Едва австрийцы стали лагерем, к ним отправился Войнович, чтобы договориться о совместном штурме. Но Фрелих штурмовать не собирался. Когда же Войнович стал настаивать, австриец вспылил.
– Вы обязаны не рассуждать, а во всем слушать только меня! – объявил австриец Войновичу. – Здесь я всем бог!
– Это с какой же стати? – удивился командир «Навархии». – Никто меня к вам в подчинение не определял! Мы союзники и должны просто сообща действовать!
– Я австрийский генерал! – важно объявил Фрелих.
– А я капитан 2 ранга российского флота!
– Как я ненавижу вас, русских! – скривил толстые губы австрийский генерал.
– Вы, господин генерал, хотите за наш счет поправить свою репутацию. В Риме вы не имели чести, не будете иметь и здесь! – жестко отрезал Войнович.
От слов таких Фрелиха чуть удар не хватил. Генерал покраснел как рак, воздух ртом хватает, крикнуть хочет, а не может. Адъютант подбежал, мундир расстегнул, водой побрызгал.
Горячий парень был Коля Войнович, но какой был, такой был. Знал капитан II ранга, что говорил. В донесении Ушакову он с горечью писал: «Они (австрийцы. – В.Ш.) крайне стараются и желают отдалить нас от сей экспедиции и захватить все себе. Я известился партикулярно под Триестом, что они хотят, если удастся, заключить капитуляцию тайно. Но я уверен, что в сем им успеть не удастся».
Более месяца Фрейлих оставался в бездействии. Наконец, он решился выбить французов из предмостных укреплений. Во время бестолкового штурма австрийцы были отбиты на всех пунктах и отошли, потеряв более трех сотен людей. Участвовавший в бою отряд капитан-лейтенанта Месера, наоборот, пробился к самим воротам и в одиночку продержался у них в течение целого дня в тщетной надежде на помощь. Не дождавшись таковой, ночью Месер ответ своих людей назад.
Из воспоминаний французского капитана Мангури: «Русские офицеры большей частью подражали нашим манерам и гордились знанием нашего языка. Они могли бы со временем, пожалуй, назваться французами Балтийского моря и Архипелага». Ну, уж не знаю, как подражали манерам, а то, что воевали не хуже, а лучше французов, это уж точно.
Так и стояли они вокруг крепости французской: австрийцы Фрелиха, инсургенты-разбойники Лагоци и десантники Войновича. Все настороже не столько от французов, столько друг от друга. Фрелих всеми силами пытался заставить вернуться российский десант на суда. Наши не уходили. Войнович несколько раз предлагал недругу-союзнику покончить дело штурмом.
– Еще чего! – презрительно отвечал тот. – Я славой победной ни с кем делиться не намерен!
Разбойники Лагоци ни на какую славу не претендовали, эти мечтали лишь всласть пограбить.
Тем временем втайне от Войновича генерал уже вел с генералом Менье переговоры о капитуляции. Тайное, однако, стало явным, и возмущенный Войнович немедленно известил о предательстве австрийцев Ушакова. Тот прислал к Фрелиху своего адъютанта лейтенанта Балабина, но австриец его не принял. Это было уже оскорблением не только Войновичу и Ушакову, но и России. Терпеть такое было нельзя.
– Я не могу остаться равнодушным к новой обиде! И должен учинить представление против такого поступка, противного моей честности и чести! – решительно заявил Войнович генералу при очередной встрече.
Но с генерала австрийского, что с гуся вода! Буквально на следующий день он самочинно выпустил французов из крепости. По своему обыкновению, уходя, французы обобрали жителей Анконы до нитки. О том, что гарнизон капитулировал, Войнович узнал только тогда, когда тот уже вышел из крепости. По условиям капитуляции французы беспрепятственно уходили на родину.
