В первые дни 1799 года к югу от Старой крепости сработали новые осадные батареи. На них поставили привезенные Пустошкиным гаубицы. Огонь сразу стал более эффективным, и французы заволновались.
14 февраля командующий отдал приказ провести ученье по стрельбе солдат и матросов из ружей, умению преодолевать стены и рвы. В тот же день началось изготовление штурмовых лестниц. Разработал вице-адмирал и полторы сотни условных сигналов на время штурма.
Спустя три дня на «Святом Павле» был собран совет флагманов и капитанов. На столе раскатали карту Корфу и подходов к нему.
– Начинать будем с Видо – именно он главный ключ к Корфу! – объявил командующий. – Остров сей будем брать приступом при поддержке артиллерийской!
Затем вице-адмирал сам обрисовал общую диспозицию, флаг-офицер зачитал приказ на штурм с указанием мест высадки десантных отрядов. Особый отряд кораблей должен был перехватить возможную переброску подкреплений с Корфу на Видо. Началось обсуждение плана. Каждый из командиров судов, вставая, говорил о своем согласии или о несогласии. Начали по старому обычаю с самого младшего командира бригантины «Феникс» лейтенанта Морского.
– Ну, давай, Лев Федорович, говори нам, старикам, свое мнение! – подбодрил молодого офицера командир «Марии Магдалины» Тимченко.
– Сей план мне нравится и почту за честь его исполнить! – прокашлявшись в кулак, доложился совету лейтенант Морской.
Затем, вставая по очереди, высказались и остальные наши командиры.
– А что у нас господа союзники отмалчиваются! – обратился Ушаков к мрачно сидящим по углам туркам, которым добросовестный Метакса переводил все перипетии совета. Кадыр-бей кивнул на своего младшего флагмана, пусть, мол, он говорит. Фетих-бей начал долго говорить, а слушавшие его остальные турки кивали головами и цокали языками. Когда Егор Метакса перевел речь турецкого реал-бея, лица наших офицеров вытянулись. Как оказалось, Фетих-бей от имени турецкой стороны заявил, что «предприятие казалось (им) несбыточным, и они, не имея достаточных доказательств, коими могли бы оспорить большинство голосов в совете, повторяли только турецкую пословицу, что камень деревом не пробьешь».
После некоторого тягостного молчания, дело взял в свои руки Ушаков. Без всяких обиняков он заявил:
– Ежели господа турки не желают идти с нами на генеральный приступ, то мы обойдемся и без них, уведомивши об их трусости союзных государей!
Тут уж завертелся волчком Кадыр-бей.
– Пусть высокочтимый Ушак-паша не думает, мореходы султана не боятся смерти! Мы все храбры и готовы ко всему во имя Аллаха милосердного. Если же Ушак-паша готов положить свою голову на алтарь будущей победы, мы с радостью и молитвами будем ему в том помогать!
Суть витиеватой фразы сводилась к следующему – если русский адмирал берет на себя всю ответственность за последствия штурма, то он, адмирал турецкий, никакой ответственности не неся, ему в том поможет.
– Голову, так голову, – кивнул хитромудрому союзнику Ушаков, – была бы победа!
После этого перешли к частностям.
Атаку Видо должна была производить вся эскадра одновременно. Именно перевес в артиллерии и должен был обеспечить быстрый захват острова. Командиры кораблей и судов получили засургученные пакеты. В пакетах предписания «кому, где при оной атаке находиться должно». Одновременно с бомбардировкой и десантом на Видо должны были вступить в сражение и войска на Корфу. Их целью были форты Новой крепости – Святого Рока, Сальвадора и Авраама. О Старой крепости речи пока не шло, она – задача на будущее.
– Пусть в предстоящих сражениях Небесный Промысел укрепит наши духовные и телесные силы! – перекрестился Ушаков, закончив совет. – Будем же готовиться к завтрашнему тяжкому испытанию и молиться за победу воинства российского!
По диспозиции при атаке Видо Ушаков решил расположить турецкие корабли во второй линии. Дело в том, что в отличие от нас турки быстро встать на шпринг не могли, выучка была не та! А потому наверняка подставили бы французам свои кормы, после чего сразу же были бы расстреляны продольными залпами.
– Пусть уж лучше за нашими спинами прячутся, чем потом султану объяснять, почему их всех перетопили! – объяснил командующий свое распоряжение Пустошкину.
Тот был солидарен:
– Пусть хоть видом своим да шумом пугают!
Тем временем на берегу, при выгрузке пушек на берег, турки с албанцами наотрез отказались их таскать.
– Мы воины, а не рабы! – гордо заявили они.
Надрываясь из последних сил, наши матросы затаскивали пушки на горы сами.
– Заместо таких друзей лучше уж одного врага стоящего, и то веселее будет! – плевались наши, глядя, как союзники, сидя под оливами, сосут свои длинные трубки.
