– Он признался!
– Кто признался? – голос в мобильном был хриплый. Макару звонил не Гущин, а… Лева Кантемиров.
– Лева?
– Я, – ответил Кантемиров. – Где твой детектив крутой?
– Здесь, со мной, – ответил Макар. Он гадал – известно ли уже Леве о смерти матери или нет? – Мы тем же делом заняты, по которому и к тебе приезжали. А ты сам где?
– В аду, – ответил Кантемиров. – Можешь мне помочь со своим детективом?
– Что случилось? – спросил Макар осторожно.
– Мать убили, – глухо ответил Кантемиров. – Мне Тамара, секретарь, позвонила только что. У нас в доме полиция. Я должен ехать домой.
– Искру Владимировну? Убили? – Макару сейчас притворство, несмотря на все его актерские данные, давалось с трудом, в горле стоял ком. – Лева… конечно, тебе надо домой как можно скорее. Полиция… они могут все, что угодно, подумать, ты должен…
– Я боюсь один ехать, – прошептал Кантемиров. – Это Керим, понимаешь? Он сделал!
– Твой отчим?
– Не сам, конечно, он кого-то нанял маму убить. Он желал ее смерти. Он и меня погубит, – голос Кантемирова дрожал. – Я совсем один. Мне не к кому обратиться. Только к тебе, Макар. И к твоему детективу. Пожалуйста! Не бросайте меня!
Макар глянул на Мамонтова. Ситуация менялась столь быстро, прямо на глазах, и Макар сам не мог решить – принимать ли предложение Кантемирова, сулящее одновременно и выгоды и проблемы. Крупные проблемы.
Однако Клавдий Мамонтов кивнул – «да, ответь ему согласием».
– Конечно, мы тебе поможем, – заверил Макар. – Ты где сейчас?
– Я из Сколкова еду, – Кантемиров помолчал. – Я на грани, понимаешь? Я словно ослеп… Я вас дождусь, ладно? Чтобы нам вместе ехать домой, ладно?
Он повторял «ладно» словно ребенок.
– Мы в Чехове, в одном поселке, нам, по счастью, не очень далеко до Воеводина. Давай встретимся на трассе у моста через Оку через два часа, – объявил Макар. – У нас важное дело, но мы тут почти закончили.
– Звоните дежурному по управлению, лейтенант, – Клавдий Мамонтов обратился к участковому Фофанову, когда Макар дал отбой. – Доложите обстановку ему, пусть оперативники забирают Илью Суркова. Он признался в убийстве матери под видеозапись. Вы самостоятельно раскрыли убийство, лейтенант. Огромная ваша заслуга.
– Но я… я же просто… я вместе с вами… вы все сам, – восторг в глазах участкового уже зашкаливал.
– Наша роль скромная, – ответил тот. – Мы – внештатные помощники, приданные силы при полковнике Гущине, а вы официальное должностное лицо. Вы раскрыли тяжелейшее серьезное дело – убийство почтальона. Задержали лично убийцу. И сейчас передадите его в руки своих коллег. Позже полковник Гущин решит, что делать с Сурковым дальше. Ну, а нас сейчас ждут другие срочные дела.
Участковый связался с дежурной частью. Спустя десять минут во дворе дома завыли полицейские сирены – опергруппа прибыла за Сурковым.
– Не ведитесь на его просьбы о признании в убийствах в обмен на наркотик, – сказал Макар участковому. – Проявите терпение и мудрость.
Участковый Фофанов закивал: понял, положитесь на меня. Убрал пакетик с порошком в карман и ринулся открывать коллегам дверь.
Клавдий Мамонтов и Макар покинули Рабочий поселок, как только Илью Суркова вывели из квартиры в наручниках и затолкали в полицейскую машину. До встречи с Кантемировым они не хотели звонить полковнику Гущину. Следовало прояснить ситуацию с другим сыном, мать которого тоже оказалась убита. Макар сбросил Кантемирову точную локацию места у моста через Оку, где они договорились встретиться.
Они мчались по темному шоссе. Ночь не сулила ни сна, ни покоя, ни тишины.
Глава 31Две ехидны и смена планов
К железнодорожному мосту через Оку Макар и Клавдий Мамонтов приехали раньше Кантемирова. Они свернули на обочину дороги, ждали. Прошло полчаса. И Мамонтов объявил Макару: наши планы меняются. Признание Ильи Суркова в убийстве матери – слишком важная информация, чтобы медлить с ней дальше. Да и необходимо предупредить Командора об их прибытии на бывшую академическую дачу, где полиция проводит обыск. Клавдий Мамонтов набрал номер Гущина. Макар глянул в зеркало заднего вида – по темному пустому шоссе к ним приближалась машина, моргнула фарами – Кантемиров прибыл.
А полковнику Гущину тоже пришлось срочно менять свои планы – обыск большого дома затягивался допоздна, и Гущин не мог его просто так бросить. Из Чехова ему трезвонили – что делать со Светланой Кантемировой? Старухе под восемьдесят, не оставлять же ее в полиции на ночь? Повторный допрос ее представлял важность и необходимость для Гущина, вернуться в Чехов он пока не мог, и он велел – везите Кантемирову в Воеводино, в дом единокровной сестры. Она родственница, по крайней мере, проведет ночь не на банкетке в коридоре полицейского управления, а на мягком диване.
