От Святой Мавры всего каких-то полсотни саженей до материковой Греции, всего пятьдесят саженей до владений всесильного и грозного Али-паши Янинского. Главный городок острова Левкаса расположен на севере острова.
Едва корабельный отряд приблизился к острову, как от берега к нему навстречу поспешило гребное судно. Через несколько минут на палубу «Святого Петра» поднялись местные старшины. Впереди иных важно ступал по палубе старец с длинной седой бородой и тяжелой золотой цепью на груди.
– Я архонт старейшин Святой Мавры, бывший губернатор Кефалонии и адмирал венецианского флота Антонии Орио! – представился старец.
– Российского императорского флота капитан I ранга Дмитрий Сенявин! – представился командир «Святого Петра».
Откашлявшись в кулак, архонт и адмирал начал свою речь:
– Мы прибыли, чтобы от имени всех жителей острова сердечно приветствовать наших освободителей и выразить свою радость вашему приходу. На берегу уже собрано ополчение, которое готово драться вместе с вами!
Сенявин, как и положено хлебосольному хозяину, пригласил местную знать к себе в салон, где вестовые уже метали на стол последние закуски.
За хорошим разговором да за рюмкой водки (которая старцам весьма понравилась) прибывшие поведали Сенявину все, что знали о французском гарнизоне: о том, какова численность французов, сколько у них пушек. Рассказали даже, какая стерва жена коменданта Миоле мадам Розина, которая ходит по лавкам и забирает все, что ей приглянется, не платя ни дуката!
Выслушав все с большим вниманием, Сенявин поблагодарил местных нобилей за теплую встречу и готовность помочь.
– Было бы очень хорошо, если бы вы прислали нам несколько грузовых лодок для перевозки на берег пушек и снаряжения! – сказал он.
Старики обещали помочь и в этом.
На следующий день на Святую Мавру был высажен передовой отряд в три с половиной сотни человек. Французов на берегу видно не было. Зато греки встречали, как и везде наших в Ионии, огромными толпами. Командовавший турецким отрядом капитан фрегата Ибрагим-оглы сразу же беспрекословно подчинился Сенявину, который обладал способностью одним только взглядом унять самых буйных галионжи.
«Жители стекались отовсюду толпами… с видом, преисполненным благодарности, и сопровождали десант до того места, где долженствовал быть лагерь», – записали в тот день в шканечном журнале «Святого Петра».
А затем к Сенявину прибыла новая депутация островитян. Во главе ее был все тот же Антонио Орио. В этот раз на старце были одеты сверкающие латы, а на голове шлем с пышным плюмажем и меч на боку, от чего бедный архонт едва передвигал ноги. Причина визита была более чем весомая, Орио пригнал более пяти десятков пленных и среди них десяток офицеров и даже одного бригадного генерала! Это были те самые французы, которые так удачно бежали с Кефалонии от Поскочина. Не зная положения дел на острове, они причалили прямо у городской пристани, где и были тут же пленены.
Тем временем, высаженный десантный отряд, подошел к старой венецианской цитадели и обложил ее со всех сторон. Вскоре к нашим солдатам подошли и греческие ополченцы, посланные воинственным Орио. Однако даже с ними сил для штурма укреп-ленной цитадели явно не хватало. Гарнизон крепости был весьма силен – почти шесть сотен опытных гренадер. Разумеется, можно было бы взять крепость измором, но на это ушли бы недели, а может даже месяцы, время же не ждало.
Всю ночь Сенявин не спал, обдумывая свое положение, но как он не крутил, а выходило одно – надо было обратиться за по-мощью к своему старому недругу Ушакову, именно к тому, к кому ему меньше всего хотелось бы обращаться, но иного выхода у командира «Святого Петра» просто не было. Утром, порвав несколько листов от раздражения, Сенявин все же написал письмо командующему и послал с ним одного из мичманов на греческой фелюке.
В ночь на 23 октября моряки поставили осадные батареи и дотащили к ним ядра и порох. Вездесущий Орио выделил для этого дела ослов. Батареи ставили ночью, и потому обнаружение на рассвете в пятистах саженях от крепости осадных пушек стало для французов неприятным сюрпризом. Немедленно началась перестрелка. Когда после полудня и та, и другая сторона подустала палить друг в друга и наступило затишье, Сенявин послал в крепость двух мичманов с предложением о сдаче.
Полковник Миоле (муж той самой вредной мадам Розины) ответил отказом.
– У меня в достатке всего необходимого для долгой обороны, а потому я не вижу никакой надобности в переговорах! – заявил он нашим офицерам.
На следующий день Сенявин снова направил в крепость тех же мичманов. Напутствовал он их так:
– Передайте, что, когда крепость начнет штурм, никаких переговоров я вести не буду!
Комендант Миоле проигнорировал сенявинские предложения и во второй раз.
– Господа, мы же вчера уже обо всем поговорили! – сказал он, встретив за воротами наших офицеров. – И не лень вам каждый день тащиться ко мне в крепость, чтобы слышать одно и то же – никакой сдачи не будет никогда!
