– Мой сигнал фрегатам: «Бой прекратить и отдалиться от берега!»
Суда отошли мористее, а Шостак, как и было заранее оговорено, послал в крепость мичмана Васильева с предложением сдаться. Французский комендант полковник Люкас ультиматум отверг:
– Почему я должен сдаваться, когда мы еще и не начинали драться по-настоящему! И как я оправдаюсь в Париже, когда там узнают, что я сдал крепость, даже не попытавшись ее защищать. Нам торопиться некуда, а потому посмотрим, что русские будут делать дальше!
Наши же, наоборот, вынуждены были торопиться. Время не ждало. И хотя уже начало темнеть, Ушаков приказал Шостаку вместе с вооруженными греками начать подготовку к штурму. Во главе морских пехотинцев капитан Никонов. Снова матросы и солдаты, плюя на ладони, впрягались тащить по скалам неподъемные пушечные стволы. Когда десант двинулся к крепости, было уже темно. Впереди, освещая путь, шли с фонарями и факелами местные жители. Постепенно солдаты и толпы вооруженных островитян подошли к цитадели и взяли ее в кольцо. Началась и закладка батарей. Не затягивая дело, Ушаков желал закончить дело на следующий день.
Шостак, расположившись в обывательском доме, обсуждал с капитаном Никоновым, как лучше расставить пушки, когда к нему привели некоего француза в гражданском платье.
– Вот, вашродие, по лестнице со стенки слез! – доложился капрал. – Небось спужался, и деру к нам дал! Все к адмиралу нашему просится, только и талдычит: адмираль да адмираль! А по-русски, чертова кукла, ни хрена не понимает!
– Кто вы такой и что вам надо? – спросил приведенного по-французски Шостак. – Я командир осадного отряда! Отвечайте!
Французский капитан-лейтенанта, может, был не слишком правилен, но француз все понял отлично.
Кивнув головой, он скинул плащ и предстал во всем блеске своих регалий.
– Комендант острова и крепости Занте полковник Люкас! – представился незнакомец.
– Какова же причина вашего столь неожиданного появления? – удивленно приподнял бровь несколько ошарашенный Шостак.
– Ввиду сложившихся обстоятельств я готов обсудить с вами условия почетной капитуляции!
Получив донесение о предложении французов, Ушаков немедленно согласился на почетную капитуляцию и определил ее условия. Помимо всего прочего французы были обязаны возвратить грекам все, что было у них награблено. В ответ Люкас выдвинул требование обеспечить ему и его солдатам защиту от враждебных действий жителей. В том ему было обещано.
Историк Е. Тарле пишет: «Шел уже одиннадцатый час ночи, когда Люкас встретился с Шостаком в доме одного из старшин города, грека Макри, Шостак обещал в 8 часов утра выпустить из крепости с воинскими почестями французский гарнизон, который сдастся в плен и сдаст все свое оружие. Имущество у французов было обещано не отнимать, но они должны были возвратить все награбленное у населения. Русские обязались не преследовать тех, кто стал в свое время на сторону французов».
Утром 14 октября гарнизон, насчитывавший пять сотен офицеров и солдат, вышел из крепости и сложил ружья к ногам стоявшего у ворот караула. Над крепостью подняли русский флаг. Французов с большим трудом удалось переправить на корабли. Разъяренные греки готовы были растерзать пленных, в них бросали камни, плевали в лицо, и конвойным солдатам с немалыми усилиями удалось оттеснить толпу кричащих зантеотов.
Очевидец писал: «Немало стоило труда защитить французов при выходе их из крепости от мщения народа; начальник отряда принужден был поставить пленных в середину, а по сторонам десантное войско».
Дело в том, что помимо всех прочих прелестей оккупации, едва французы захватили острова, англичане немедленно пресекли всякое сообщение между островами Италией и Мореей, а ведь почти все жители жили именно с торговли. Блокада сразу ударила по карману каждого из местных жителей. А чем можно больше озлобить грека, как забравшись ему в карман и запретив заниматься торговлей! Поэтому желание зантеотов расправиться со своими обидчиками было, с их точки зрения, самым верным и справедливым.
В это время дозорный фрегат встретил в море австрийское судно, шкипер которого сообщил, что французы в Анконе спешно вооружают два венецианских линейных корабля, на которых должно быть доставлено двухтысячное подкрепление на Корфу.
Известия были тревожные, по всему выходило, что французы спешно укрепляют Корфу. Надо было торопиться.
Ушаков немедленно собрал на борту «Павла» совет флагманов и капитанов. Прибыли и турки. Так как переводчик был только у Кадыр-бея, остальные ничего толком не понимали и ни в какие разговоры не вступали, а, сидя на даденных им подушках, молча глазели на наших капитанов. О Занте разговора на совете уже не было, да что говорить, когда здесь и так все ясно. Собравшихся волновали вопросы иные.
