Матросы гостям были рады. И матросы, и гренадеры искали земляков, радовались, когда находили. Ничего что тесновато, зато теперь вечером на баке будет что послушать!
Вскоре на «Святой Павел» пришел парусный катер с представителями местной власти. Ознакомившись с привезенными бумагами, Ушаков выяснил, что опасность появления в Средиземноморье франко-испанского флота теперь уже не велика.
– Сдается мне, что Нельсон использовал сию угрозу как предлог нашего прибытия в итальянские воды! – поделился своими мыслями командующий с капитаном I ранга Сарандинаки.
Тот был с адмиралом согласен:
– Сдается и мне, что война пушечная подошла к концу, зато началась война чернильная – самая беспощадная и тяжелая!
– Впрочем, в каждой плохой новости есть и свои плюсы! – подумав, покачал головой Ушаков. – По крайней мере, теперь мы сможем исполнить просьбу графа Суворова и послать ему в поддержку в Генуэский залив эскадру Пустошкина.
Спустя два дня Павел Пустошкин снова вышел в отдельное плавание, но на этот раз уже к стенам старой Генуи. Одновременно к берегам южной Италии в помощь Белли ушел и отряд Сорокина – три фрегата и шхуна.
Сам же адмирал с оставшимися судами взял курс на Палермо. Помня о неумении турок держаться в общем строю, Ушаков на сей раз разместил их позади своего походного ордера. Если не умеют плавать в приличной компании, пусть бьют бортами друг дружку.
На подходе к Палермскому рейду сошлись на параллельных курсах с английским отрядом – линейный корабль, фрегат и корвет. В подзорные трубы было хорошо видно, как на английских судах засуетились матросы.
– Увидели ваш флаг, Федор Федорович, и готовятся к приветствию! – доложил Ушакову спустившийся к нему в каюту Сарандинаки.
– Отдайте и вы им должное, а я поднимусь чуть позже! – распорядился адмирал.
– Свистать всех наверх! – уже командовал вахтенный начальник.
Матросы шумно строились на шкафуте вдоль борта, выравниваясь на передовой английский корабль. Барабанщики застыли в готовности с палочками в руках. Над «Павлом» флаг полного адмирала, над британским кораблем отрядный брейд-вымпел, а потому он, как младший, обязан приветствовать первым.
На приближающихся английских судах тоже уже стояли матросы и морские пехотинцы – «омары» в своих неизменных красных мундирах.
Едва линейные корабли поравнялись, на английском линкоре ударили барабаны, морские солдаты разом вскинули ружья на плечо, а затем сделали «на караул». Приветствуя адмирала, до половины приспустился и брейд-вымпел. Стоящий на шканцах английский капитан, демонстрируя свое уважение, снял с головы шляпу и приложил ее к груди.
Теперь ответ был за нами. Барабанщики вскинули палочки, боцмана приставили к губам свои заветные дудки.
– Барабанщики, марш! – крикнул Сарандинаки.
Командир «Святого Павла» также снял треуголку, держа ее на уровне груди. Можно было бы просто приложить к треуголке два пальца, но снятие треуголки – уважение особое, респект за респект. На шканцы «Павла» поднялся Ушаков. Корабли поравнялись. С верхней палубы британского линкора раздались выстрелы – салютация в честь российского адмирала. «Святой Павел», в свою очередь, ответствовал положенным числом залпов. Матросы с обеих сторон с любопытством разглядывали друг друга. Затем оба судна стали быстро расходиться на контркурсах. Когда же их кормы сравнялись с носами, разом прекратилась барабанная дробь и оборвался свист дудок. Матросы разошлись, вахта осталась на палубе, а подвахта отправилась досыпать прерванный сон. Все обсуждали произошедшее и изгалялись в остротах относительно англичан. Сарандинаки, прислушавшись к матросским шуткам, улыбнулся – англичане небось тоже сейчас над нами в остроумиях упражняются!
Погода в Тирренском море благоприятствовала мореплавателям. Ну, вот, наконец, и Палермо! Лагуна Конка-д, Оро (золотая раковина) в обрамлении невысоких живописных гор. Палермо – город монастырей и церквей. Если первых здесь семь десятков, то вторых около трех сотен.
Штурмана в подзорные трубы придирчиво осматривали берега и брали пеленги на окрестные высоты. Потом делали отметки на особых досках, которые всегда носили под мышкой.
– Кажись, наши! – обрадовались на кораблях, углядев в глубине рейда корабли под Андреевскими флагами.
– Что-то таких и не припомним! – недоумевали поначалу.
– Никак балтийцы к нам в помощь пожаловали! – радовались немного погодя, поразмысливши.
То и в самом деле была балтийская эскадра вице-адмирала Карцова: корабли «Исидор», «Азия», «Победа» и фрегат «Поспешный», прибывшие с Балтики в поддержку черноморцам. Едва «Павел» встал на якорь, туда с докладом прибыл и сам Карцов. Ушаков встречал старого сослуживца прямо у трапа. Не чинясь, адмиралы обнялись, троекратно расцеловались, а затем удалились в каюту совещаться.
