Имя Суворова сразу же стало предметом моды. В театрах наперебой ставились пьесы «Суворов в Италии» и «Суворов в Париже». Мгновенно появились суворовские прически, суворовские шляпы и даже суворовские пироги. Особым спросом пользовались портреты Суворова, которые продавали в неимоверных количествах по всей Европе, совершенно не заботясь о схожести с оригиналом. Ходко шли и карикатуры, где огромный и толстенный Суворов вилкой нанизывал десятки тщедушных французов и скопом отправлял их к себе в огромную зубастую пасть.
В Париже известие о новом разгроме, учиненном Суворовым при Нови, вызвало уже настоящую истерику. Площадные оскорбления слышались повсюду не только в адрес Моро и покойного Жубера, но даже в адрес молодой вдовы последнего…
Сам же Суворов, тем временем расположившись с войсками в городке Асти, занимался обучением солдат, а также наставлял австрийских генералов в военном деле. Вторгаться в Ривьеру ему запретили, и теперь старый фельдмаршал пребывал в ожидании новых политических договоренностей. Между тем русско-австрийский союз уже трещал по швам.
Глава четвертаяОт Палермо до Рима
Верхний угол Адриатики контролирует крепость Анкона. Кто владеет Анконой, тот владеет и северной Адриатикой, и Венецианским заливом. Сейчас Анконой владели французы. В крепости заперся двухтысячный гарнизон, и австрийцы никак не могли его оттуда выковырять. Помимо всего прочего крепость перекрывала доставку продовольствия для армии в Северную Италию. Отчаявшись одолеть противника в одиночку, австрийцы запросили помощи у союзников. Министр иностранных дел Тугут слезно просил нашего посла в Вене графа Разумовского ходатайствовать о присылке отряда кораблей для блокады Анконы. Разумовский переслал просьбу Ушакову. Одновременно просил прислать корабли к Анконе и Суворов. 5 мая 1799 года он писал: «Милостивый государь мой Федор Федорович. Здешний чрезвычайный и полномочный посол пишет ко мне письмо, из которого ваше превосходительство изволите ясно усмотреть необходимость крейсирования отряда флота команды вашей на высоте Анконы; как сие для общего блага, то о сем, ваше превосходительство, извещаю, отдаю вашему суждению по собранию правил, вам данных, и пребуду с совершенным почтением. Милостивый государь вашего превосходительства покорнейшей слуга гр. А. Суворов Рымникский».
Получив это письмо, Ушаков сразу же вызвал к себе Пустошкина:
– Собирайся в дорогу, Павел, поплывешь в залив Венецианский воевать Анкону!
– Какие силы мне будут дадены? – сразу поинтересовался ничему не удивившийся Пустошкин.
– Возьмешь из кораблей линейных «Михаил» с «Симеоном», фрегаты «Навархию» с «Богородицей Казанской», посыльное судно да транспорт «Красноселье». Кадыр-паша определяет под твое начало корабль, два фрегата с корветом, да шебеку. Если сыщешь где сбежавший «Женере», атакуй, разбей и в плен возьми!
– Мой флаг на «Михаиле»! – ответил вице-адмирал.
Спустя неделю наши были уже под Анконой. На подходе к крепости оба фрегата под брейд-вымпелом командира «Навархии» Войновича отделились от эскадры и повернули к Триесту – главному австрийскому порту на Адриатике. На подходе к порту, как и положено, обменялись салютацией. Затем «Навархию» посетил губернатор Триеста. Встретили австрийца по всем правилам, матросы оглушили рафинированного графа пятикратным громовым «ура». Губернатор сообщил Войновичу последние новости из Вены, передал письма. Не задерживаясь в Триесте, командир «Навархии» поспешил вдогон за главными силами к Анконе.
Едва корабли Пустошкина подошли к крепости и заняли позицию вокруг нее, невесть откуда появился французский транспорт с припасами для осажденного гарнизона.
– Ну, хранцуз, попал как кур в ощип! – смеялись наши мат-росы, когда бедный капитан, поняв, что никуда ему уже не деться, беспрекословно спустил флаг.
Затем младший флагман Средиземноморской эскадры разогнал по норам итальянских и французских корсаров. Очистив море, Пустошкин начал подготовку к взятию Анконы. «И была уже верная надежда», – писал в своих письмах Пустошкин. Но не сложилось. Пришла бумага от Ушакова, который срочно отзывал Пустошкина на Корфу. У Анконы был отправлен лишь вспомогательный отряд капитана II ранга Войновича. Дело в том, что как раз в это время адмирал получил письмо от Нельсона. Тот извещал русского командующего, что недавно прорвавшийся в Атлантику из Тулона французский флот объединился с флотом испанским и объединенная армада, возможно, снова попытается войти в Средиземное море. Поэтому Нельсон просил о соединении с Ушаковым. Дело было нешуточным, надо было собирать в кулак линейные корабли и тяжелые фрегаты. А потому адмирал помимо Пустошкина отозвал к себе и отряд капитана II ранга Сорокина от берегов южной Италии.
Помимо всего прочего Ушакову было поручено установить контакты и с черногорским митрополитом. Черная Гора – область обитания воинственных православных горцев, никогда не признававших над собой ни чьей власти, кроме России, давно интересовала Петербург. Для исполнения этой миссии адмирал избрал грека Клопакиса – офицера надежного и предприимчивого.