А тут еще одна пренеприятная новость – албанцы Али-паши напрочь отказались участвовать в штурме. Из воспоминаний современника: «Для убеждения их адмирал ездил сам на берег и обнадеживал их в успехе, видя же, что ничто не помогло албанцев убедить соединиться с нашими войсками, он хотел было понудить их строгостью к повиновению, но тогда они почти все разбежались, оставя начальников своих одних… Адмирал, услыша от сих последних, что он предпринимает дело невозможное, усмехнулся и сказал им: “Ступайте же и соберитесь все на гору при северной нашей батарее, и оттуда, сложа руки, смотрите, как я в глазах ваших возьму остров Видо и все его грозные батареи”». Впрочем, позднее часть албанцев все же согласилась принять участие в штурме, надеясь поживиться при грабеже. На них, однако, уже не рассчитывали, понимая, что толку от янинских головорезов не будет никакого.
На приступ согласилась идти лишь малая часть охотников во главе с храбрым Мустафой-пашой и майором Кирко.
Тем временем, Кадыр-бей выписал себе из Албании знаменитого прорицателя. Едва старик вошел в адмиральскую каюту, все находившиеся там турецкие капитаны сразу благоговейно смолкли. Взяв в руки баранью лопатку, старец долго смотрел на нее, а потом заговорил:
– Вижу огненные колесницы, сжигающие города и целые царства! Воинов, тонущих в потоках крови, и лишь младенцы остаются живыми. Война будет по всему свету, доколе рожденные в этом году младенцы не смогут носить оружие и доколе одно светило не затмит другое!
– А удастся ли нам захватить этот остров? – поинтересовался у прорицателя Кадыр-бей.
– Вижу огненные колесницы, сжигающие города и целые царства… – снова заголосил прорицатель.
Все были потрясены столь страшным предсказанием, и каждый старался на свой лад проникнуться в смысл услышанного. Пророку дали стакан вина, отсыпали золота и отпустили восвояси.
Вечером на всех судах эскадры зачитали приказ командующего: «При первом удобном ветре от севера или северо-запада, не упуская ни одного часа, намерен я всем флотом атаковать остров Видо».
Ночь на 18 февраля 1798 года выдалась пасмурная и маловетреная. Луна едва проглядывала сквозь толщу облаков, а берега были покрыты белесой дымкой. «Ветер тихий, зюйд-вест, – писали вахтенные начальники, заполняя шканечные журналы той ночью, – небо облачно, изредка блистание звезд». Все с надеждой смотрели на вялые косицы вымпелов. Пока они полоскались в юго-западной четверти – это откладывало начало атаки. Нервы всех были напряжены.
До решающих событий на Корфу оставалось уже совсем немного…
Глава пятаяШтурм Корфу
В ночь с 17 на 18 февраля вице-адмирал Ушаков не сомкнул глаз. Заложив руки за спину, он бесконечно мерил шагами салон, в какой раз обдумывая принятые накануне решения. Порой останавливался перед образом Николы Угодника, молился и снова ходил взад-вперед.
Ближе к утру погода стала меняться. Косицы вымпелов понемногу развернулись из зюйд-вестовой четверти в норд-вестовую. А перед восходом с северо-запада и вовсе подул свежий с порывами ветер – самый попутный для атаки.
– Ну, кажется, все определилось окончательно! – перекрестился на образ Ушаков, когда ему доложили о перемене ветра.
Захватив со стола треуголку, он поднялся наверх. На шканцах уже прохаживался верный Сарандинаки.
– Господа офицеры! – крикнул увидевший поднимающегося по трапу командующего вахтенный мичман.
Все находившиеся на шканцах, разом повернувшись в сторону командующего, вытянулись в постойке смирно.
– Господа офицеры! – кивнул вице-адмирал.
После адмиральского кивка каждый снова занялся своим делом. Таков порядок, и никто не вправе его нарушить.
Поздоровавшись с командиром «Павла», Ушаков заметил:
– Что-то нынче как-то особо свежо!
Старший офицер с вахтенным начальником и оба штурмана, бывшие неподалеку, обратились в слух. Каждому не терпелось первому увидеть и услышать, что сейчас будет делать и что скажет вице-адмирал.
Ушаков между тем прошелся по шканцам, оглядел безмолвно замершую на рейде эскадру.
– Евстафий Павлович! – обратился затем он к Сарандинаки. – Поднимайте сигнал: «Всей эскадре приготовиться к атаке острова Видо».
По сигналу на кораблях и судах эскадры начали спуск шлюпок и барказов. Затем началась погрузка туда штурмовых лестниц, легких пушек и боеприпаса. Одновременно отворились люки крюйт-камер, и оттуда началась подача пороховых картузов к пушкам.
На шканцы поднялся лейтенант Баранов. Подойдя к Сарандинаки, приложил пальцы к треуголке:
– Боезапас в деки подан! Орудия заряжены!
– Добро! – кивнул тот. – Будьте готовы к открытию огня!
Глянул на стоявшего поодаль Ушакова. Тот, молча, смотрел туда, где в утренней дымке прояснялся Видо. Вице-адмирал ждал восхода солнца, когда все для его артиллеристов будет, как на ладони.
Ровно в 7 утра со «Святого Павла» раздались два пушечных выстрела – сигнал осадным батареям начать обстрел Новой и Старой крепостей. Французы не замедлили с ответом, и на Корфу началась отчаянная канонада.
Прислушавшись к гулу орудий, Ушаков подозвал к себе Сарандинаки:
– Пора начинать и нам! Поднимайте сигнал: «Самостоятельно сниматься с якорей и следовать согласно диспозиции».