Доклад Карцова был неутешительным. Корабли его были уже порядком разбиты. Еще хуже было положение с командами. Более трети матросов болели цингой, и с каждым днем количество больных увеличивалось. Признаки цинги во время долгих плаваний и штормов обычное дело – физическое и нервное истощение и запредельные нагрузки быстро превращают людей в развалины.
– Я пробовал договориться с местным госпиталем, но там никакой помощи не получил, так как сей госпиталь мал и врачей в нем почти нет, а все остались в Неаполе!
– Делать нечего, – подвел итог беседе Ушаков. – Готовься к переходу в Неаполь, там и починишься, и подлечишься.
Утром следующего дня со всех кораблей к берегу поспешили шлюпки – перевозить закупленное продовольствие и другие припасы. Навстречу им из порта двинулись водяные баржи. Все как всегда при заходе в дружественный порт.
Офицерам и части матросов ненадолго удалось выбраться и в город. Вдоль моря проходила променада Форо-Итсанко, где прогуливается местное общество, городской сад Вилла Джулиа, памятник Карлу Пятому на Плаццо Болония, средневековый королевский дворец – невероятное смешение архитектурных школ и стилей. Все в обилии зелени и цветах. И офицеры, и матросы с удовольствием познакомились со знаменитой сицилийской марсалой. Офицеры заказывали сорта подороже, матросы – подешевле. Марсала была всегда любима моряками. Дело в том, что в каждую бутылку вина добавлялась капля корабельной смолы, что придавало вину не только особый аромат, но и столь знакомый и дорогой каждому моряку запах родного корабля.
Для Ушакова между тем настала муторная, но необходимая череда приемов. Первым на борт «Павла» пожаловал только что назначенный послом в Неаполитанское королевство граф Брюс с бывшим уже послом Мусиным-Пушкиным и сопровождавшим их статским советником Италинским. С дипломатами адмирал обговорил политическую обстановку и будущее антифранцузской коалиции. И Брюс, и Мусин-Пушкин были уверены, что коалиция трещит по швам и не сегодня завтра лопнет, как мыльный пузырь. Ушаков был с ними согласен. Вместе посетовали на подлости австрийцев в Северной Италии и английские интриги вокруг Мальты.
– Я прибыл сюда, чтобы, условясь с желанием Его Неаполитанского Величества и с лордом Нельсоном, следовать к Мальте или в те места, где польза и надобность больше требовать будут! – так адмирал определил дипломатам цель своего появления в Палермо.
Переглянувшись, Брюс с Мусиным-Пушкиным перешли к главному:
– Король неаполитанский надеется, что сможет вас уговорить отправиться с эскадрой в Неаполь для поддержания там должного порядка!
– Это для меня весьма неожиданно, – хмыкнул Ушаков. – Я ведь прибыл сюда, чтобы, прежде всего, начать блокаду Мальты!
– Мальта от вас никуда не уйдет – на скорое ее взятие никакой надежды нет. В то же время оказание помощи королю неаполитанскому в нынешней непростой политической ситуации позволит нам войти к нему в доверие и упрочить наши отношения!
– Господа, я вас прекрасно понял! – сказал, пожимая на прощание гостям руки, Ушаков. – И после встречи с самим королем сообщу свое решение!
Затем адмирал принял вице-адмирала Карцова и его капитанов. Черноморцы и балтийцы вместе посидели за общим столом и отвели душу в разговорах о службе и своем житие. Черноморские рассказывали, как блокировали и штурмовали Корфу, балтийские о крейсерстве в Северном море.
На следующий день к Ушакову прибыли уже союзники – контр-адмирал Нельсон и посол Гамильтон с женой. По торжественному случаю фалрепные матросы надели белые нитяные перчатки, что смотрелось весьма изысканно. Серьезных разговоров адмиралы не вели, ограничившись лишь личным знакомством и общими темами.
Затем «Павел» посетил уже и сам неаполитанский король Фердинанд Четвертый с четырьмя сыновьями-принцами. Короля встречали, как и положено, громом салюта и оркестром. Осмотрев российский корабль, Фердинанд переговорил с Ушаковым. Король слезно просил российского адмирала отправиться в Неаполь, где местная чернь совсем вышла из повиновения.
– Вы, адмирал, даже не представляете, до чего дошло! – потрясал перед лицом Ушакова своими пудовыми кулаками. – Если раньше они убивали и грабили одних якобинцев, что я им разрешил, то теперь они совершенно распоясались и убивают всех подряд, у кого можно хоть чем-то поживиться.
– Мой государь не уполномочивал меня усмирять народные бунты! – хмуро отвечал Ушаков.
– Это и не потребуется! – снова вознес вверх свои кулаки король Фердинанд. – Вы только появитесь на рейде, как все разбойники разом присмиреют, так как знают, с русскими шутки плохи! Я же отпишу вашему императору благодарственное письмо за свое спасение.
– Я дам ответ завтра! – уклончиво отвечал Ушаков.
Затем король отправился навестить и Кадыр-бея, однако долго там не задержался и быстренько съехал на берег – на турецкой эскадре начали буйствовать озлобленные долгим плаванием галионджи.
– Нет нам счастья и радости в этом походе! – кричали турецкие матросы. – Что мы скажем своим женам, когда вернемся! Никто из нас так и не обогатился! У нас нет ни рабов, ни золота, ни богатых вещей!