Бонапарт с каждым днем нервничал все больше. Помимо пугающих новостей, все хуже шли дела и в его собственной армии. Из 13 тысяч выступивших в поход, тысяча уже погибла, еще тысяча валялась по госпиталям, а пять тысяч охраняли коммуникации. Итого в активе оставалось всего каких-то четыре тысячи.
Спустя несколько дней Мюрату удалось отогнать подходившую к Акре армию из Дамаска, но только отогнать, а не разбить. Другие отряды отгоняли Жюно и Клебер. Но через несколько дней армия паши Дамаска снова была рядом. Ему даже удалось окружить со всех сторон у Тивериадского озера небольшой отряд Жюно, но тот, построив солдат в каре, кое-как сдерживал накаты многотысячных толп.
Узнав о критическом положении Жюно, Бонапарт немедленно послал к нему Клебера и дивизию Бона, а потом поскакал и сам. Пока неорганизованное дамасское воинство безуспешно атаковало Жюно, Бонапарт с подошедшими полками ударил неприятелю в спину. Атака сопровождалась пушечной картечью. Этого оказалось достаточно, и 30-тысячная армия разбежалась во все стороны.
В историю этот бой вошел как бой у горы Табор. Потери турок были огромными, но и Клебер потерял три сотни солдат, что для маленькой французской армии было тоже немало.
Впрочем, были и приятные моменты. Так, прибывшие вскоре три фрегата контр-адмирал Перрэ сумели под носом англичан пленить один из родосских конвоев. Затем храбрый Перрэ снова вышел в крейсерство и захватил еще несколько призов. Хваленый Смит явно не справлялся со своими обязанностями. Как и во время русско-шведской войны, он лез везде, где только мог, но всегда оказывался в дураках. И здесь, под Акрой, он также пытался командовать обороной крепости, поучал Джеззар-пашу, но оказался не в силах справиться с тремя французскими фрегатами, которые захватывали турецкие суда под самым его носом.
Снова отличился и Каффарелли. Он сделал новый подкоп и снес половину башни. Затем гренадерам удалось закрепиться на нижних этажах башни, но дальше продвинуться не удалось.
Стены Акры были почти разрушены, но сил для штурма уже не было. Турки дрались отчаянно, каждую ночь они сами атаковали французов, кидаясь почти на верную смерть. Из десяти турок в вылазках убивали до девяти, но возвращавшихся встречали в крепости как героев. Поразительно, но в рукопашных боях турки умудрялись хвататься руками за штыки и вырывать ружья у французских солдат. Теперь те натачивали все три штыковые грани, чтобы их нельзя было ухватить.
Но время работало против французов.
20 апреля в траншее был ранен пулей генерал Каффарелли. Рана была тяжелой и ему пришлось ампутировать руку. В течение шести дней талантливейший из французских инженеров медленно умирал, еще находя мужество пошутить. Так пришедшему его навестить Бонапарту он сказал:
– Раньше я был просто безногим, теперь стал еще и безруким, и теперь перед Господом предстану в полном комплекте!
Спустя две недели едва не погиб сам Бонапарт, которого при близком взрыве бомбы засыпало землей. Упавшего генерала прикрыли своими телами два оказавшихся поблизости гренадера.
Между тем и в Акру пришла чума. К концу апреля Джеззар, не надеясь более удержать город, опять начал подумывать о бегстве. Но полковник Филиппе, узнав о планах паши, ворвался к нему в ярости:
– Если вы только подумаете о бегстве, я сообщу о вашей трусости султану, и он велит отрубить вашу непутевую голову. Акру надо удержать! Именно здесь мой старый приятель сломает свои зубы!
– Не знаю, какие зубы сломает ваш приятель, но у меня уже нет никаких сил драться! Мы все стоим по горло в крови!
– У вас много народа и в этом наше преимущество. Надо строить новые укрепления, баррикады. Каждый выигранный день – это смерть Бонапарту!
– Я согласен! – мрачно кивнул паша и удалился в объятия гарема.
Свой план Филиппе стал сразу же претворять в жизнь. Работая как муравьи, турки строили и строили новые укрепления. Работая целыми днями на солнце, сам Филиппе получил солнечный удар и умер. Но свое дело сделать он все же успел.
Бонапарт же терзался в сомнениях. Сил на штурм не было, тем более что гарнизон в крепости увеличивался и увеличивался, а его же собственная армия, наоборот, с каждым днем таяла в бесконечных стычках и от болезней. И все же он принимает решение штурмовать!
4 мая брешь во второй башне была подготовлена для штурма, куртина между башнями сравнена с землей, были заведены и мины. Но когда армия кинулась на штурм, на горизонте показались десятки парусов – это была родосская армия. Суда еще до рассвета высадили подкрепление. Французам пришлось оставить занятую часть города и удовольствоваться лишь удержанием ложемента большой башни. Во время этого штурма был убит генерал Рамбо. Высадившись, турки кинулись в атаку, но были расстреляны из пушек и отступили.
И нападающие, и обороняющиеся были измучены. Буквально на следующий день прибыл на фрегате контр-адмирал Перрэ, доложив Бонапарту о плавании, он попросил остаться с ним наедине.
– Гражданин генерал! В море я перехватил несколько судов из Неаполя. Директория там учредила республику, а король бежал на Сицилию.
– Это весьма неплохо! – кивнул генерал.
– Но это не все! – хмыкнул Перрэ. – На севере Италии появилась русская армия во главе со старцем Суворовым. Он уже разгромил Моро, захватил Мантую и Турин и готовится к вторжению во Францию! Думаю, что сейчас в Париже до нас уже нет никакого дела. Живы мы здесь или погибли, членам директории безразлично!