– Надлежит тебе навестить митрополита Негуша для изъявления ему и всему народу черногорскому расположения и благоволения российского императора! – объявил Ушаков капитан-лейтенанту.
Казалось бы, что проще! Прибрежные порты во власти союзников австрийцев, далее владения союзников турок, но на деле все оказалось куда как сложно. Если турки к миссии российского офицера отнеслись достаточно спокойно, то австрийцы принялись «вставлять палки в колеса», где только могли. Вена давно имела свои виды на Черную гору, и появление там посланца Петербурга никак не входило в планы министра Тугута. В конце концов, Клопакиса дальше Рагузы просто не пропустили под предлогом якобы свирепствования на горе некой заразы. «Вообще же, – писал впоследствии Клопакис о не пустившем его на Гору коменданте Рагузы, – генерал принял меня ласково, ни дать, ни взять, как русская пословица говорит: мягко стлать, а жестко спать».
Но Клопакис тоже был не лыком шит. Он все же изыскал способ оповестить митрополита о своем прибытии. Седобородый Петр Негуш сам спустился с Горы и навестил капитан-лейтенанта в местном монастыре. И хотя рядом неотлучно крутились соглядатаи Тугута, хитрый грек все же выискал момент, когда оказался с глазу на глаз с Негушом и передал то, ради чего был послан.
– Мы помним и любим вас! – растроганно отвечал митрополит. – Великая Русь в сердце каждого черногорца!
Пройдет всего несколько лет и русские моряки вместе с черногорскими юнаками вместе пойдут в бой против общего врага. Пока же Ушаков заложил основы этого будущего союза.
Сам же адмирал тем временем готовился к возможной встречи с вражеским флотом. Он снова собрал в Корфу всю свою эскадру, загрузился провиантом и 25 июля отправился к берегам Сицилии на соединение с Нельсоном.
В порту остались лишь находившиеся в починке «Святая Троица», «Богоявление Господне», плененный «Леандр», да шебека «Святой Макарий» для их защиты.
А буквально перед самым выходом адмиралу доставили письмо австрийского коменданта Боко-ди-Каттаро Брадесавенского венскому консулу на Занте. Письмо заблудилось по дороге и было случайно перехвачено. Его содержание потрясло честного адмирала. Австриец осуждал слишком демократичную конституцию Ушакова и советовал своему визави, как отвратить греков от русских на свою сторону.
– Никогда не мог предположить, что союзники могут столь низко и подло интриговать! – негодовал Ушаков, высказывая наболевшее верному Евстафию Сарандинаки.
– А кто, Федор Федорович, нам в Европе, когда добра желал? – ответил ему командир «Святого Павла».
Курс эскадры был проложен в Полермо, где адмирал намеревался встретиться с неаполитанским королем и Нельсоном, узнать последние новости о французском флоте и обсудить совместные действия.
Плавание прошло не без приключений. Но черти не дремали. Едва отошли от Корфу, как турецкий фрегат, бестолково маневрируя, подвернул к «Святому Петру» и со всей дури таранил его в борт. Положение спас командир «Петра» Дмитрий Сенявин, вовремя увидевший несущегося на него турка.
– Руль лево на борт! Поворот оверштаг! – мгновенно отреагировал он.
Команду как эхо подхватили боцмана. Матросы бросились по местам, дружно навалились на брасы, и корабль, начав поворот, накренился.
– Подтянуть кливер и фок тяни, – уже кричал в рупор Сенявин, отставив в сторону вахтенного лейтенанта.
Сейчас было не до политесов. Бушприт турецкого фрегата уже нависал над рострами. Было видно, как по его палубе суматошно бегают люди, но толку от их суеты не было никакого.
– Круче под ветер! – гаркнул Сенявин рулевому.
Тот, что есть силы, закрутил колесо штурвала, ускоряя вращение судна. Матросы тем временем уже закрепили барсы с обеих сторон. «Петр» лег на новый галс, уклоняясь от таранного удара. Полностью избежать его все же не удалось. Турок таранил «Святой Петр», но по касательной, снеся себе углетарь и бушприт. «Петр» тоже получил повреждения в борту и в такелаже. Однако все были довольны, что отделались сравнительно малой кровью. Пока турки отцеплялись, с нашего корабля их обложили в полном соответствии с «большим загибом Петра Великого», впрочем, нехристи все одно ни черта не поняли.
Когда оба судна разошлись в стороны, Сенявин кивнул вахтенному лейтенанту:
– Вступайте в командование вахтой!
И мрачный удалился к себе в каюту.
Над линейным кораблем Кадыр-бея ругательные флаги нерадивому капитану сменились извинительными а адрес «Петра» и флагманского «Павла».
– Никак турки вежливыми стали! – удивлялись на наших кораблях молодые мичмана.
– Лучше бы они плавать по-человечески научились! – поправляли их искушенные морем лейтенанты.
Но вот, наконец, и рейд Мессины. Невдалеке покачивался на волнах неаполитанский флот: два корабля и фрегат с корветом. Обменялись салютами. Ветер был противный, а потому турки становились на якорь целых два часа. Наши, как обычно, управились в какие-то тридцать минут. Сыграли отбой авралу и заступили вахту по якорному. Там же обнаружили нанятые транспорты с отрядом генерал-майора Вяземского – две тысячи гренадер, выделенных Суворовым после сражения при Нови для гарнизона Мальты. С транспортов гренадер переправили на корабли эскадры.