На прикрывавшим Корфу острове Видо тоже мощные бастионы. Там в каменных казематах французы поставили четыре батареи. Между Видо и Корфу в проливе на якорях линейные корабли «Женере» и плененный им «Леандр», корвет «Лабрюн», бомбардирское судно «Фримар», бриг «Экспедицион» и шесть галер. Это еще более двух сотен пушек.
Едва над Корфу был поднят французский флаг, как там начали усиливать оборону, ставить новые пушки. Шабо прекрасно понимал, что, имея господство на море, союзники рано или поздно появятся у берегов острова и блокада, а то и атака Корфу неизбежна. По этой причине ежедневно на работы в крепости сгонялись тысячи жителей.
Французский гарнизон, во главе с дивизионным генералом Шабо, насчитывал более трех тысяч солдат. Еще тысяча матросов имелась на судах местной эскадры. Помимо этого, на Видо находился отдельный гарнизон бригадного генерала Пиврона в пятьсот штыков.
Остров Корфу
Пока ни одна из сторон не стремилась к открытию огня. Французы, видя, что к острову подошла далеко не вся союзная эскадра, надеялись, что русские лишь удостоверятся в неприступности крепости и уберутся восвояси. Селивачев, в свою очередь, не считал возможным начинать бесполезную перестрелку, занимаясь выполнением адмиральских предписаний. Полным ходом шла рекогносцировка берегов, промерка фарватеров и подходов к берегу. Гордые оказанным доверием, мальчишки-мичмана умудрялись подходить под самые стены неприятельских фортов, считая пушки и людей. Обеспокоенный их отвагой, Селивачев вынужден был их одергивать:
– Чего опять давеча на рожон полезли! Ваше дело малое – высматривать, а не под ядра французские головы подставлять!
Те клятвенно обещали более так не поступать, но снова и снова подходили под самые стены.
Разумеется, для полной блокады сил у Селивачева было мало и мелкие суда могли ночью проскочить между далеко стоящих друг от друга наших кораблей, но большим судам незаметно войти в порт Корфу было уже невозможно.
К французам на переговоры Селивачев послал неутомимого капитана-лейтенанта Шостака. Уже имея опыт переговоров на Цериго и Занте, он, как никто другой, подходил для этой миссии.
– Предложи французам почетную капитуляцию! – похлопал его по плечу Селивачев, провожая.
– Не верится, что они на такое согласятся, имея такую силу! – высказал свое мнение Шостак.
– Наше дело предложить, а там посмотрим! – усмехнулся командир отряда.
На шлюпке под белым флагом Шостак подошел к берегу. Там его уже ждали офицер и несколько солдат. Не вступая с русским ни в какие разговоры, они сразу завязали Шостаку глаза и повели в крепость. Идти с завязанными глазами было неудобно, капитан-лейтенант то и дело спотыкался, чем вызывал смех солдат, но делать было нечего и приходилось терпеть. Затем его повели вверх по ступеням, и Шостак понял, что они вошли в какой-то дом. Наконец все остановились и с капитан-лейтенанта сняли повязку. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил себя в большой комнате. Посреди нее за столом сидело несколько старших офицеров и один гражданский. То был военный совет гарнизона во главе с генералом Шабо и комиссаром директории Дюбуа.
Отдав письмо Селивачева, капитан-лейтенант передал на словах предложение о почетной капитуляции.
Ответом ему были ироничные улыбки присутствующих.
– Если к острову пришли шесть ваших судов, то это совсем не означает, что мы должны падать на колени! – кривя губы, ответил ему комендант Шабо. – Никто еще не сделал ни одного выстрела, так о какой капитуляции может идти речь! Корфу твердый орех!
– Нет такого ореха, который нельзя было бы разгрызть! – гордо ответил Шостак.
– Попробуйте, и оставите здесь все свои зубы! – встрял в разговор комиссар Дюбуа.
На этом разговор был исчерпан, Шостаку снова завязали глаза и отвели на берег к шлюпке.
– Ну что наши визави? – поинтересовался, свесившись через фальшборт, Селивачев, едва шлюпка с парламентером подошла к борту «Захария и Елисаветы».
Шостак развел в сторону руки:
– Желают драться!
– Ну что ж, свой выбор они сделали! – кивнул Селивачев. – Возвращайся на «Григорий» и занимайся фрегатом!
Комендант Шабо в те дни ждал обещанных подкреплений из Анконы. Оттуда действительно к этому времени вышли три бывших венецианских линейных корабля и несколько транспортов, забитых войсками и припасами, всего более трех тысяч штыков. Однако, узнавши о ситуации на острове и о присутствии там русской эскадры, отряд с полпути повернул назад.
А уже спустя несколько часов французы решили проверить, на что способны русские. Из гавани внезапно появился линейный корабль «Женере» под командованием уже известного нам капитана Лежоаля. Желая попытать счастья в противоборстве, он взял курс на стоявший на выходе из пролива «Захарий и Елисавет».
– А вот и телега французская появилась! – хмыкал себе под нос Селивачев, рассматривая приближающийся «Женере». – Правят их кучера неплохо, посмотрим сейчас, крепки ли у них загривки!
Тем временем, выйдя на дистанцию пушечного выстрела, «Женере» подвернул бортом к флагману отряда и открыл огонь. С нашего корабля последовал ответный залп, причем весьма точный. Не дожидаясь повторного залпа, «Женере» тут же кинулся под защиту береговых батарей, а потом и вовсе вернулся в гавань.
