«Служители, на эскадре мне вверенной, – докладывал Ушаков в адмиралтейств-коллегию еще в начале осады, – не получая жалованья, мундира и мундирных денег на нынешний год, пришли и находятся в самой крайности, никаких способов к исправлению себя не имеют, почти совсем без платья, а обуви многие совсем не имеют».
Надо было что-то делать, и тогда Ушаков закупил по дешевке большую партию женских капотов. Необычное решение командующего вызвало массу шуток и анекдотов на эскадре. Впоследствии, уже после возвращения домой, ветераны с удовольствием рассказывали небылицы:
– И тогда Федор Федырыч решил обмануть хранцузов! Одели мы дамские платья и ну в десант. Хранцузы видят – барышни к ним гурьбой бегут. Возрадовались, кричат: «Мамзель! Мадам! К нам! К нам!», а мы как подбежали, хрясь штыком, тут тебе сразу и мамзель, и мадам! Вот как хитер был наш Федор Федырыч!
Слушатели только головой качали, и вправду, ну что тут скажешь!
Увы, на самом деле Ушаков одевал подчиненных вовсе не от хитрости, а от безысходности. Выглядели офицеры и матросы в разноцветных капотах и вправду весьма комично, но выбирать не приходилось, и теперь вахта в сырую погоду вышагивала по палубам в новых пестрых нарядах.
Добиться чего-то от турок было почти невозможно. Они никогда ни в чем не отказывали, но также никогда ничего не выполняли. Одни суда с провиантом, отправленные из Константинополя, «в зимнее время разбились», другие прохудились и чинились по всему Средиземноморью.
Наконец, о чудо, из Севастополя подошел транспорт «Ирина» с солониной и сухарями. Увы, когда мясо начали перегружать на выстроившиеся в очередь судовые барказы, оказалось, что «немалое количество его с червями, гнило и имеет худой и вредный запах». Воняло так, что слышно было даже в крепости. Французы, зажимая носы, поглядывали на наши корабли, что там у русских происходит?
Привезли на «Ирине» и деньги, но… в бумажных ассигнациях, которые никому за границей и даром не были нужны. А потому бесполезные бумажки снова затолкали в мешки, пломбированные и отправили в Севастополь, чтобы тут под ногами не валялись.
– Уж не «друга» ли вашего Мордвинова сии происки издевательские? – спрашивал Ушакова верный Сарандинаки.
– Отколь же мне знать, – вздыхал тот. – Может, так все и обстоит. А может, просто чиновник какой безголовый напортачил, поди, выясни отсюда!
В декабре пришел от берегов Египта со своими двумя фрегатами капитан II ранга Сорокин, отправленный туда в крейсерство еще от Дарданелл.
– Ну, Александр Андреевич, докладывай, что у тебя и как? – обняв командира «Михаила», велел Ушаков.
Доклад Сорокина был неутешителен. Все три месяца своего крейсерства у египетских берегов наши не получили от англичан и турок и мешка сухарей.
– В кладовых провизионных моих как в пустыне египетской, последняя мышь и то вчера повесилась! Вот, надеемся у вас припасами разжиться.
– Наши мыши тоже себе веревки уже намыливают! – вздохнув, ответил Ушаков. – Но чем-нибудь, конечно, поделимся, не помирать же вам с голоду!
Наши историки любят писать о сражениях и победах, но не любят о делах скучных финансовых, хотя никто еще никогда не мог воевать без денег. Нужны были деньги и Ушакову. Уж не знаю, случайно или нет, но столь любимый нашими либералами «выдающийся экономист» адмирал Мордвинов так организовал финансовое обеспечение эскадры Ушакова, что лучше бы он этого не делал вообще. Началось с того, что золота вице-адмиралу не дали вовсе, а только ассигнации, которые в воюющей Европе никому и даром не были нужны. Тогда Ушаков вынужден был обратиться к аккредитивам, при поручительстве баронов Гипша и Тимони на огромную сумму – 100 тысяч червонцев, что было ему обещано тем же Мордвиновым. Обеспечить выплату этих денег по аккредитивам должен был некий банковский дом Соммарива в Палермо (уже получивший под это солидный кредит), о котором до тех пор никто и слыхом не слыхивал. Когда же Ушаков послал в Палермо мичмана Абруцкого с бумагами на получение денег, то оказалось, что никакого банковского дома Соммарива в Палермо уже нет и в помине. Сегодня к таким аферам нам, увы, не привыкать, но тогда такое надувательство было неслыханно. Разумеется, Федор Федорович выход все же нашел. Но потеряно было самое дорогое – время.
Именно отсутствие денег и провианта заставили Сорокина покинуть берега Египта. Впрочем, англичане его поддержкой остались весьма довольны. Вместе с отрядом капитана Гутьена наши бомбардировали форт Абукир. При этом на турецких канонерских лодках турецкие команды были заменены на наши и английские.
За время своего крейсерства Сорокину удалось перехватить несколько мелких судов, на которых было захвачено два десятка французских офицеров, пытавшихся пробраться из Египта во Францию. В большинстве случаев они везли секретные письма, которые, впрочем, всегда успевали уничтожить. При пленных офицерах было найдено более 30 тысяч золотых червонцев. Сумма огромная. Однако при допросе все французы в один голос заявили, что это деньги не казенные, а их личные сбережения. И хотя в последнем Ушаков сильно сомневался, но слово офицера – есть слово офицера.
