неразбериху, Нельсон не оставил вниманием и флот союзников. Нескольким неаполитанским судам, на которых еще оставалась часть команды, он приказал выйти на рейд и присоединиться к его эскадре. Остальные суда распорядился сжечь, чтобы те не достались французам.
Спустя какой-то час в порту огромными кострами уже полыхали линейные корабли, фрегаты и бриги. Неаполитанский флот перестал существовать.
Говоря о причинах поражения неаполитанцев и бегстве короля на Сицилию, российский посланник в Турции Томара доносил в Петербург так: «Победою лорда Нельсона возмечтали король и министры неаполитанские и предприняли прежде времени… выступить в области церковные. Сей безрассудный поступок может причинить великие несчастия и пагубу всей Италии».
23 декабря 1798 года английская эскадра покинула неаполитанский порт, взяв курс к берегам Сицилии. Туда в Палермо Фердинанд решил временно перенести свою столицу. Пока Фердинанд находился под охраной британского флота, за свою безопасность на Сицилии он мог быть спокойным.
Переход был тяжелым. В море эскадру застиг жесточайший шторм. Сорвало паруса и пришлось крепить штормовые. Нельсон не покидал шканцев. Фердинанд с Марией-Каролиной все время стояли на коленях, молясь за спасение своих жизней. Сэр Гамильтон лежал в койке с заряженным пистолетом, считая, что в случае кораблекрушения лучше сразу застрелиться, чем мучительно захлебываться водой.
Едва закончился шторм, как королевскую семью постигло новое горе. Умер шестилетний королевский сын принц Альберт.
В Палермскую гавань «Вангард» входил с приспущенным флагом. С берега палили пушки. Лил проливной дождь. Собравшиеся сицилийцы мрачно глядели на прибытие своего непутевого монарха, не предвидя из этого для себя ничего хорошего.
В этот же день французские войска заняли Неаполь. Неаполитанские солдаты почти без боя сложили оружие. Генерал Макк безропотно отдал свою шпагу генералу Шампиньое и был отпущен на родину. Одновременно в городе вспыхнуло и профранцузское восстание бедноты, в ходе которого было убито несколько королевских вельмож.
Едва венценосные беглецы сошли на сицилийский берег, как начались проблемы. Палермский королевский дворец оказался в самом запущенном состоянии, так как там давно никто не жил. Придворных по этой причине расселяли по частным квартирам и даже по монастырям. Цены на жилье мгновенно возросли в несколько раз. Как наиболее приближенным к королю особам, Гамильтонам отвели близкую к дворцу виллу Палаццо Палагония, служившую летней королевской резиденцией. Разумеется, там сразу же объявился и Нельсон. Сэр Уильям, у которого обострилась болезнь желчного пузыря, охал и ахал:
– Здесь все в гобеленах и обделано мрамором, но нет ни одной печки или камина! Я не смогу прожить здесь и нескольких дней!
– Это дело поправимое! – ответил Нельсон и вызвал с кораблей матросов.
Те, орудуя ломами, ловко взломали мраморные стены, пробили потолки и сложили из кирпичей несколько печек. И хотя те нещадно дымили, но сразу же стало теплее.
Англичан сицилийцы приняли если не с радостью, то вполне спокойно, как-никак союзники! Хуже пришлось большой толпе французских аристократов. Бежавшие в свое время из Франции, они нашли пристанище у Марии-Каролины. Видя во французах источник всех своих бед, палермцы наотрез отказались видеть их у себя. Судьбой эмигрантов пришлось заниматься Нельсону, и вскоре бедолаги были отправлены в австрийский Триест.
Что касается Эммы Гамильтон, то ее основной обязанностью было ежедневное посещение королевы, во время которого обе горько плакали над постигшей их бедой.
Тем временем французы разгромили в пух и прах остатки неаполитанской армии и на руинах Королевства Обеих Сицилий объявили марионеточную Партенопейскую республику. Наместнику Пиятелли осталось лишь подписать капитуляцию и выплатить назначенную контрибуцию.
Узнав об исчезновении с политической карты мира своего королевства, Фердинанд нисколько не опечалился. На Сицилии была прекрасная охота, и король, как ни в чем ни бывало, опять занялся любимым делом – стрелял кабанов и свежевал их туши. Зато завидную активность проявляла Мария-Каролина.
– Если вы нас оставили в беде, то нам следует обратиться за помощью к русским! – заявила она при очередной встрече с Нельсоном.
Все возражения королева отвергла и настоятельно попросила отправить фрегат на Корфу к адмиралу Ушакову с просьбой о помощи. Исчерпав все доводы, Нельсон согласился. Вскоре фрегат был Нельсоном послан. Для переговоров на нем отправился министр королевского двора Антоний Мишура. С собой министр вез и письмо к Ушакову от Нельсона: «Его Сицилийское Величество послал письма и доверенную особу, чтобы говорить лично с Вашим Превосходительством о нынешнем состоянии дел в этой стране, с просьбой направить часть Вашего флота к Мессине для оказания помощи этому королевству, чтобы предотвратить переход его в руки французов… Я буду просить Вас только об одной очень большой услуги, которую Вы можете оказать общему делу, в частности Его Сицилийскому Величеству, а именно послать столько кораблей и войск, сколько будет возможно».
