Джейк, когда я нашел его, прятался в кустах. У меня хватило ума не кинуться туда сразу же, я остался снаружи и принялся уговаривать его выйти, заверяя, что это все полная чушь, что я никогда не сделал бы ему ничего плохого, и как он вообще мог такое подумать. Ответа не было, и я добавил, что, если понадобится, я тут и весь день, и всю ночь простою. Но ему удалось застать меня врасплох — выскочив из кустов, он лягнул меня ниже колена, прямо по кости, и опять пустился бежать. Я рухнул как подрубленный, однако на сей раз среагировал быстрее и уже через пару секунд, хромая, бросился за ним, но скоро потерял в лабиринте дорожек. Он мог прятаться за любым из холмиков, и я двинулся обратно к своему наблюдательному пункту на вершине — посмотреть, не увижу ли его где-нибудь. Опять окликнул его и опять не получил ответа. Я начинал паниковать — все зашло слишком далеко. Снова и снова я обшаривал взглядом весь карьер, но Джейка не находил. Когда я наконец заметил его, меня прошиб холодный пот. Мальчишка висел в десяти футах над землей, карабкаясь, словно паук, по северной стене, пытаясь удрать во что бы то ни стало.
Меньше чем через минуту я очутился рядом и крикнул, чтобы он немедленно спускался. Джейк не ответил, его внимание было поглощено тем, куда ступить и за что ухватиться. Он правда здорово лазил по деревьям и пока справлялся неплохо, однако до верха все равно нипочем бы не добрался, это же не по веткам карабкаться, и я принялся звать его, уговаривая вернуться. Он по-прежнему не откликался, забираясь все выше и выше. Мне стало страшно — Джейк не понимал, что если поскользнется и упадет, от него мокрое место останется. Просто в силу возраста еще не мог представить себе, что будет, если грохнуться с верхотуры на камни. У меня перед глазами так и стоял Оливер Томас — уже умирающий, когда я уходил от него. Мысль о нем погнала меня следом за Джейком. Но я успел подняться только футов на пять, когда тот оглянулся и, увидев меня, в страхе метнулся вверх, едва не сорвался и испустил душераздирающий вопль. Я тут же спрыгнул на землю.
— Все, Джейк, все, — крикнул я, — я стою на месте. Лезь осторожнее, не торопись.
Однако он остановился совсем — левая нога неудобно вывернута, руки вытянуты над головой. Я услышал отчаянный плач.
— Я застрял! Я сейчас свалюсь!
— Джейк, я иду! Ты не упадешь! Стой на месте, не двигайся! Смотри на стену прямо перед собой!
Но он тут же взглянул вниз и снова придушенно заверещал от страха. Я полез по стене, спеша изо всех сил, крича, чтобы он успокоился и не боялся. Сейчас доберусь до него, думал я, сниму оттуда, и он поймет, что я не плохой, что я хотел ему только добра. Может, тогда все наладится.
— Джейк, смотри на стену прямо перед собой и держись крепче!
— У меня голова кружится! — отозвался он. — Все плывет! Я сейчас упаду! Правда упаду!
Он опять издал отчаянный крик. Я торопился как только мог, карабкаясь, взбираясь по стене, подтягиваясь на руках. Еще чуть-чуть, и я был бы рядом. Но тут снова послышался крик. Мгновением позже Джейк пролетел прямо мимо меня, ударился о стену ниже и, отброшенный, упал боком на дно карьера.
Я оставался рядом, пока не приехала «Скорая» — только отлучился к телефону, потом сразу прибежал обратно и больше уже не отходил. Я взял Джейка за руку; он попытался было приподняться, однако закричал от боли, его вырвало, и в рвоте я увидел кровь. Он выглядел в десять раз хуже, чем Оливер Томас тогда, много лет назад, и я сказал, чтобы он не вставал, а сам то и дело поднимался посмотреть, не едет ли «Скорая». Но стоило мне только привстать, как Джейк начинал плакать, и я снова наклонялся к нему. Наконец, я услышал окликавшие нас голоса и закричал как можно громче: «Мы здесь! Мы здесь! Мы здесь!», в третий раз уже на бегу, удирая оттуда, стараясь не слушать плач Джейка. Последнее, что я помню, — как он приподнимает голову, ища меня взглядом, вокруг на земле кровь, и в мыслях у меня: все-таки я был прав — когда такое случается, следы должны остаться.
Глава 25
Купив билет, я сел в автобус. Не помню, как я ехал; в себя я пришел, только когда мы оказались где-то, где было темно и ничего не видно, и водитель заглушил мотор. Тот, остывая, еще потарахтел некоторое время и затих. Я вылез вместе со всеми и из автовокзала вышел на улицу. Хотя я видел все это на фотографиях и по телевизору, раньше мне тут бывать не доводилось; я вообще ни разу не был в большом городе. Я проходил мимо магазинов, мимо сплошь остекленных зданий и старинных домов. Повсюду толпились люди, совсем не как в Клифтоне или в Рейтсуэйте. Всего казалось слишком много, и я вернулся на автовокзал. Но и здесь стоянки следовали одна за другой, на каждой какие-то знаки с буквами и цифрами, и я никак не мог в них разобраться. Я спросил у мужчины в светоотражающем жилете, какой автобус идет в Клифтон, а он ответил: «Все на табло, все на табло» — и указал в сторону огромного плексигласового экрана, торчавшего прямо из дорожного полотна. Я застыл перед ним, однако номера автобусов, города и время отправления кружились у меня перед глазами, словно стая мошкары. На секунду мне показалось, что я сейчас отрублюсь.