– Собственность обезоруженных неприятелей должна быть свято уважаема даже в сию добычами преисполненную войну! – сказал он присутствовавшему тут же Сорокину.
Все золото было немедленно французам возвращено. Узнав о решении русского вице-адмирала, те были потрясены. Уж во французской армии никто никогда и не подумал бы возвратить пленным их деньги, в живых оставили и тому радуйся!
Теперь Ушакову предстояло решить, что делать с пленниками дальше. Расспросив их о том, как воюет с мамлюками генерал Бонапарт и думает ли он идти на Константинополь, вице-адмирал задумался.
– Я отпускаю вас во Францию под честное слово! – объявил он затем пленникам.
Офицеры тут же поклялись, что в нынешней войне не будут больше драться против нас.
– Вы, адмирал, благороднейший человек, и мы никогда не посмеем нарушить слова чести! – заверили они Ушакова.
– Ну и ладно, – согласился тот. – Езжайте себе домой с богом, да не попадайтесь больше!
Из письма Ушакова: «Недостатки (скудость) наши, бывшие при осаде Корфу, во всем были беспредельны, даже выстрелы пушечные, а особо наших корабельных единорогов необходимо должно было беречь на сильнейшие и на генеральные всего производства дела. Со мной комплект только снарядов к орудиям, тотчас можно было бы их расстрелять, и расстреляли бы мы их понапрасну, весьма с малым вредом неприятелю…»
В декабре в Константинополе неожиданно объявился небезызвестный в России Сидней Смит, тот самый, что столь не-удачно помогал шведскому королю Густаву Третьему в его войне с Россией, а потом и сам едва не попал к нам в плен.
Уильям Сидней-Смит
Теперь коммодор Смит командовал в водах Порты отрядом английских кораблей. На должность эту известный авантюрист попал благодаря протекции своего брата британского посла в Турции Спенсера Смита. В Адмиралтействе поначалу сомневались, справится ли авантюрный коммодор со столь ответственной должностью, но затем решили, что двум братьям всегда проще между собой договориться, и согласились. В Константинополь Смит прибыл на 80-пушечном «Тигре». Там он принял и нашего посла Томару.
– Я скоро отправляюсь к Александрии, чтобы надавать тумаков Бонапарту! – гордо объявил он. – Именно я завершу то, что начал Нельсон!
– Хорошо бы вам установить связь и с эскадрой Ушакова, – подал здравую мысль посол Томара. – Вдвоем всегда легче, чем одному.
– Когда этот один – английский коммодор, то он способен справиться и сам. Впрочем, я готов учредить сообщение с вашим адмиралом!
Смит был как всегда хвастлив и самонадеян. Несмотря на то что старший брат усиленно толкал его ногой под столом, коммодор пустился в откровения, из которых проницательный Томара быстро понял, что англичане намерены требовать от Ушакова действий многотрудных и опасных, но нисколько российским интересам не нужных.
Вежливо простившись, Томара поспешил в свою резиденцию, чтобы немедленно отправить Ушакову услышанные новости. В салоне «Тигра» брат Спенсер тем временем устроил головомойку брату Сиднею.
– Мальчишка! – кричал он, уже без всяких дипломатических политесов. – Ты способен хотя бы о чем-то умолчать, о чем знаешь! У тебя только два врага – твой язык и твоя безмозглая голова!
– Может, русский посол все же не понял моих мыслей? – отвечал пристыженный коммодор.
– В этом я глубоко сомневаюсь! – рявкнул на брата Спенсер Смит и, выходя, что есть силы хлопнул дверью.
Выводы из разговора Томара сделал самые правильные. В своем письме Ушакову он решительно советовал адмиралу не поддаваться на посулы Сиднея Смита и Нельсона и «в удовлетворение требования лорда Нельсона отправя к Анконе по расчислению вашему довольно сильный отряд, самого вам главного пункта предприятий ваших, покорения крепости в острове Корфу, из виду терять не следует».
– То, что я никуда от Корфу не уйду, пока наш флаг не будет поднят над всеми крепостями, это мне и без Томары понятно, но что предупредил о кознях английских, за то спасибо! – высказался адмирал, ознакомившись с письмом посла.
Между тем англичане весьма ревниво следили за успехами русских в Ионии. Вообще, заняв Ионические острова и обложив Корфу, Ушаков буквально опередил Нельсона, который в дни боев на Святой Мавре писал английскому послу в Константинополе: «Я намерен обратиться к Мальте, Корфу и прочим островам этим, почему надеюсь, что русскому флоту назначено будет находиться на востоке; если же допустят их утвердиться в Средиземном море, то Порта будет иметь порядочную занозу в боку… Распорядившись у Мальты и оставивши там надлежащие силы для блокады порта, я после того сам пойду к Занту, Кефалонии и Корфу, желая посмотреть, что можно там сделать».
Пока английский флотоводец думал сделать, российский уже делал…