Стены Яффы очень высокие, а башни вооружены артиллерией. Оборону крепости возглавил сам Абдаллах-паша. С ним был и отборный отряд константинопольских канониров – топчи. Кроме этого немало было албанцев и курдов, анатолийцев и караманийцев, дамаскинцев и уроженцы Алеппо, свирепых магрибицев и не знающих жалости чернокожих разбойников из Тэку. Все они принесли клятву драться с кяфирами до последнего дыхания.
Французы между тем рыли траншеи и ставили батареи. Абдаллах сделал даже две вылазки, но оба раза был отбит и изгонялся обратно в крепость. Отдыхая от осадных работ, солдаты валялись под апельсиновыми деревьями, поедая апельсины в количествах неимоверных.
Затем начальник штаба армии Бертье направил в крепость парламентеров офицера и трубача с требованием о сдаче. Но спустя четверть часа на стене были выставлены на пиках их отрубленные головы, а тела сброшены со стены. Ответом на это был яростный артиллерийский огонь. Стрельба была столь успешна, что вскоре пробили приличную брешь в стене. Наступил решающий момент.
Бонапарт наблюдал за обстрелом, стоя на насыпи батареи, когда пуля сбила с него шляпу и поразила в голову стоявшего рядом высокого полковника.
– Вот уже второй раз с того времени, как я воюю, мой рост спасает мне жизнь! – сказал генерал, поднимая пробитую пулей шляпу. – Впрочем, пора приступать к самому главному!
Во главе 22-го полка легкой пехоты встал генерал Ланн и повел его на штурм в пробитую брешь. Вскоре Ланн захватил все башни. Следом в крепость ворвались и другие полки. Бой переместился внутрь крепости. С другой стороны по штурмовым лестницам на стены одновременно взошла дивизия генерала Бона. Ярость французских солдат, видевших головы своих казненных товарищей, была неописуема. Пленных никто не брал, и сражение вскоре превратилось в жесточайшее побоище. Избиение удалось остановить только к полуночи. Турки и магрибцы, алеппцы и анатолийцы кричали «Мерси, мерси!», что, по их мнению, означало «пощады». У мечетей, где укрылись перепуганные жители, выставили караулы.
Академик Е. Тарле писал по этому поводу так: «Спустя некоторое время, когда избиения и грабеж уже подходили к концу, генералу Бонапарту было доложено, что около 4 тысяч уцелевших еще турецких солдат при полном вооружении, большей частью арнауты и албанцы по происхождению, заперлись в одном обширном, со всех концов загороженном месте и что когда французские офицеры подъехали и потребовали сдачи, то эти солдаты объявили, что сдадутся только, если им будет обещана жизнь, а иначе будут обороняться до последней капли крови. Французские офицеры обещали им плен, и турки вышли из своего укрепления и сдали оружие. Пленников французы заперли в сараи. Генерал Бонапарт был всем этим очень разгневан. Он считал, что совершенно незачем было обещать туркам жизнь. “Что мне теперь с ними делать? – кричал он. – Где у меня припасы, чтобы их кормить?” Не было ни судов, чтобы отправить их морем из Яффы в Египет, ни достаточно свободных войск, чтобы конвоировать 4 тысячи отборных, сильных солдат через все сирийские и египетские пустыни в Александрию или Каир. Но не сразу Наполеон остановился на своем страшном решении… Он колебался и терялся в раздумье три дня. Однако на четвертый день после сдачи он отдал приказ всех их расстрелять. 4 тысячи пленников были выведены на берег моря и здесь все до одного расстреляны. “Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел”, – говорит один из французских офицеров».
Французский капитан Бурьенн вспоминал: «Пленников посадили кучами перед палатками. Руки у них были связаны веревкою за спиною. Мрачная ярость изображалась у них во взорах. Им дали по немного сухарей и хлеба… Приказ расстрелять их был дан и исполнен 10 марта… Многих из этих несчастных, составивших меньший отряд, казненный на морском берегу неподалеку от другого отряда, успели спастись вплавь на подводные камни, до которых выстрелы не достигали… Они… обретали смерть и погибали в волнах».
Массовая казнь пленных потрясла Европу, война войной, но таких зверств там давненько не видели. Что ж, настоящие революционеры никогда не утруждали себя моралью…
Сам Абдаллах при этом оказался лишь способным убивать безоружных парламентеров, сам же достойно погибнуть не пожелал. Спрятавшись от разъяренных французских солдат, он переоделся в христианского монаха и, покинув Яффу, добрался до палатки Бонапарта, где пал перед ним на колени, вымаливая себе прощение. «Он оказал некоторые услуги», – писал один из историков, то есть просто предал султана, после чего был отправлен в Каир.
На следующий день улемы совершили обряд очищения мечетей. В Яффе была захвачена вся артиллерия турецкой армии в Сирии, множество штуцеров и новых ружей. Солдаты с радостью продавали по дешевке имущество жителям, у которых день назад все же и награбили, цепляли на себя дорогие шали и тюрбаны.
Тем временем отряд Хасан-бея у городка Кены неожиданно атаковал отряд французских транспортов в двенадцать небольших судов, неосмотрительно причаливших к берегу. Французы дрались, пока был порох. Затем турки ворвались на суда и всех перерезали.
