Полковник Гущин связался с оперативником, проверявшим финансы Сурковой. Оказалось, что девяносто пять тысяч она получила на работе четвертого мая вечером для выплат пенсий и пособий, назначенных на пятое и шестое мая. Утром пятого мая она сняла в банке через банкомат уже со своего личного счета сто тридцать тысяч. Пенсии и пособия между майскими праздниками она развезла клиентам, как обычно. Нареканий и жалоб на нее не поступало.
– По поводу Мухиной, – заметил полковник Гущин. – Чистый Ключ находится рядом с федеральной трассой. Если в дачном Сарафанове и в окрестностях музея-усадьбы, где убили двух остальных жертв, вообще нет камер, то на федеральном шоссе они есть, возможно, просматривается и поворот к стройке и коттеджу, где она проживала. Единственное препятствие – нам неизвестно время убийства Мухиной. Слишком расплывчатое определение – не менее пяти суток. Да и тачка нам неизвестна для поиска. Но это пока у нас не появился конкретный подозреваемый. Так что на перспективу дорожные камеры у Чистого Ключа стоит проверить.
Клавдий Мамонтов кивнул, однако ему показалось: камеры – суть соломинка, за нее хватаются, если ничего другого не остается для розыска.
– А я все думаю про ботанику, – подал голос Макар. – Борщевик Сосновского, его цветы и ядовитый сок… Что хочет сказать наш убийца, рисуя двум жертвам алые знаки в виде пятна и пачкая их соком? Ну, предположим, что он и с Сурковой намеревался сделать подобное, но его спугнули. Но в чем смысл его действий?
– А ты как считаешь? – спросил полковник Гущин.
– Рассуждая логически, если борщевик Сосновского – сорняк, то не воспринимает ли наш душитель и свои жертвы тоже в роли неких сорняков, которые надо выполоть, уничтожить? Яд сока… символ токсичности… В общем-то снова классика жанра. Душитель берет на себя некую миссию по очищению. Он пропалывает людские сорняки? Может, он еще и женоненавистник?
Макар не утверждал, он колебался.
– А зачем тогда он жертвы украшает цветами, раз они в его бредовом сознании сорняки? – возразил другу Клавдий Мамонтов. – Миссия по очищению от скверны у маньяков связана обычно с женщинами легкого поведения, проститутками, развратницами в их восприятии. К сексуальному часто примешивается и религиозный мотив. А кто у нас в роли жертв? Женщины в возрасте от пятидесяти до шестидесяти четырех лет. Почтальон, переводчица и дама-предприниматель. Две из жертв имели взрослых сыновей, одна одинокая. И на развратниц они не тянут.
– Может, мы что-то о них не знаем, – ответил Макар. – Об их жизни, прошлом. Душитель ведь как-то их выбирает. Из Чеховского района, где прикончил почтальона, поперся в Чистый Ключ… Там разделался с Мухиной и затем снова вернулся на прежнюю территорию для убийства Гулькиной.
– У нас пока общность лишь по возрасту жертв – зрелые женщины предпенсионного возраста, – констатировал полковник Гущин. – Мы не нащупали никакой связи между ними троими. Они не знали друг друга и не общались. Вроде бы… Если по Гулькиной у нас достаточно информации, то о двух других мы все еще знаем крайне мало.
– Связь опять же через ботанику, Федор Матвеевич, – объявил Макар. – Через борщевик Сосновского. Жизнь семьи Искры Кантемировой в прошлом вращалась вокруг этого растения, а Наталья Гулькина ее подруга детства. И в прошлом академического семейства происходили некие пока еще неясные для нас события с маньяком и убийствами на Кавказе. В довесок имелся некий Денни – альфонс. Денис из Сочи? А у нас сосед Гулькиной Денис Астахов, о нем нам известно лишь с его собственных слов и… Искра же сообщила нам, что соседи следили за ней тайком, когда она приезжала в гости к Гулькиной.
