– Я не могу больше пользоваться вашим гостеприимством, так как не рассчитываю пробыть больше двух-трех суток в Неаполе. Время безделья для меня закончилось!
Уже перед отплытием Нельсон доложился графу Сент-Винсенту о готовности к руководству военными действиями на Средиземном море: «Придворные круги Неаполя и Вены теряют такое драгоценное время! За три месяца можно было бы освободить Италию, но двор этот настолько безволен, что упустит удачный момент. Полагаю, милорд, что через неделю мы выйдем в море. Я очень болен, но думаю, что бессмысленное времяпрепровождение здешнего двора вряд ли избавит меня от раздражительности. Эта страна скрипачей и поэтов, проституток и негодяев».
Курс нельсоновской эскадры был проложен к Мальте. При этом укрепления Ла-Валетты Нельсон трогать не решился. Грозные форты госпитальеров внушали должное уважение. В ответ на требование Нельсона о немедленной капитуляции комендант Мальты генерал Вобоа искренне возмутился:
– Во-первых, республиканцы никогда не идут на какие-либо уговоры, во-вторых, я не вижу для капитуляции никакого повода и, наконец, в-третьих, я вообще недоумеваю, почему капитуляции острова требуют англичане, не имевшие никогда к нему никакого отношения!
Пригрозив бомбардировкой Мальты и получив решительный ответ, Нельсону все же удалось добиться капитуляции небольшого островка Гоццо, неподалеку от Мальты. Французский гарнизон Гоццо (неполная рота солдат-инвалидов) сдался и над тамошним замком был торжественно поднят английский флаг. После этого, оставив отряд кораблей для блокады острова, он повернул обратно в Неаполь.
Тем временем Эмма буквально заваливала своего героя письмами: «Если бы вы могли понять, как несчастны мы были эти несколько дней, но сейчас надежда на ваше возвращение слегка привела нас в чувство. Пишите мне и возвращайтесь, вас ждут при дворе. Все их головы, вместе взятые, не стоят одной вашей. Навсегда, навсегда ваша, Эмма».
В конце октября Нельсон вернулся в Неаполь. Эмма Гамильтон встретила его собственноручной восторженной одой:
Спешите, спешите героя встречать,
Бейте барабаны, трубите трубы,
Несите лавры, богатыри,
Пойте песни триумфа, певцы.
Встречайте, доблестный Нельсон идет,
Бейте барабаны, трубите трубы.
Песни триумфа Эмма поет,
Несите венки из мирта и роз,
Венчайте божественное чело.
Но Нельсону было не до возвышенных стихов. Его сильно мучили приступы лихорадки и кашель. Преодолевая болезнь, контр-адмирал все же прибыл к королю Фердинанду и демонстративно бросил к его ногам французский флаг с островка Гоццо.
– Я поздравляю Ваше Величество с приобретением шестнадцати тысяч подданных! – гордо объявил Нельсон, чем несказанно польстил доверчивому королю.
Леди Гамильтон
Почему Нельсону понадобилось столь беззастенчиво врать о покорении Мальты, остается только догадываться. Ведь ни для кого уже тогда не было особым секретом, что французский гарнизон Мальты по-прежнему уверенно держит оборону и все 16-тысячное население острова все еще находится под властью французской директории. Скорее всего, Нельсон просто не удержался, чтобы предстать победителем перед леди Гамильтон и неаполитанским двором. Что касается глупого короля Обеих Сицилий Фердинанда Четвертого, то ему так никогда и не придется властвовать над Мальтой.
Вскоре Нельсону стало совсем плохо и Эмме снова пришлось его выхаживать. Все повторилось. Нельсон болел, а Эмма его лечила и оба часами не сводили глаз друг с друга. При этом леди Гамильтон добровольно возложила на себя и обязанности личного секретаря контр-адмирала. Она писала под его диктовку письма, выступала посредником при переговорах с королевской семьей.
Адмирал Джервис, до которого конечно же вскоре дошли слухи о новой пассии его друга и подчиненного, не без иронии говорил в тесном кругу:
– Нельсона ни в коем случае нельзя было пускать в Неаполь. Он обладает великим духом, но сделан из столь слабой плоти и крови, что не в состоянии устоять даже перед малейшим соблазном!
Тем временем, разбредшиеся по всей Европе рыцари-госпитальеры требовали переизбрания предателя – магистра и восстановления ордена. После падения Мальты от прежних владений ордена остались лишь небогатые Богемское и Бранденбургское приорства и жалкое объединение изгнанников в Ватикане. Одновременно было создано новое Российско-православное приорство. Часть искателей удачи сразу потянулась в Россию, куда их зазывал предприимчивый мальтиец граф Литта, успевший уже основать особое протекторство под дланью императора Павла.
В августе 1798 года кавалеры 88 командорств, заручившись поддержкой ста рыцарей, находившихся к тому времени в России, приняли акт низложения предателя Гомпеша и прошение российскому императору принять орден под свое начало. Долго уговаривать романтичного Павла не пришлось, романы о рыцарях он любил с детства, а тут такая возможность стать главным рыцарем Европы!