– Спасибо за новости! – выдавил Бонапарт. – Но сейчас мне надо побыть одному.
Всю ночь он не сомкнул глаз, вышагивая вокруг палатки под удивленными взглядами часовых.
Наутро Бонапарт собрал генералов:
– Мы снимаем осаду и уходим в Египет!
– Но ведь победа уже почти у нас в руках! – воскликнул непосредственный Мюрат.
– Если мы даже возьмем Акру, дальше мы идти не в силах, и все погибнем в этих песках! – ответил Бонапарт.
Снятие осады было замаскировано. Батареи удвоили огонь. Они непрерывно палили в течение шести дней, сравняли с землей все укрепления, мечети и дворец Джеззара. Гарнизон ждал штурма, а его все не было. Тем временем раненые, пленные и обозные грузы переправлялись в Яффу и в Каир. 20 мая траншеи покинул арьергард – дивизия Ренье. Тяжелые пушки пришлось заклепать и утопить.
Осада Акры обернулась большой кровью для обеих сторон. Потери турок исчислялись многими тысячами. У французов также погибло около тысячи солдат и офицеров. Среди них бригадный генерал Рамбо и дивизионный Бона. Весьма чувствительной была и потеря для армии талантливого Каффарелли дю Фальга. Среди раненых находились генерал Ланн, полковник Дюрок и пасынок Бонапарта капитан Евгений Богарнэ. Легкое ранение получил и сам Бонапарт.
Уход французов турки обнаружили только через сутки. Не имея конницы, Джеззар-паша не мог преследовать отступавших, да он и не пытался, будучи счастлив, что все плохое для него уже закончилось.
Перед началом отступления встал вопрос, что же делать с ранеными. Главный хирург Лоррей, пряча глаза, предложил:
– Тяжелораненым, которых нельзя трогать, надо дать опиум, чтобы они умерли без мучений.
Но Бонапарт отказался:
– Я не могу быть убийцей своих солдат!
– Но ведь турки их все равно добьют, причем они умрут в мучениях! – пытался возразить Лоррей.
Но командующий был непреклонен. Надо ли говорить, что главный хирург оказался прав. Едва турки ворвались в оставленный лагерь, как первым делом отрезали головы всем тяжелораненым…
Тех из раненых, кто еще могли хоть немного передвигаться, решено было взять с собой. Для этого были собраны все оставшиеся лошади. Кавалерия спешилась, а вместе с ней офицеры и генералы. Пример в этом показал сам Бонапарт, отдавший своего коня тяжелораненому гренадеру.
– Мой генерал! – сказал тот в отчаянии. – Но я же запачкаю ваше вышитое седло!
– Ничего страшного, – ответил генерал. – Нет ничего чересчур красивого для храбреца!
– Все идут пешком! Я иду первым! – объявил Бонапарт, чем вызвал настоящий восторг своих ворчунов.
На обратном пути армия стала на привал в легендарной Цезарее. Офицеры и солдаты купались на берегу, усеянном обломками античных мраморных колонн. Затем пришлось на несколько дней остановиться в Яффе, чтобы вывезти госпитали и имущества, а также взорвать все укрепления.
28 мая авангард Ренье двинулся из Яффы вдоль подножья иерусалимских гор. За ним шла и остальная армия. Проходя полями, французы сжигали посевы, оставляя за собой сплошную стену огня и дыма. Затем поля кончились и началась пустыня. Этот участок пути был особенно тяжелым. Если в январе, когда армия шла в Сирию, пустыню прошли по холодку весьма легко, то теперь палящее солнце и раскаленный песок выматывали людей до полного изнеможения. Снова началась чума. Заболевших чумой оставляли прямо в пустыне. Им давали немного воды, пистолет и… опиум. Часто смертельно уставшие солдаты просто ложились на песок и умирали, некоторые сходили с ума. Рядом шумело море, но пресной воды не было ни капли. Позади армии кружили огромные грифы, слетевшиеся на свой страшный пир. Едва от усталости падал очередной солдат, грифы с клекотом накидывались на него. Вначале грифы выклевывали глаза, а потом разрывали еще живых людей на части мощными клювами.
Бонапарт в своем неизменном сером мундире и высоких сапогах шел впереди колонны, молчаливый и подавленный.
Из воспоминаний капитана Бурьенна: «Я видел, что сбрасывали с носилок изувеченных офицеров, коих приказано было нести и которые даже заплатили за этот труд деньги. Я видел, что покидали в степи изувеченных, раненых, зачумленных или даже только подозреваемых в зачумлении. Шествие освещалось горящими факелами, коими зажигали городки, местечки, деревни и покрывавшую землю богатую жатву. Вся страна пылала».
Так Бонапарт достиг Аль-Ариша. В крепости французы несколько перевели дух и двинулись дальше.
Наконец армия прибыла в Схили. Сирийский поход остался позади. Радости увидевших Нил солдат не было предела. Сам Наполеон впоследствии вспоминал: «Нужно самому перенести девятидневные муки от отсутствия тени и особенно от жажды, чтобы представить себе ту радость, которую испытали солдаты, став лагерем посреди пальмового леса, где имелось сколько угодно отличной нильской воды. Тщательно проведенные переклички выявили наличие 11 133 человек. Не хватало, следовательно, 2000 человек. 500 было убито на поле брани, 700 умерли в госпиталях, 600 остались в гарнизонах Аль-Ариша и Катии, 200 ушли вперед; но из 11 тысяч, оставшихся в наличии, 1500 были ранены…»