фрегат, а “Изяслав” и по рассвете не показался.
22-го числа буря смягчилась и потом, утихая понемногу, уступила место штилю. Капитан Трескин по внимательном осмотре корабля нашел, что в носовой части под баргоутом на обеих сторонах в настоящей обшивке выбило конопать на 4 сажени в длину; также была выбита или выжата пенька у двух баргоутных досок в шпунтах подле форштевня. Все это тотчас законопатили, а гальюн и бушприт укрепили найтовами. Между тем течь прежде была по 10, а когда стихло, по 6 дюймов в час. После тишины настал опять противный ветер, который потом усилился и 24-го числа начал снова вредить эскадре и умножать течь в кораблях. Адмирал, приблизившись к берегам, взял лоцманов и вошел в залив Мандель вместе с кораблем “София-Магдалина” и фрегатом».
В зарытом от ветров порту можно было перевести дух и исправить повреждения. Течь у «Принца Густава» тоже уменьшилась.
– Михаил Иванович, надежно ли держит воду бортовая конопать? – поинтересовался у Трескина контр-адмирал Карцов.
Получив положительный ответ, он дал команду на продолжение плавания.
С первым попутным ветром отряд покинул залив, но едва он успел отойти на несколько миль, как ветер поменялся на противный. Начался дующий в лоб, а потому ненавидимый моряками парусной эпохи «мордотык», который не только выматывал команды бесконечными лавировками, но и доставлял массу других неприятностей. Вскоре на флагман стали передавать сигналы о новых повреждениях. Час за часом эти сообщения множились. Надо было что-то срочно предпринимать, так как дальнейшее пребывание в открытом море грозило обернуться большими неприятностями. Карпов рассудил вторично зайти в безопасную гавань. На сей раз убежищем ему послужил норвежский порт Эквог. Там крепкие ветры с южной стороны продержали русские корабли почти целый месяц. Продолжить плавание удалось лишь 28 октября. «Принц Густав», «София-Магдалина» и фрегат снова взяли курс к берегам Англии.
Ветер был попутный, Карцов уверенно правил к Англии и 20-го числа находился уже на Доггер-банке. В то время ветер стал дуть порывами и часто переменялся, а на другой день, утвердясь на румбе WNW, начал усиливаться; тогда же огромная зыбь предзнаменовала бурю, которая со всей яростью настала в третьем часу пополудни. «Ужасный сей шторм повлек с собою дождь и пасмурность, и адмирал потерял из виду свою эскадру, – писал один из современников. – “Принц Густав”, кроме нижних, не мог нести никаких других парусов, и вскоре от чрезвычайной качки и многих повреждений получил столь сильную течь, что экипаж, действуя всеми помпами, едва мог отливать воду».
Капитан I ранга Трескин, осмотрев трюм своего корабля, обнаружил, что в носу концы обшивных досок вышли из шпунтов и через образовавшиеся отверстия вода мощным потоком вливалась в трюм «Принца Густава». Все попытки заделать эти многочисленные дыры ни к чему не привели.
– Наше положение крайне опасно! – доложил Трескин контр-адмиралу.
– Всю подсменную вахту на помпы! – распорядился Карцов, хотя и понимал, что мера эта временная, но никакого другого выхода просто не было.
Так и оказалось. Спустя некоторое время от интенсивной работы на помпах начали рваться цепные передачи.
Капитан и офицеры, не теряя присутствия духа, прилагали отчаянные усилия, чтобы еще некоторое время поддержать помпы в исправности. Сломанные звенья немедленно заменяли новыми. Однако, несмотря на это, воды в трюме час от часа становилось все больше и больше. К 5 часам вечера она поднялась уже выше 4 футов. Настала пора принимать какое-то кардинальное решение, ибо всякое промедление становилось теперь смерти подобно. Современник пишет: «Употребив все способы, какие только опытность и совершенное знание морского искусства могли изобрести для отвращения течи, и не получив от них никакого успеха, адмирал прибегнул к последнему средству: приказал спуститься от ветра и править к мысу Фланборгед, чтоб укрыться в гавани».
31 октября ветер несколько стих. В три часа пополудни с корабля «Принц Густав» увидели трехмачтовое судно.
– Править на паруса! – объявил Карцов.
Вскоре, к огромной радости всей команды, открылось, что это «Изяслав». Сигналом ему было велено «держаться близ адмиральского корабля», ибо большая течь в последнем требовала этой осторожности.
– Вас понял! – прокричал в ответ командир «Изяслава». – Что у вас?
– Всем нутром водицу черпаем! – отозвался в медный рупор Карцов.
Ветер между тем начал утихать, и к 1 ноября сделался совсем тихим. К сожалению, это уже ничего не меняло, повреждения «Принца Густава» были уже столь велики, что это течи не уменьшило. Капитан Трескин, беспрестанно осматривая трюм, доложился адмиралу:
– Кроме прежней течи, открылась еще другая, с обеих сторон в подводной части, и столь опасная, что в трюме даже слышно, как бежит вода.
– Дело дрянь! – нахмурился Карцов.