А на следующий день удача пришла и к французам – на рейд Яффы прибыл турецкий конвой транспортов из Акры – шестнадцать судов, до верху забитых рисом, мукой, порохом и маслом. Ничего не подозревая, они подошли к берегу и были захвачены без единого выстрела.
Казалось, что все складывается как нельзя лучше. Бонапарт был доволен, сбывались его самые смелые планы. В мечтах он уже принимал золотые ключи от Константинополя и шел на Индию. Увы, на этом удача внезапно отвернулась от него.
Генералы еще праздновали победу, когда зашедший в штабную палатку хирург Ларрей сказал лишь одно слово:
– Чума!
Вскоре госпиталь был переполнен умирающими от бубонной чумы. Офицеры и солдаты заболевали и умирали в течение одного дня. Монахи ордена Святой Земли, на помощь которых рассчитывали французы, заперлись в своих кельях, отказавшись ухаживать за больными. Сразу же началось дезертирство. Армию немедленно вывели за город, всюду пылали костры – это жгли награбленное в Яффе. Бонапарт лично появлялся в госпитале, смотрел, как хирурги вскрывают больным нарывы-бубоны, жал руки зараженным. Затем он на глазах у всей армии вместе с санитарами отнес к могиле труп. Но от продолжения похода Бонапарт отказываться не собирался.
Теперь на очереди была следующая крепость Аккра, или Сен-Жан д'Акр, как именовали ее французы. Аккра – важнейший пункт на пути к Константинополю. Взяв Аккру, можно было уже смело двигаться прямо на Константинополь. Но крепость была прекрасно защищена, и взять ее будет не просто, особенно после массовой казни пленных в Яффе.
Из Дамиетты вдоль берега двинулась к Аккре флотилия контр-адмирала Гантома с осадным парком для Аккры. Затем выступила и армия. Любопытно, но едва французы удалились от Яффы, как страшная эпидемия сама собой прекратилась.
А у Яффы уже собрались отряды наместника Акры Джеззар-паши. Это был пожилой босниец, бывший раб, добившийся столь высокой должности благодаря своей преданности султану и неимоверной жестокости, за что даже среди соратников имел прозвище «мясник».
Его всадники нападали на французские обозы, резали головы отставшим и раненым. Раздосадованный этими разбойниками, Бонапарт вызвал к себе генерала Дюма.
– Очистишь от турок леса Мески! – велел он ему.
Лесной массив Мески – самый большой лес во всей Сирии. Когда-то именно здесь дрался Ричард Львиное Сердце с Саладином. Теперь там прятались партизаны Джеззар-паши.
Дюма лес от турок очистил, но на обратном пути неосторожно выехал вперед своего отряда и тут же был тяжело ранен. На этом боевая карьера блестящего генерала, отца и деда великих писателей и закончилась.
Армия тем временем уже двинулась на Акру. Впереди авангард генерала Клебера. Перед ним все время маячила конница Джеззар-паши, подкрепленная конными разбойниками-набуллусцами, потомками древних самаритян.
– Солдаты, узнав о происхождении своих противников, с удовольствием шутили:
– А вот и наши добрые самаритяне!
В какой-то момент конница попыталась преградить дорогу французам, но была быстро сбита со своих позиций Клебером и подкрепившим его Ланном.
Вскоре авангард достиг горы Кармель, господствующей над всей округой и служившей ориентиром мореплавателям. Теперь до Акры было совсем рукой подать. Неподалеку от горы в устье реки Кейсун виднелся городок Хайфа со старой оградой и несколькими башнями.
– Вначале надо брать Хацфу, иначе мы не сможем принять флотилию с припасами, – распорядился Бонапарт.
Понимая, что Хайфу ему не удержать, Джеззар-паша поспешил вывезти оттуда все пушки. Город встретил французов пустотой улиц и шумом прибоя. С причалов хайфского порта хорошо просматривалась уже и сама Акра. Вооружившись подзорной трубой, Бонапарт долго осматривал знаменитую крепость. Она располагалась на выдававшемся в море мысе и была прекрасно защищена со стороны суши высокими стенами и мощными башнями. В далеком 1191 году Акру уже осаждало войско крестоносцев и простояло под ее стенами целых три года.
На рейде Акры отчетливо были видны стоящие на якорях английские линейные корабли. То были 80-пушечные «Тигр» и «Тезей» коммодора Сиднея Смита, пришедшие сюда всего два дня назад из Константинополя. Последнее открытие было для Бонапарта особенно неприятным.
Когда-то Бонапарт уже встречался со Смитом. Это было в памятном обоим 1793 году в Тулоне. Тогда молодой Бонапарт пушками выгнал в море английский флот. И вот теперь новая встреча. И снова Бонапарт штурмует крепость с суши, а Смит ее защищает с моря…
Вдоль берега навстречу идущей из Яффы флотилии транспортов немедленно ускакал патруль, чтобы предупредить о появлении англичан. Контр-адмирала Гантому удалось вернуть часть судов с продовольствием обратно в Яффу. Однако несколько из них, на которых находился весь осадный парк, неожиданно для всех повернули в море. Их капитаны, помня Абукир, предпочли искать спасение не у берега, а среди волн. Увидев это, английские линейные корабли немедленно вступили под паруса и погнались за беглецами.