– Это хорошо, что немцы проявляют такую неосторожность, я бы сказал, даже беспечность, – прервал Верховный Василевского, – но достаточно ли всего этого для того, чтобы ввести в бой нашу главную ударную группировку и дать команду приступить к реализации плана «Большой Орион»? Возможно, что немцы только этого и ждут, чтобы устроить нам очередную ловушку? Не нравится мне то, что немцы даже при провале общего плана не желают трогать 1-ю танковую армию Роммеля.
– Возможно и такое, товарищ Сталин, – ответил Василевский, – но все же маловероятно. Скорее всего, противник решил использовать 1-ю танковую армию как мощный мобильный резерв на случай отражения нашего наступления. Поэтому пока не отмечена переброска частей 1-й танковой армии Роммеля в исходные районы для наступления в направлении Лозовая – Сталино, для чего, по данным нашей разведки, эти дивизии предназначались изначально. Это значит, что, не прекращая безуспешных атак на Воронежском направлении, на других участках фронта германское командование пока решило сделать паузу и посмотреть – какая там сложится обстановка. Есть сведения, что сработала наша дезинформация о выводе мехкорпуса Бережного из Брянско-Орловского выступа, и теперь немецкое командование ожидает его появления в районе Харьков – Днепропетровск со стороны станции Лозовая. Потому-то оно и держит в том районе танковую армию Роммеля…
– Так это же просто замечательно, товарищ Василевский! – вождь улыбнулся и пригладил рукой усы. – Немцы ждут Бережного с юга, а он неожиданно для них появится с севера. Самое главное – точно рассчитать время его появления, чтобы «Большой Орион» был проведен с максимальным успехом и минимальными потерями. Как говорил товарищ Ленин, надо четко уловить тот момент, когда «вчера было еще рано, а завтра будет уже поздно».
Василевский посмотрел Вождю прямо в глаза.
– Я полагаю, товарищ Сталин, что такой момент наступит уже завтра, – твердо сказал он.
– Вы точно уверены, что он наступит именно завтра, товарищ Василевский? – Верховный внимательно посмотрел на начальника Генштаба. – Может быть, нам лучше подождать еще несколько дней, чтобы вражеские атаки окончательно выдохлись, и только потом отдать приказ на «Большой Орион»?
– Никак нет, товарищ Сталин, – твердо ответил Василевский. – Немцы уже поняли, что план «Блау» провалился, и в самое ближайшее время, возможно, что даже через несколько часов, фельдмаршал Лист отдаст приказ о переходе своих войск к обороне. При этом он, несомненно, обратит внимание на ослабленный участок своего фронта напротив Орла и начнет его спешно укреплять всем, что у него окажется под рукой. Немецкую оборону в районе Орла наши войска прорвут в любом случае, но эта пауза будет стоить нам потерянного времени и лишних жертв, которых нам хотелось бы избежать.
Сталин взял со стола трубку и начал задумчиво вертеть ее в руках, растягивая повисшую в воздухе тишину. Затянувшаяся пауза длилась несколько минут. Наконец Сталин произнес:
– А что по этому поводу думает сам Бережной? Насколько я помню, его прогнозы и анализ ситуации обычно оказывались верными. Кроме того, это ему и его корпусу предстоит выполнить главную задачу «Большого Ориона» – отрезать от основных сил германской армии почти миллионную группировку. Нам нужен коренной перелом в войне, а не просто очередная победа.
– Вы правы, товарищ Сталин, – согласился Василевский, – мехкорпус Бережного будет на острие главного удара, расчищая путь группировкам второго эшелона, и от его успеха в значительной степени зависит и успех всей операции.
Сталин хмыкнул, снял трубку телефона ВЧ и сказал:
– Товарищ Иванов у аппарата. Дайте полевой КП 1-го мехкорпуса ОСНАЗа и пригласите генерала Бережного…
– Слушаюсь, товарищ Иванов, – прозвучало в трубке.
Качество и громкость звука в американских телефонах ВЧ были такими, что Сталин разговаривал, держа телефонную трубку на некотором расстоянии от уха, и слова его собеседника были слышны, словно проводилось селекторное совещание. На некоторое время в кабинете наступила тишина, прерванная вскоре чуть хрипловатым голосом генерала Бережного:
– Добрый день, товарищ Иванов, генерал-лейтенант Бережной слушает вас.
– Добрый день, товарищ Бережной, – ответил Верховный, – скажите, как вы оцениваете сложившуюся ситуацию, и готов ли ваш корпус к наступлению?
– Корпус и приданные ему части усиления к наступательным действиям готовы, товарищ Иванов, – доложил Бережной. – С момента начала немецкого наступления корпус моим приказом был переведен на шестичасовую готовность к маршу. Что же касается сложившейся ситуации, как на фронте передо мной, так и вообще, то я оцениваю ее как крайне благоприятную. Именно такого положения на фронте мы и должны были добиться, чтобы наш план сработал с максимальной эффективностью. А французы без поддержки немецких частей в первой линии вряд ли смогут оказать нам серьезное сопротивление и будут полностью уничтожены.