Первым слово взял сам командующий. Как всегда, говорил Ушаков сжато и четко:
– Чтобы ускорить выполнение дел вспомогательных и иметь возможность приступить к решению главной задачи – освобождению острова и крепости Корфу, мы с многоуважаемым Кадыр-беем решили определить для захвата других островов особые корабельные отряды. К острову Святой Мавры направляется отряд под началом капитана I ранга Сенявина. К Кефалонии капитана II ранга Поскочина, а отряду капитана I ранга Селивачева задача особая – следовать на всех парусах к Корфу и взять сей остров в тесную блокаду до подхода главных сил, чтобы и мышь туда не проскочила! Если будут прорываться из Анконы корабли с подкреплением уничтожить или пленить! Есть ли у кого иные предложения?
Господа капитаны были единодушно «за».
Затем Ушаков в сопровождении командиров кораблей съехал на берег. Русского адмирала торжественно встречало все население. Непрерывно звонили колокола. Ушаков с командирами кораблей отправился на благодарственный молебен в церковь чудотворца Дионисия. Из окон домов вывешивались наскоро сшитые Андреевские флаги. Матросы жевали маслины, лакомились виноградом и, разумеется, не отказывались от предлагаемого вина. Офицеры покупали ковры с традиционным орнаментом, которыми всегда славился Занте.
– Да здравствует наш государь Павел Петрович! Да здравствует избавитель и восстановитель православной веры! – кричали ликующие греки.
«Матери, имея слезы радости, выносили детей своих и заставляли целовать руки наших офицеров и герб российский на солдатских сумках. Из деревень скопилось до 5000 вооруженных поселян: они толпами ходили по городу, нося на шестах белый флаг с Андреевским крестом». Столь откровенная радость при виде русских была не слишком приятна туркам, которые «неохотно взирали на сию чистосердечную и взаимную привязанность двух единоверных народов», – писал в своих воспоминаниях Егор Метакса.
Обменявшись приветствием со старши́нами, Ушаков заявил:
– Как и вашим соседям на Цериго, я предлагаю старшине самой избрать способ правления островом!
К огромному удивлению вице-адмирала, седобородые греки стали махать руками и кричать. Вокруг набежала огромная толпа, которая тоже бурно выражала свои чувства.
– Что это с ними? – спросил Ушаков у Метаксы.
– Говорят, что не желают быть вольными!
– Так что же им надо? – еще больше поразился командующий.
– Просят взять их в вечное подданство России! Боятся, что когда мы уйдем, а их сразу приберут к себе турки!
Современник вспоминал: «…Когда зантиоты услышали, что они остаются независимыми под управлением избранных между собой граждан, то все взволновались и начали громогласно кричать, что они не хотят быть ни вольными, ни под управлением островских начальников, а упорно требовали быть взятыми в вечное подданство России, и чтобы определен был начальником или губернатором острова их российский чиновник, без чего они ни на что согласия своего не дадут».
Ушакову пришлось долго доказывать, что такие вопросы он решать не в праве, но он обязательно известит о просьбе зантеотов русского царя. На том и порешили. Пока же греки согласились на самоуправление.
Из воспоминаний Егора Метаксы: «Он (Ушаков. – В.Ш.) с ласкою доказывал им (грекам. – В.Ш.) пользу вольного, независимого правления и объяснял, что великодушные намерения российского императора могли бы быть худо истолкованы, ежели бы, отторгнув греков от ига французов, войска его вступать стали в Ионические острова не яко освободители, но яко завоеватели, что русские пришли не владычествовать, но охранять, что греки найдут в них токмо защитников, друзей и братьев, а не повелителей, что преданность их к русскому престолу, конечно, приятна будет императору, но что он для оной договоров своих с союзниками и с прочими европейскими державами порушать никогда не согласится». Греки долго кричали, споря между собой, и «много стоило труда адмиралу Ушакову отклонить сие общее великодушное усердие зантиотов».
Тогда же были избраны три первых архонта и определено учредить городскую стражу, а также судей.
Академик Е. Тарле пишет: «Уже через четыре дня, 19 (30) октября 1798 г., Ушаков предоставил “дворянам и мещанам” острова Занте и других Ионических островов “избрать по равному числу судей, сколько заблагорассудится, для рассмотрения дел политических и гражданских, сходно обыкновенным правилам и заповедям божиим. Буде ваши судьи в рассматривании дел преступят путь правосудия и добродетели, имеете право на их место избрать других. Вы можете также общим советом давать паспорты вашим единоземцам за печатью вашего острова”». Очень характерно для Ушакова изданное им в первые же дни освобождения Ионических островов распоряжение: выплатить жителям островов те долги, которые остались за французами. Погашать эти долги предлагалось с таким расчетом, чтобы всем хоть частично хватило: «которые бедные люди и французы им должны, следовательно, заплату должно делать всякому не полным числом, сколько они показывают, а частию должно оттого уменьшить, чтоб и другие не были обидны».
Пленных офицеров и солдат между тем переправили на корабли. Тех из офицеров, у кого были жены и дети, Ушаков разрешил отправить в Анкону под честное слово. Остальных было решено вначале переправить в Морею, а потом в Константинополь.