились. Нэтан переехал в Рейтсуэйт через пару месяцев, в первый же свой день в школе тоже зашел в библиотеку, наткнулся на нас и быстро стал третьим членом группы. Мы всегда были вместе, начали даже понемногу выбираться за пределы читального зала в поисках того, что еще могла нам предложить школьная жизнь.
Сперва все шло здорово, однако постепенно я начал чувствовать себя лишним, слабым звеном нашей компании. Льюис и Нэтан жили по соседству, а я — на другом конце города. Выходные и праздники они проводили вместе, оставались друг у друга на ужин и с ночевками. Они обменивались между собой дисками с музыкой и компьютерными играми, потом обсуждали их, а я иногда был просто не в курсе, о чем идет речь. По правде говоря, я вообще никогда не чувствовал себя с ними по-настоящему свободно. Они понимали друг друга с полуслова, смеялись одним и тем же шуткам, мгновенно улавливая смысл, а до меня не всегда доходило сразу — погруженный в свои «исчезания», я не успевал вовремя вынырнуть из них. Я нарушал общий ритм. А уж когда все мои мысли крутились вокруг погибшего по моей вине мальчика — в такие дни, я знал, со мной и вообще невесело и толку от меня в компании мало. Было и кое-что еще. Нэтан и Льюис всегда носили все новое, с иголочки, и дорогое — аккуратные надписи на груди слева, ни в коем случае не бросаясь в глаза, тем не менее четко давали понять, что вещь стоит немало. Сразу становилось ясно — деньги в их семьях водятся, не то что у нас. Из моей одежды бульшая часть была куплена на рынке или в тех же магазинчиках, в которые ходили Джейк и его мать. Не то чтобы я жаловался, тряпки меня особо не волновали, но, когда мама говорила, что по виду мои вещи не отличишь от фирменных, я знал, что это не так. Дешевку всегда распознаешь издалека.
В гостях у своих друзей я побывал только однажды. Мы все спланировали, суббота намечалась грандиозная. Обедать мы собирались у Льюиса, а ужинать — у Нэтана. Дома у обоих оказались новенькими, отдельно стоящими коттеджами, хоть и в разных концах того района, но практически неразличимыми на вид, и даже пахло в них одинаково. Еще никогда меня не окружало столько новых вещей разом, идеально сочетающихся друг с другом, и каждая на своем месте. То же и в комнатах у ребят — я знал с их слов, что они сами выбирали и мебель, и цвет стен. Помню, у Нэтана я увидел полку с книгами, гордо выставлявшими напоказ невыцветшие и неполоманные корешки. Я взял полистать одну, вторую — никаких библиотечных штампов. При входе в оба дома требовалось снимать обувь и оставлять у порога. Я на это совсем не рассчитывал, и через дыры в носках у меня выглядывали пальцы. Никто ничего, конечно, не сказал, но я уже ненавидел это место, где приходилось сверкать продранными носками и ставить свои старые дешевые кроссовки рядом с их, новенькими и дорогими. Даже с матерями мальчиков я чувствовал себя не в своей тарелке — обе были такие жизнерадостные, приветливые, только что из поездки по магазинам, с кучей сумок, из которых они вынимали дорогущие подарки и раздавали налево и направо, как будто сейчас Рождество. А хуже всего оказалось у Нэтана за ужином. Мы ели спагетти болоньезе, и его родители тоже с нами. Перед ними стояли бокалы с вином, а у нас по большому стакану кока-колы со льдом и лимоном, как в ресторане. Я раньше никогда не пробовал спагетти — мама такого не готовила, — было вкусно, но я все не мог взять в т