– А в драке кучера их слабоваты! – только и сказал Селивачев, спускаясь со шканцев к себе в каюту.
Впрочем, Лежоаль был настырен. Через день он сделал еще одну попытку выйти из гавани, чтобы на этот раз попытать счастья в поединке с «Богоявление Господне».
– Я вызываю на дуэль очередного русского медведя, чтобы насадить его на конец своей шпаги! – иронично сообщил он коменданту крепости.
Антон Алексиано, однако, был начеку и встретил француза во всеоружии. Поединок получился жестоким. Лежоаль на сей раз был упорен. За поединком двух линейных кораблей с верхов бастионов наблюдал весь французский гарнизон, а с палуб, растянутых в дозорную линию судов, наши. Стреляли французы в этот раз куда точнее, чем в прошлый. Вскоре Лежоалю удалось повредить на «Богоявлении» бизань-мачту. Не оставшись в долгу, наши сбили французам грот-стеньгу. На этом дуэль завершилась. «Богоявление» Алексиано осталось нерушимо стоять на линии дозора, а «Женере» снова повернул в гавань, чтобы зализать нанесенные «русским медведем» раны.
Из-за недостатка матросов Лежоаль приказал привлечь пленных английских матросов к ремонтным работам на «Женере», но те отказались.
Английские хроники сохранили ответ марсового Бенпнистера, который якобы сказал:
– Ты бы лучше, проклятый француз, вернул наш маленький корабль, и мы снова бы дрались, пока не пошли на дно!
Именно в эти дни в Ширнесе на линейном корабле «Америка» собрался суд над сдавшим в плен «Леандр» капитаном Томпсоном и бывшем на этом же корабле в сражении капитаном Берри. Заслушав всех свидетелей и ознакомившись с документами, судьи пришли к выводу, что Томпсон сделал все, что возможно, и оправдали его. Адмирал Трипп вернул Томпсону саблю. Оправдан был и капитан Берри. Позднее капитан Томпсон был за этот бой даже награжден орденом Банни.
9 ноября к Корфу подошли основные силы эскадры Ушакова и бросили становые якоря в бухте Мисанги. А еще через несколько дней прибыл, закончив все дела на Святой Мавре, отряд Сенявина. Теперь все руководство блокадой Корфу взял в свои крепкие руки Ушаков. Заслушав доклад Селивачева о сделанном, он остался распорядительностью младшего флагмана вполне доволен.
– Как турки? Помогают ли? – поинтересовался у Селивачева. – Насколько здесь можно на них рассчитывать?
– Корабль турецкого паши нам никакой помощи не делал и оной не обещает! – в сердцах махнул рукой капитан I ранга. – Остальные во всем берут с него пример.
– Чем же они тут занимаются? – помрачнел лицом Ушаков.
– По большей части прячутся за нас или держатся в отдаленности, дабы в случае нужды быстрей убежать!
– М-да, – погрустнел вице-адмирал. – Турки нам ненадежная помощь, но другой нет и вовсе.
Заново перераспределив суда эскадры для несения блокады, Ушаков ознакомился с обороной острова.
Союзная эскадра растянулась широкой дугой по внешнюю сторону Видо, причем наши корабли заняли самые опасные места – фланги блокадной линии, напротив Старой и Новой крепостей. С юга выход в пролив между Корфу и Видо сторожили три линейных корабля и фрегат, с севера корабль и три фрегата.
В первые дни блокады на подходах к Корфу был перехвачен французский 18-пушечный бриг и три транспортных судна. Трофейный бриг назвали «Святым Макарием», а командиром на него назначили капитан-лейтенанта Макара Ратманова. После чего на эскадре его так и стали величать – Макар с «Макария».
Особое внимание Ушаков уделял задержанию местных рыбаков, которые, игнорируя приказы французов, все равно выходили в море.
Наши дозорные шлюпки греков задерживали и привозили лично к Ушакову. Тот в присутствии Сарандинаки учинял им тщательный опрос, после чего покупал весь улов, да еще прибавлял от себя по золотому империалу. Такой щедростью рыбаки были весьма довольны и вскоре от продавцов свежей рыбы и желающих поведать обо всех французских тайнах у командующего не было отбоя.
Опросы греков и потраченные деньги не были напрасными. Вскоре командующий русской эскадрой в точности знал, что у французов дела на острове обстоят не так уж и хорошо. Местное население относится к ним предельно враждебно. Не редки случаи нападения на отдельных солдат, ответные же жесткие меры еще больше усиливали враждебность корфиотов. По этой причине гарнизон почти безвылазно сидел в крепостях, в остальных же селениях жители жили сами по себе.
Из всего населения лояльно к французам относились лишь евреи. Местные евреи (купцы, ростовщики и ремесленники) жили на Корфу, как и везде в венецианских владениях, в особом квартале. Современник пишет: «…Оборотливым своим умом умели прибрать к рукам всю здешнюю торговлю и, следственно, наличные деньги». По прибытии французов евреи сразу перешли на их сторону, получив все преимущества гражданства, назначения комиссарами и местными судьями. С началом осады они дружно покинули свой квартал и со всем своим добром перебрались в крепость, заняв за плату наиболее безопасные подземные казематы.