Сестру доставили в тот момент, когда Тамара, включив громкую связь в телефоне, в присутствии Гущина звонила Кериму Касымову – ответил ей его личный помощник. Она сообщила ему о смерти Искры. Они вели тихие вежливые переговоры – Гущин слушал. Восточный уклончивый слог, Тамара Цармона ему научилась…
Светлана Кантемирова в сопровождении полицейских вошла в дом своей сестры, огляделась по сторонам. Полковник Гущин отметил: она все в том же парике, нахлобученном шапкой. Однако вместо цветастого платья, в котором она их встречала, на ней летние брюки, футболка и легкая куртка. Тамара Цармона, увидев ее на веранде, сразу быстро попрощалась с помощником Касымова.
– По какому праву вы, полковник, тираните меня, пожилого больного человека? – громко, скрипуче спросила Светлана Кантемирова. – Мало того, что днем покоя меня лишили, приперлись незваные ко мне с вопросами в квартиру, да еще вечером добавили – прислали за мной конвой и как уголовницу приволокли сначала в полицию в какую-то тмутаракань, а теперь сюда! Над Петей, мужем моим, всю жизнь измывались, арестовывали, сажали… Теперь я на очереди?
– Вашу сестру Искру убили, – ответил ей Гущин. – Извините за неудобство и беспокойство, но мне надо срочно кое-что уточнить у вас.
– Это вы-то больная! – подала голос Тамара Цармона. – Да вы всех нас переживете.
– Сказали мне конвоиры про смерть сестры. – Светлана Кантемирова проследовала мимо Гущина к дивану и уселась на него барыней. – Я же вас предупреждала, полковник. Добром все здесь дома у Сатаней не кончится. А ты, Тамарка, закрой пасть, – она глянула на секретаршу. – Ты здесь уже никто. Ну, ты и была всегда никем, а сейчас собирай манатки. Пошла прочь, пока в шею тебя не выгнали.
– Кто меня выгонит? – повысила голос Тамара.
– Может, и я, – Светлана Кантемирова победоносно усмехнулась. – Полковник… ну, вы просто настоящий полковник… не верили мне, насмехались. А молитвы-то мои сбываются… «И расточатся врази его» или как там… Жили-были, ели-пили и сгинули… Левка тоже не жилец. Думаете, я ничего о нем не знаю? Два раза руки на себя накладывал мальчик наш яхонтовый. Третья попытка не за горами. Вы, менты, его и доведете. У вас ни совести, ни жалости к людям.
– О попытках суицидов тоже через проплаченную домашнюю прислугу узнали? – спросил полковник Гущин.
– Искра Владимировна как чувствовала – продают ее! Горничная Фатима с мужем! – Тамара Цармона всплеснула руками. – Ах, сволочи… Она, наверное, заподозрила их. Дело было не только в браслете, когда она горничной и садовнику на дверь указала. Вы и раньше нашу прислугу пытались перекупить, доносчиков плодили! – бросила она Светлане Кантемировой. – До меня доходило! Мы от стукачей ваших избавлялись.
– А я от тебя, лизоблюдка, избавлюсь, как дом моим станет, – торжествующе усмехнулась Светлана Кантемирова. – Не дворец в Баковке, конечно, но все недвижимость. Левка-то, повторяю, не жилец. А я наследница, суд мне все присудит, как он гикнется. А ты кости будешь глодать на старости лет. И еще надо проверить, какова твоя роль в том, что стряслось.
– Какая моя роль? Зачем клевещете на меня при полицейских? – Тамара выпрямилась, смуглое лицо ее вспыхнуло.
– Керим-узбек в Эмираты утек со всем богатством, но Сатаней он бы не оставил живой. Она ж ему во время развода уголовным делом о многоженстве угрожала. Она для него опасна была. А ты, Тамарка, всегда им обоим служила. А вдруг прежний хозяин тебя здесь смотрящей за нашей Сатаней оставил? А в нужный момент скомандовал тебе из-за бугра «Фас!». Ты с ней и расправилась.
– Что ты мелешь, старая …! – лицо Тамары покрылось красными пятнами. Она разом отбросила всю свою сдержанность и невозмутимость. – Как язык твой повернулся меня обвинять!
– Повернулся мой язык. А … я не больше, чем твоя мамаша, спятившая от сифилиса! – зло парировала Светлана Кантемирова. – Думаешь, я и про нее ничего не знаю? Сифилитичка Ляля… плясунья Ляля… Да она первой столичной шлюхой была в свое время, с кем только не спала! Со всеми! И с бомондом, и с диссидентами, и с кагэбэшниками. Папашу твоего чилийского потом подцепила. Вроде муж – иностранец. Но и он от нее сбежал. Сифилисом-то не заразила его, нет? А на твоих вывихнутых мозгах, Тамарка, сифилис ваш семейный точно сказался!
– Тварь! Змея! Сволочь! – Тамара ринулась к старухе.
Полковник Гущин не успел ее остановить. Она подскочила к сидевшей на диване Кантемировой, схватила ее сначала за плечи, рванула, а затем вцепилась правой рукой ей в горло, левой же сорвала с головы старухи парик и начала бить ее париком по лицу.
– Помогите! Она меня убьет! – визжала Светлана Кантемирова.
– Ты… тварь… смеешь мою мать… оскорблять, оговаривать, позорить!! – кричала Тамара.
– Прекратите немедленно! Тамара! Отпустите ее! – полковник Гущин бросился их разнимать.
На крики и вопли из глубины дома подоспели полицейские. Полковник Гущин отодрал Тамару от старухи, словно пластырь. Отпихнул ее на другой диван – напротив.
Тамара плюхнулась, тяжело дыша. Зрачки ее расширились, темные глаза горели мрачным огнем.
– Видели, как она со мной? Чуть не задушила, гадина! – надрывалась Светлана Кантемирова, шаря по дивану в поисках парика. Голова ее оказалась почти лысой. – Вы проверьте, проверьте ее! Чего у них с Сатаней бы