– Вы, товарищ Бережной, – строго сказал Сталин, – французов пока поберегите. Возможно, что они нам еще понадобятся живыми и относительно здоровыми. В самое ближайшее время вы получите от товарища Василевского соответствующий сигнал, так что готовьтесь. Желаю вам успехов, и до свидания.
– До свидания, товарищ Иванов, – ответил Бережной, и Вождь положил трубку.
– Товарищ Василевский, – сказал он начальнику Генштаба, – отправляйтесь к себе и отдайте приказ всем соединениям, задействованным в операции «Большой Орион», начать наступление завтра в три часа утра. Да, и еще – дайте команду товарищу Жукову немедленно, при поддержке артиллерии фронта, начать отвлекающие атаки штурмовыми батальонами на Воронежском направлении. Видимо, действительно пора начинать. Надеюсь, что не только Бережной в резерве держит свои войска в состоянии полной боевой готовности.
Часть 3День гнева
5 июля 1942 года, 03:30. Брянский фронт, прифронтовой лесной массив севернее станции Навля. КНП 1-го механизированного корпуса ОСНАЗ. Командующий мехкорпусом генерал-лейтенант Бережной Вячеслав Николаевич
Едва только на востоке забрезжила первая полоска рассвета, а ранний утренний птах пропел в вышине свою песню, как предутреннюю тишину разорвал рев тысяч артиллерийских орудий. Брянский фронт своим южным фасом начал осуществление операции «День гнева» – составную часть плана «Большой Орион». У нас тоже все было готово. Как только пехота ворвется в третью траншею противника, корпус, выдвинутый к самому переднему краю, войдет в прорыв, чтобы начать свой марш на юг. Возможно, это будет главная операция этой войны, потому что ее задача не просто одержать очередную победу над немцами и их европейскими сателлитами, а сломать им хребет и нанести такие потери, от которых не могла бы оправиться военная машина объединенной Европы.
А сейчас, пока корпусные гаубицы и тяжелые железнодорожные артиллерийские транспортеры посылают в цель снаряд за снарядом, есть время немного подумать и подвести итоги. Корпус уже выведен на исходные позиции и изготовлен к броску в прорыв. Сейчас под яростный грохот нашей артиллерии комиссары, то есть замполиты, проводят последнюю накачку личного состава на грядущие свершения. И как только в небо над третьей траншеей врага взлетят ракеты, показывающие, что рубеж взят, по радио будет отдан кодированный приказ, и вся это бронированная мощь, «гремя огнем, сверкая блеском стали», рванет вперед, к своей бессмертной славе, ибо если мы выполним все задуманное, то все наши предыдущие подвиги покажутся пустяками.
Именно о нормативах на срок ввода в прорыв подвижных соединений десять дней назад я долго разговаривал с генералом армии Жуковым, объясняя Георгию Константиновичу, что подвижные группировки к началу наступления должны быть полностью готовы для того, чтобы их можно было ввести в прорыв для развития успеха. Вы скажете, что я объяснял прописные истины нашему лучшему военачальнику со времен Суворова или Кутузова, но это не совсем так. Это в сорок четвертом – сорок пятом Жуков был непревзойденным стратегом и тактиком. А тут, в сорок втором, он все еще учился, частью у немцев, частью у меня. В меня еще в училище, не говоря уже об Академии, были намертво вколочены все нормативы Советской армии, основанные как раз на опыте побед завершающих лет этой войны. Опыте Жукова, Василевского, Рокоссовского, Конева, Толбухина, Ватутина, Малиновского и других генералов, вдребезги расколошмативших когда-то сильнейшую армию мира.
Например, во время состоявшейся в нашей истории первой Ржевско-Сычевской операции, где Западным фронтом командовал Жуков, между прорывом фронта и вводом в этот прорыв подвижных соединений прошло почти трое суток, которые противник сумел использовать для подтягивания к месту прорыва своих подвижных резервов. В результате, вместо развития успеха, на берегах реки Вазузы разгорелись ожесточенные и кровопролитные встречные сражения, длившиеся почти месяц.
Проведенная моим корпусом почти два месяца назад Брянско-Орловская операция являлась как бы прямой противоположностью тому, что в это время происходила в нашей реальности. И Георгий Константинович очень живо интересовался подробностями сего дела. Быстрота и натиск, точный расчет времени и сил, взаимодействие с авиацией и заброшенными во вражеский тыл десантниками, разведчиками и партизанами.
Короче, поговорили мы с будущим Маршалом Победы № 1 весьма плотно. Нормальный мужик, правда, жесткий, властный, подавляющий подчиненных силой своего авторитета и направо-налево отдающий их под трибунал, приговоры которого в девяти случаях из десяти были обвинительными. Да, при проведении своих операций он обычно не считается с потерями. Но на войне, вот ведь какая штука, тот командир, который якобы бережет солдат, на круг имеет потери гораздо большие, чем у «кровавого мясника» Жукова. Меня, кстати, это прозвище совершенно не раздражает – сам такой. Просто, в отличие от того же Жукова, у меня, вместо множества среднестатистических дивизий РККА, под рукой штучный и очень дорогой инструмент, пригодный для достижения решающего успеха.