– Но она ни разу не видела дачного соседа подруги вблизи, – Клавдий Мамонтов внезапно понял, что его насторожило в словах Искры, когда они беседовали у нее дома. – Помнишь, Макар, она нам заявила, будто Гулькина ревновала своего мужа-художника к соседке?
– Да. Тоже интересный факт. А что ты так всполошился? – удивился Макар.
– Я все концы с концами не мог свести, – Клавдий Мамонтов подбирал слова. – Что-то меня смущало, когда я от нее услышал об этом. И Вера Павловна нас заверила, что Гулькина никогда про соседку Анну Астахову не упоминала.
– Да, – Макар опять кивнул. – А в чем дело-то?
– Анна Астахова после убийства Гулькиной сказала нам, что дача им досталась в наследство от тетки и они проживают в Сарафанове всего четыре года. Однако весь прошлый год Гулькина с тяжелобольным мужем на даче не появлялись, – Клавдий Мамонтов наконец вспомнил все. – А в издательстве нам сообщили, что Авессоломов вообще три года страдал болезнью Паркинсона и перенес инсульт, он не работал, не рисовал иллюстрации. Как можно больного старика ревновать к пятидесятилетней дачной соседке? Что за абсурд?
– Хочешь сказать, что Искра Кантемирова нам солгала? – осведомился Макар.
– Погодите, чего сразу женщину в лгуньи записывать, – осадил их полковник Гущин. – Может, какая-то ошибка? Недопоняли вы ее. Клавдий, сыграй опять роль частного детектива – позвони ей прямо сейчас, мозги запудри и выясни все насчет дачной соседки Гулькиной.
Клавдий Мамонтов отыскал в мобильном номер, продиктованный ему Искрой Кантемировой, и набрал. Гудки, гудки…
– Алло, слушаю…
Да ты что о себе возомнила?! Воровка вонючая! Если не в этот раз украла, то воровала у меня постоянно! Пользовалась тем, что я не слежу! Гадина лживая! Вон!! Убирайся! Пока я ментов не вызвала!!
Клавдий Мамонтов едва не оглох – в мобильном фоном истерические яростные женские вопли. Он узнал хриплый голос – кричала Искра Кантемирова. А на его звонок ответила ее секретарь Тамара Цармона, ее голос дрожал и срывался.
– Частный детектив Мамонтов, мы к вам приезжали с моим нанимателем, – представился Клавдий. – Что у вас стряслось?
– Секунду подождите, пожалуйста, – ответила шепотом Тамара. Быстрые шаги – она, видимо, передвигалась по дому.
Воровка! Гадина! Я тебе покажу! Пошла вон, б…!! – Кантемирова все продолжала орать.
Клавдий Мамонтов услышал, как хлопнула дверь. Воцарилась тишина.
– Она на вас так кричит? – обескураженно спросил он Тамару, вспомнив о ссоре секретарши с хозяйкой, когда Тамара сначала надолго уехала, а затем вернулась, согласно чилийской поговорке, «как собака, лижущая руку, что бьет».
– Нет… нет… Вы просто позвонили в крайне неудачный момент, – голос Тамары прерывался от волнения. – Она не на меня сорвалась, на нашу горничную Фатиму. Выгоняет ее с мужем из дома. А они всю работу делают. Нанялись с проживанием… Она их вышвыривает вон. Теперь надо искать прислугу, а сейчас с этим так трудно стало. Опять все на мои плечи ляжет, о боже!
– Да что случилось-то? – настаивал Клавдий Мамонтов.
– Искра Владимировна вчера ездила к следователю в Чехов по вызову, вернулась раздраженная. Сказала, полиция не умеет себя вести с приличными нормальными людьми, – Тамара волновалась все сильнее. – Ее допрашивали два часа по поводу бедной Натальи Эдуардовны. А в довесок Лева не приехал, хотя обещал ей по телефону. Я не понимаю его порой – да, ему самому сейчас несладко, больно, страшно, но чтобы не поддержать мать в ситуации, когда ее перемалывают полицейские жернова? – Тамара сама чуть повысила голос. – Я целиком на стороне Искры, а не его. Даже в буре бед и несчастий мужчина должен оставаться мужчиной. А Лева… он не приехал, когда его мать отчаянно нуждается в нем. Она разгневалась на сына, а сорвала зло на Фатиму. Потеряла свой жемчужный браслет и обвинила ее в краже – в запальчивости. Несправедливо!