Как изменился тон этого письма по сравнению с первым!
Глава шестаяАдда – не преграда
Когда австрийский император Франц обратился к Павлу Первому, умоляя его спасти Австрию от гибели, тот наряду с посылкой в Средиземное море эскадры Ушакова и двух эскадр с Балтики к побережью Голландии приказал готовить армию к походу в Европу. Помимо союзнических обязательств Петербурга перед Веной, помимо личной ненависти российского императора к якобинской Франции, последняя, в свою очередь, демонстрировала свою ненависть к России.
Первым делом Павел конфисковал все находившиеся в наших портах французские суда, а также товары и капиталы в государственном заемном банке. По существу, между Петербургом и Парижем уже вовсю шла настоящая «холодная война», которая рано или поздно должна была перерасти в войну горячую. Нужен был лишь повод, и этим поводом стал захват Бонапартом Мальты.
Мгновенно составилась новая коалиция. В воздухе запахло общеевропейской войной. В средине октября 1798 года в Италию двинулся передовой корпус генерала Розенберга, затем корпус генерала Германа для захвата Мальты и корпус генерала Римского-Корсакова для действий в Германии.
Одновременно Австрия оккупировала принадлежавшую Тиролю Швейцарию. В ответ французы заставили отречься от престола короля Сардинии и присоединили к себе Пьемонт. Вскоре, как мы уже знаем, был разбит и бежал король Неаполитанский Фердинанд. Французы провозгласили вместо Неаполитанского королевства Парфенопейскую республику, а армия генерала Моро вышла на правый берег Рейна.
Ставки в этой игре были слишком высоки, и Вена, боясь проигрыша, запросила у Петербурга еще три армейских корпуса. Хотя это не было оговорено союзным договором, Павел Первый пошел навстречу австрийцам. Корпус генерала Германа был перенацелен и повернул в Северную Италию, а корпус Римского-Корсакова в южную Германию, вдогон последнему был отправлен и легион принца Конде. Вена торжествовала, надеясь теперь на реванш за поражения от Бонапарта в Италии.
Теперь оставалось только определить, кто возглавит союзные войска в Северной Италии. Тут было уже не до интриг, и австрийцы обратились к Павлу «соизволить на назначение знаменитого мужеством и подвигами Суворова».
Суворов был немедленно вызван из ссылки в селе Кончанском, где пребывал после размолвки с Павлом, в Петербург. Современник пишет: «Суворов явился из заточения тощ и слаб, но живой дух удержал и без блажи, ни на пядь, чем много теряет».
В армии весть о назначении Суворова главнокомандующим произвела магическое действие. В подчинение ему были определены оба отправленных в Италию наших корпуса. При этом Суворов остался самим собой и тут же потребовал от императора изменения в своих войсках ряда уставных положений.
– Веди войну по-своему, как умеешь! – махнул на это рукой Павел.
Впрочем, старые недруги злословили и здесь.
– Посмотрим, посмотрим! – говорили они. – Французы – это вам не турки и не поляки, и что достаточно для одоления последних, окажется бессильным против первых!
Суворов выехал из Петербурга в последних числах февраля. В Митаве он сделал остановку. Пообедал с солдатами караула на местной гауптвахте и посетил короля-претендента Людовика. Там он почудил, чем вызвал оторопь у французского аристократа.
– Господин фельдмаршал, я твердо уверен в вашей победе! – сказал на прощание Суворову претендент.
– Уповаю на помощь Божию, то, что не придется встретиться с хваленым Бонапартом, находящимся сейчас в Египте, считаю Божим наказанием. Вас же, Ваше Величество, надеюсь увидеть в будущем году в Париже!
В дороге Суворова застало известие о победном штурме Ушаковым Корфу. Обрадованный столь важным известием, он в первом же письме начертал свои знаменитые строки: «Великий Петр наш жив, что он, по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах, произнес, а именно: “Природа произвела Россию только одну; она соперницы не имеет!” – то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту! Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом!»
Сопровождавшим его офицерам старый фельдмаршал сказал так:
– Федор Федорович начал свою кампанию победой блистательнейшей! Теперь мне не остается ничего иного, как так же начать и свою!
В Вене фельдмаршал остановился в доме русского посольства. Посол граф Разумовский заранее распорядился, чтобы в комнатах фельдмаршала не было зеркал и приготовлена постель из сена. Там состоялась встреча с императором Францем.
После этого Венский кабинет пожелал, чтобы Суворов изложил свои предположения о предстоящей кампании. Император прислал для совещания с Суворовым членов гофкригсрата (придворный совет Австрии). Но Суворов совещаться не пожелал.
– Как мне воевать и что делать, я решу на месте, по тамошним данным! – ответил он обескураженным австрийцам.