Из окна комендантского дома на парламентеров недобро поглядывала толстощекая мадам Розина с папильотками в волосах.
– Ну, насчет сдачи это мы еще посмотрим! – бросили коменданту мичмана, уходя.
Выслушав парламентеров, Сенявин в сердцах пнул носком сапога подвернувшийся камень:
– Никак не пойму, блефуют французы или действительно чего-то ждут, но чего?
Генерал Миоле вовсе не блефовал, а вел напряженные переговоры с Али-пашой Янинским, властителем материкового Эпира, находившегося за узким (всего каких-то пять сотен шагов) проливом. Еще только узнав о прибытии в Адриатику русско-турецкой эскадры, тот обратился к Миоле с предложением передать ему остров за 30 тысяч золотых червонцев. Тогда Миоле только посмеялся:
– Зачем столько денег гильотинированному полковнику!
Теперь же он сам уговаривал Али-пашу вступить во владение островом, пока тот не захватили русские. Владыка Эпира подтянул к проливу свое многотысячное войско, но высадиться на Святую Мавру все же не решился, боясь, как огня, русских пушек, так и гнева султана, чьим вассалом он формально являлся.
Получив вторичный отказ, Сенявин (делать нечего!) начал готовиться к штурму. Проведя рекогносцировку, он решил поставить вокруг крепости еще несколько батарей. Особенно заманчивой была мысль поставить батарею за проливом на албанском берегу, откуда крепость была как на ладони.
К утру 28 октября все батареи были установлены и открыли сильный огонь. Ожесточенная контрбатарейная пальба продолжалась несколько часов. В конце концов, в крепости возник сильный пожар. Едва французы его потушили, начался еще один. В довершение всего наши ядра разнесли донжон вместе с развевавшимся на нем французским флагом.
Медленно, день за днем, осадные батареи ломали стены и сбивали с них пушки. Наконец, французы не выдержали. В очередной промежуток между пальбой из крепости вышли три офицера с белым флагом. Парламентеры заявили, что комендант готов капитулировать при условии, если все офицеры и солдаты будут отправлены в Тулон или в Анкону. На это Сенявин ответил кратко:
– Нет! Это были первоначальные условия, теперь они изменились!
Едва парламентеры скрылись в крепости, Сенявин созвал офицеров.
– Наш отказ вынудит французов к активным действиям, а потому в эту ночь всем бдить в оба!
Тогда же по просьбе Сенявина адмирал Орио прислал ему еще один отряд ополченцев и вовремя. В первую же ночь французы предприняли отчаянную вылазку. Более трехсот солдат во главе с самим полковником ударили в штыки на ближайшую из батарей, стремясь заклепать пушки. Ополченцев они разогнали сразу, но затем в бой вступили наши морские солдаты. С этими разговор был уже иной. У черноморцев за спиной был Очаков и Измаил. Наши французов отбросили. Затем в бой вступила артиллерия, ударив по французам картечью. Этого оказалось достаточно, и противник бежал в крепость.
Утром Миоле выслал новых переговорщиков. Сенявин их условия отверг. Снова целыми днями палили пушки. И снова французские парламентеры, но Сенявин был непреклонен – только капитуляция на его условиях и никак иначе.
31 октября вечером к острову подошел Ушаков. На следующий день на борт «Святого Павла» прибыл с докладом Сенявин. Выслушав строптивого капитана I ранга, Ушаков, тем не менее, остался его действиями доволен.
– Все вами исполнено как должно и лучше бы не сумел, и я сам! – сказал справедливый Ушаков.
Впоследствии он написал: «Все находившиеся в десанте войска российские, каждый по званию своему, исправляли должность ревностно и усердно, с обыкновенной храбростью».
После этого вице-адмирал съехал на берег и осмотрел подступы к крепости. К этому времени по французской цитадели палили уже четыре наших и одна турецкая батареи. Французы тоже огрызались, но не так часто.
Увидев, как несколько бомб, прочертив в небе свой зловещий след, разорвались где-то во внутренних дворах крепости, Ушаков и вовсе повеселел:
– Молодцом, Дмитрий Николаевич, молодцом!
Казалось, что многолетний лед взаимной неприязни и мелочных обид канул в прошлое.
– Штурм назначаю на завтра! И попросите местного архонта прислать нам еще ополченцев. На штурм их посылать бесполезно, но зато можно поставить в тылу, а наших солдат освободим для более важных дел.
– Я уже таковые распоряжения отдал! – приложил пальцы к треуголке Сенявин. – Ополченцы скоро прибудут.
– Вот и ладненько! – улыбнулся ему Ушаков.
К утру все было уже готово к штурму. Орудийная прислуга изготовилась к артподготовке, солдаты морских батальонов с лестницами скопились в близлежащих от крепости оврагах, чтобы открытое пространство до стен было как можно короче. Съехавшие на берег корабельные лекари расстелили на траве парусину, надели фартуки, разложили ампутационные ножи, пилы и ланцеты. Все ждали теперь только сигнала. Сенявин нервно поглядывал на командующего, что же тот тянет.