— Стоянка «Д», милый. Час двадцать.
Я перевел взгляд на женщину средних лет, не понимая ни слова из того, что она мне говорила.
— Автобус в Клифтон, милый. — Она указала куда-то за мою спину. — Стоянка «Д». Час двадцать.
— Спасибо вам, — проговорил я. — Спасибо.
Не знаю, что творилось у меня с лицом, но она коснулась рукой моего локтя и, повторив: «В час двадцать, милый», потянула за рукав в нужном направлении и только потом пошла к своему автобусу.
Через час я увидел обвитый плющом мост над железной дорогой, потом заброшенный амбар в поле, велосипедный магазин в конце выстроившихся в ряд домов — смутные, полустершиеся напоминания о прошлом, которого уже не существовало. Понемногу улицы и здания становились все более знакомыми, я начинал узнавать места, по которым мы проезжали, и наконец автобус остановился в центре Клифтона. Я сошел и двинулся на Кемпл-стрит. Я хотел подойти к дому с той же стороны, что и тем утром, когда все случилось. У начала Кемпл-стрит я отыскал проулок, выводивший прямиком на Хоторн-роуд. Он выглядел таким же, как я его запомнил, — сквозь серый гравий прорастали трава и бурьян. Выйдя на улицу, я будто снова оказался в своем детстве, которое все это время только и ждало моего возвращения. Я пошел мимо домов — мистера и миссис Доусон, Джексонов, старой миссис Армер. Какие-то из них изменились, другие остались прежними. Говорят, когда вырастаешь, все как будто становится меньше, чем было раньше. Для меня все здесь было таким же, не съежилось ни на дюйм. И вот я уже стоял перед номером семьдесят пять. Я заметил пристройку над гаражом — еще одна спальня или кабинет. Или игровая — у некоторых и такое бывает. Двери и окна новые, но узнать дом, наш дом, все равно можно. Я отвернулся и двинулся дальше, мимо домов миссис Франклин, мистера и миссис Сидалл, мистера Моула, мистера Тэйлора. Следующие я уже не помнил, иногда даже не узнавал на вид. Чем меньше становились номера, тем больше замедлялись мои шаги. И вот, наконец, — девять, семь, пять. Всматриваться я начал от девятого — просто на всякий случай. Уставившись в землю, я обшаривал глазами все вокруг. «Ну же, — крутилось у меня в голове, — ну же. Что-нибудь, хоть что-нибудь». Я прошел взад-вперед раз и еще раз, однако тот, восьмилетний, я оказался прав. Пятен крови нигде не было.
Глава 26
Два совершенно различных воспоминания остались у меня о том дне. Оба они сформировались и запечатлелись в памяти как нечто абсолютно реальное и в то же время зеркально противоположное, будто левая и правая ладони. В обоих я еду на велосипеде — это неизменная часть, я и мой велосипед. К тому времени он уже год как был моим, но мне все еще с трудом верилось, что у меня действительно есть свой собственный велосипед. В первом воспоминании я катался ранним субботним утром по пустырю за домом, и каждый раз, когда перед моими глазами возникал гараж, где произошла история с котенком, меня мучила совесть. Тогда я решил выбраться на улицу. Здесь было не так весело — ни ухабов, ни рытвин, да и места маловато, зато ничто не напоминало о плохом. Мне разрешалось уезжать не дальше дома шестьдесят пять, чтобы мама видела меня из окна. Кроме того, там жил наш знакомый — мистер Тэйлор. Однако именно за его домом склон набирал крутизну, и можно было как следует разогнаться. Пару раз я уже пролетал дальше на скорости, и ничего не случалось. С каждой новой попыткой, осмелев, я мчался все быстрее. Войдя во вкус, я не вцеплялся в руль мертвой хваткой, когда он начинал ходить ходуном, и не жал на тормоза, а наоборот, держал ладони свободней, и все толчки и сотрясения гасились, отзываясь лишь приятно щекочущей дрожью в локтях. Я взглянул на часы — дома я должен был быть только через десять минут. Как раз хватит, чтобы скатиться. Нужно использовать шанс по полной и впервые в жизни спуститься до самого конца Хоторн-роуд. Вполне успею туда-обратно, прежде чем мама меня хватится.
Я стартанул от нашего дома, изо всех сил налегая на педали, домчал до шестьдесят пятого и с этого места уже перестал крутить ногами — колеса катили под горку так быстро, что я за ними все равно не успевал. В половину седьмого я слегка притормозил — там тротуар уходит влево, и если двигаться на полной скорости, сразу вылетишь на дорогу. Дальше снова прямо, нужно только поработать педалями как следует, и мчишься как угорелый. Когда я наехал на него, я уже начал потихонечку замедляться — приближалось оживленное шоссе. Несся я, конечно, еще ого-го, как вдруг у калитки слева мелькнула белобрысая головенка, и почти сразу он оказался у меня под колесами. Выпустив руль из рук, я перекувырнулся, так что небо и земля пару раз поменялись местами в моих глазах, и с размаху сел на асфальт, сложившись почти пополам. Ошеломленный падением и болью от удара, я попробовал подвигать руками-ногами — все вроде бы было в порядке, ничего не сломано. Я поднялся, лицом к противоположной стороне дороги — богатые особняки со ступеньками перед входом слегка плыли у меня перед глазами. Посмотреть, что же случилось, сразу не вышло — сперва я, потеряв ориентацию в пространстве, повернулся не туда, и передо мной возникло шоссе. Наконец, мне удалось обернуться в нужном направлении, и я увидел лежащего на тротуаре ребенка: белые волосенки, син