– Почему несправедливо? – тоном «настоящего детектива» осведомился Клавдий Мамонтов. – Может, горничная и правда воровка? Разве это редкость? А браслет наверняка у Искры Владимировны очень дорогой.
– Подарок Керима из Куала-Лумпура. Но через два часа Искра сама нашла браслет, он просто упал на пол за туалетный столик. Она не извинилась. А Фатима, горничная, стала ее упрекать – она воспринимает Искру как жену своего соплеменника, Керим же узбек… Восток есть Восток… Она к ней обратилась в оскорбительном тоне, как к брошенной старой жене… Конечно, она тоже должна была думать головой, наша Фатима. С кем она разговаривает, со своей хозяйкой. Ну, а в результате мы остались без прислуги.
– У меня вопрос серьезный, безотлагательный к Искре Владимировне, – решил, несмотря ни на что, гнуть свою линию Клавдий Мамонтов. Он бросил взгляд на Макара и Гущина, слышавших все – и домашнюю свару и дипломатичные переговоры с секретарем. – Узнайте, Тамара, может, Искра Владимировна все же сменит гнев на милость и побеседует со мной?
– Хорошо, я спрошу у нее сейчас, – покорно, чуть ли не по слогам ответила Тамара.
Звук открываемой двери. Секретарша опять путешествовала по дому тихо, как мышь.
Что?! Какой еще детектив Мамонтов? А, эти… Давай, поговорю, а то ведь не отстанут, прилипли как банные листья к ж…!!! Еще снова заявятся!
Макар, слышавший скандальную Искру, покачал головой – как обманчиво первое впечатление от людей! Кто бы мог подумать, что приятельница детства и юности Веры Павловны и дочка академика-ботаника может выражаться как площадная торговка. «Она всегда была такой? Или то наследие Керима Касымова, ее благоверного, сначала озолотившего ее, а затем покинувшего?»
– Здравствуйте, я вас слушаю, – хриплый голос Искры Кантемировой в трубке. Словно два разных человека в одном обличье. И два разных тона: прежде озлобленный, визгливо-истеричный, а сейчас – вежливо-холодный, надменный.
– Искра Владимировна, простите за беспокойство, – произнес в трубку Клавдий Мамонтов. – У меня срочный вопрос к вам – насчет соседки Натальи Эдуардовны по даче.
– Какой еще соседки? – Искра Кантемирова с трудом сдерживала раздражение.
– Соседка Анна, к ней, по вашим словам, Гулькина ревновала мужа. Но они с братом переехали на дачу всего четыре года назад, а муж Гулькиной серьезно болел. Я хочу уточнить…
– Но это случилось намного раньше! Я, наверное, перепутала все, – резко ответила Искра Кантемирова. – Последние годы и правда Юрику с его букетом недугов было уже не до интрижек на стороне. Но соседка… Наташа мне на нее жаловалась много лет – дача-то ведь Юрику принадлежала, и он соседку знал еще до знакомства с Наташей. И та, бедная, вечно подозревала, что у них существовал когда-то бурный роман и что они все еще интересны друг другу, несмотря на возраст. Но застукать их вместе на даче не могла, хотя из кожи вон лезла. Она сражалась со своими демонами. А потом ту бабу нашли мертвой в доме, представляете? Наташа мне сказала – она упала с лестницы и башку себе пробила. Дача какое-то время пустовала. И Наташа радовалась. Она словно освободилась от морока. Но затем туда кто-то переехал – может, родственники той бабы, я не в курсе. Но я повторяю: за мной кто-то следил со второго этажа соседней дачи, когда я приезжала к бедной моей Наташе.