Желая испытать все возможные средства для спасения корабля, он дал приказание подвести под днище корабля парус, «нашпигованные» пенькой. Однако корабль так сильно раскачивало зыбью, что парусиновый пластырь сразу же изорвало. К этому времени одна за другой начали выходить из строя и помпы. Не выдерживая напряжения, рвались цепные передачи. А запасных цепей больше не было. Теперь для спасения корабля имелся только один шанс: как можно быстрее добраться до ближайшего порта. Но и здесь наших моряков ждала неудача! Ветер и течение от берегов препятствовали этому.
Из хроники трагедии: «На другой день во все сутки экипаж занимался беспрестанным отливанием воды, а 3-го числа корабль находился в небольшом расстоянии от местечка Дроммель на норвежском берегу, а для призыва лоцманов палил временно из пушек, но никто к нему не приехал.
4 ноября корабль находился также вблизи берегов и пушечными выстрелами требовал помощи, но тщетно. Между тем положение его становилось ежеминутно отчаяннее: вода, можно сказать, уже не пребывала в корабль, а лилась в него, ибо течь дошла почти до 10 футов в час; все помпы испортились; люди от беспрестанной и продолжительной работы потеряли силы; словом, не оставалось никаких способов отливать воду, следовательно, и средств спасти корабль.
На сей конец был призван сигналом на адмиральский корабль командир корабля “Изяслав”. Тогда, собрав всех офицеров, адмирал составил совет, в котором единогласно признано было, что для спасения экипажа не остается другого средства, как оставить корабль “Принц Густав” и переехать на “Изяслав”. В полдень спустили на воду с обоих кораблей все гребные суда и начали перевозить людей, при сем случае, к чести офицеров, должно сказать, никто не помышлял о своем имуществе: они следовали примеру бескорыстного и великодушного своего адмирала. В 6-м часу вечера капитан Трескин последним оставил утопающий корабль свой, в котором тогда было 12 футов воды. Вскоре после того ветер повеял от севера и дул тихо. “Изяслав” по приказанию адмирала во всю ночь держался подле оставленного корабля, который в 9-м часу скрылся в темноте, а поутру его уже не видали: во время ночи он, без всякого сомнения, погрузился в морскую бездну.
5-го числа сделался опять прекрепкий ветер от северо-востока.
Пользуясь попутным ветром, адмирал приказал править к берегам Англии и вскоре прибыл на Ярмутский рейд, где и вступил под начальство главнокомандующего русской вспомогательной эскадры вице-адмирала Макарова».
Вот, что написал о гибели «Густава» В. Даль: «Увидев, что нет средств спасти корабль и что поберечь команду, адмирал в военном совете решил перевести всех на корабль “Изяслав”. Это было исполнено в тишине и порядке 1 ‑ го ноября. С грустью экипаж покинул свой корабль, молча садился на гребные суда и переезжал на соседа своего. На “Изяслав” часу в шестом вечера переехал и последний жилец с пленного “Густава”, сам командир. А когда рассвело, то все молча глядели в ту сторону, где должен был стоять “Принц Густав”, но видели только, как переваливается гребнем волна за волной до самого края моря…»
Когда императору Павлу доложили о потери «Принца Густава», он не слишком расстроился:
– Бог дал, Бог и взял! Что касается моих моряков, то они захватят еще много новых кораблей у врагов отечества!
На этом в истории с «Принцем Густавом» можно было бы поставить точку, если бы еще не одно маленькое «но». Дело в том, что много лет спустя, в 1842 году, корабль «Ингерманланд», которым командовал сын командира «Принца Густава» капитан I ранга Павел Трескин, командуя новейшим линейным кораблем «Ингерманланд» потерпит страшную катастрофу почти на том же месте, где сорок четыре года назад потерпел крушение корабль его отца. Но это уже совсем другая история…
9 ноября «Изяслав» прибыл в Ярмут. Карцов перенес флаг на «Святой Петр». 24 декабря подошли «София Магладина», «Исидор» и «Европа». Несколько позднее подошел и линейный корабль «Алексей». Российские эскадры стали на зимовку.
Из письма посла в Англии Воронцова вице-президенту адмиралтейств-коллегии Кушелеву: «Все здешние адмиралы и офицеры удивляются храбрости и решимости наших офицеров за смелость, с каковою они плавают по морю в самые жесточайшие бури на судах столь худого состояния и клянутся, что ни один из них не отважился бы взять на себя командовать столь гнилыми и рассыпающимися кораблями».
Глава третьяОт Левкаса до Эпира
Отправленный во главе отряда в два линейных корабля и два фрегата капитан I ранга Дмитрий Сенявин, подойдя к Святой Мавре, сразу же блокировал остров с моря. Однако вскоре стало ясно, что овладеть Святой Маврой быстро не получится. На острове был весьма крупный, не в пример всем другим Ионическим островам, гарнизон, а также мощная крепость с сильной артиллерией. Как и все свои крепости, и эту венецианцы построили на горе, которую со всех сторон окружали полные воды рвы.
Древние греки называли остров Святой Мавры Левкасом. Левкас по-гречески значит белый. Имя острову дали пляжи с белым песком и белые скалы мыса Левкатас. Имя же Святой Мавры остров получил по имени одноименной церкви-крепости, некогда построенной на нем крестоносцами. Еще одной особенностью острова были землетрясения. На Мавре они были так часты, что к ним жители давно привыкли, как привыкают к качке моряки.