Известие о том, что православный русский царь желает стать великим магистром, вызвало шок у римского папы Пия Четвертого. Папа к тому времени был вышвырнут французами из Ватикана и приживался в деревне под Флоренцией.
– Великий орден принесен в жертву и отдан на съедение схизматикам! – кричал папа, простирая руки к небу.
Павел тем временем потребовал от Пия своего признания. Канцлер Безбородко отписал послание послу в Риме Лизакевичу вступить в сношение с римской курией и узнать их реакцию на вопрос избрания православного российского императора главой католического военно-монашеского ордена. Бедный Пий и рад бы был нагрубить в ответ неуемному русскому царю, но как нагрубить, когда по всей Италии вот-вот замаршируют русские дивизии. Стоит царю только приподнять бровь, и от папы останется пустое место. Посему хитрый понтифик почел за лучшее прикинуться идиотом. В пространных письмах он писал, что готов к сотрудничеству, то просил пояснить, как подписывали акт орденские «языки» и приории, скопом или в отдельности, а то и вовсе просил посчитать всех живущих в России рыцарей. При этом свои ответы хитрый папа передавал только устно, чтобы правоверные католики не обвинили папу в шашнях с схизматиками. Поняв, что с Пием каши не сваришь, Павел плюнул на него и своей рукой внес титул великого магистра державного ордена Святого Иоанна Иерусалимского в свое полное императорское титулование.
В средине ноября в российской столице прошло собрание местных кавалеров-госпитальеров, главный среди них граф Юлий Литта был решителен:
– Я требую, чтобы великим магистром взамен низложенного Гомпеша мы избрали российского императора, доказавшего горячее сочувствие к судьбе нашего ордена!
– А если он не пожелает? – раздались робкие голоса.
– Мы направим к Его Величеству депутацию, которая нижайше просит его о возложении на себя звания высшего иерарха ордена!
Собравшиеся «рыцари церкви» были единодушно согласны. Сам граф отправился в Гатчину к Павлу. И тот, не колеблясь, подписал акт «О поступлении острова Мальты под защиту России». Затем император призвал к себе президента академии наук барона Николаи.
– Отныне, – велел он, – обозначать на всех картах Мальту губерниею российской империи!
Британский линейный корабль входит в мальтийскую гавань.
А затем состоялось и посвящение Павла в великие магистры. Утром 29 ноября 1798 года на всем расстоянии, от бывшего дома графа Воронцова на Садовой улице, ставшего «замком мальтийских рыцарей», до Зимнего дворца была поставлена гвардия. В полдень из замка выехала кавалькада придворных карет. По бокам скакали молчаливые кавалергарды. Процессия направилась к Зимнему дворцу. Туда уже съехались придворные, высшие военные и гражданские чины.
Мальтийские кавалеры в черных мантиях и в шляпах со страусиными перьями прошли в большую тронную залу. Там восседали Павел с супругой, рядом стояли члены сената и синода. Впереди рыцарей вышагивал граф Литта. Следом за ним один из кавалеров нес на бархатной подушке золотой венец, а другой – меч с золотой рукояткой – рыцарский «кинжал веры». Склонившись в поклоне, Литта произнес длинную речь о бедствиях ордена и скитающихся по всему свету рыцарях-ионитах. Затем он от имени всего иоаннитского рыцарства всеподданнейше и нижайше попросил императора возложить на себя звание великого магистра ордена Святого Иоанна Иерусалимского. На что князь Александр Безбородко невозмутимо ответил:
– Его Величество согласен исполнить желание мальтийского рыцарства!
После этого князь Куракин и граф Кутайсов накинули на плечи императору черную бархатную мантию, а Литта, преклонив колено, поднес ему корону великого магистра. Павел немедленно водрузил ее на голову. Затем граф подал ему и меч. Принимая регалии новой власти, император даже прослезился. Обнажив меч, он осенил себя, «давая сим знаком присягу в соблюдении орденских статусов». В тот же момент все рыцари выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, как бы угрожая врагам церкви и ордена. Вслед за тем Литта прочитал акт избрания императора великим магистром державного ордена госпитальеров.
«Все это невольно принимало характер театрального маскарада, – писал впоследствии присутствовавший на этой церемонии Ф. Головкин, характеризуя отношение к мальтийским ритуалам со стороны критически настроенной части русской аристократии, – вызывало улыбки и у публики, и у самих действующих лиц, исключая только императора, вполне входившего в свою роль».
Так, к удивлению остолбеневшей России российский император стал великим магистром католического ордена, а Петербург – главным местом проведения орденских ассамблей.
Во время празднеств фаворит императора контр-адмирал Кушелев стал полным адмиралом и одновременно вице-президентом адмиралтейств-коллегии. Таким образом, он узаконил свое и без того фактическое руководство флотом. По поводу состоявшегося события как всегда быстро сочинил очередную оду неутомимый Гавриила Державин, за что получил новенький мальтийский крест на грудь и табакерку с бриллиантами в карман.