Войдя в крепость, Месер с Ратмановым подняли на ее верках сразу три флага – российский, турецкий и австрийский. Но дальше произошло нечто из ряда вон выходящее. Едва офицеры удалились, как рота австрийцев напала на наших часовых у флага и обезоружила. Затем австрийцы сбросили в крепостной ров наш и турецкий флаги, оставив над крепостью только свой. Ситуация накалилась настолько, что и турки, и наши были готовы к немедленной атаке. Лишь вмешательство Войновича остановило кровопролитие между союзниками.
– Я требую объяснений! Где ваш генерал? – требовал от австрийцев Войнович.
Но Фрейлих объясняться не пожелал. Он попросту… спрятался. Впрочем, Фрейлих не столько своевольничал, сколько исполнял присланные ему из Вены инструкции – выжимать русских везде, где это только возможно.
Из письма Ушакова императору Павлу: «…граф Войнович послал флотилию в Анконскую гавань и приказал поднять флаг Вашего Императорского Величества на моле и на всех пленных кораблях и прочих судах, которые после ночного времени при рассвете и подняты по праву блокирования эскадрою оную гавань и удержания их от вывода из оной, также приказал командующему десантными войсками».
Помимо этого, наплевав на австрийцев, наши описали все стоявшие в гавани суда. На них подняли российские флаги и выставили караулы. Привели в чувство наши офицеры с матросами и турок с албанцами, которые под шумок тут же кинулись хватать все, что плохо лежит. Из воспоминаний французского капитана Мангури: «Московский флаг на корабле начальника напоминал о враге, которого должно опасаться, но который знает законы войны. Не то было с флагом оттоманским».
Фрелих между тем грозился отобрать трофеи силой.
– А не подавится ли? – сплюнул Войнович и велел открыть орудийные порты на фрегатах. Вид открытых портов и выкатанных пушек несколько охладил пыл воинственного генерала. Но сдаваться Фрелих не собирался.
– Я послал в Вену срочный эстафет, и, если мне будет велено забрать все силой, я все и заберу! – храбрился он.
Из донесения графа Войновича: «Австрийский господин генерал Фрелих тайным образом, не уведомя меня, учинил с французским генералом Монье о сдаче Анконы сего ноября 2 дня капитуляцию, и через 24 часа 4 ноября выпустила французский гарнизон из крепости… Я в то же время ему объявил, что на такую капитуляцию не согласен, но он, введя тайно в крепость в числе 3000 чел. гарнизон, писал мне, что нашим и турецким войскам назначает квартиру в Фано и Сенигалии».
Фрелих, в свою очередь, пожаловался Ушакову на своеволия Войновича и немедленно получил от русского адмирала достойный ответ: «С крайним сожалением узнал я, что ваше превосходительство до прихода к Анконе не сделали императорским (российским. – В.Ш.) войскам, столь долго осаждающим оную, ни малейшего уважения и требовали одни, сами собой, от французов сдачи Анконы на капитуляцию».
Узнав о поведении Фрелиха при капитуляции крепости, Ушаков был возмущен до глубины души.
– Сей поступок противен есть общественным правам законов, ибо всегда тот начальствовать должен, кто держал крепость в осаде, а не тот, который пришел туда к десерту! – в гневе выговаривал он своему ближайшему окружению.
Тут же, сев за стол, адмирал написал подробное письмо императору Павлу. Если бы австрийцы знали, какова будет реакция российского императора на своеволия их генерала, то, не задумываясь, отдали бы десяток Анкон. Но что сделано, то сделано.
Адмирал подтвердил право Войновича на начальство над освобожденными русским флотом городами и крепостями. А кроме того, напомнил, что именно русская эскадра очистила Адриатику от французских корсаров и открыла морскую коммерцию, за что венцы должны быть благодарны своим бескорыстным союзникам.
Павел одобрил все действия и Войновича, и Ушакова, а потому велел коллегии иностранных дел подать протест австрийскому двору.
На словах же он сказал так:
– Цесарцы еще раз показали свою черную неблагодарность. Дальнейшая дружба с ними – это унижение собственной чести! Пора заканчивать и этот союз, и эту войну!
В Вене всполошились. Павла Первого заверили, что нерадивого генерала Фрелиха немедленно отдадут под суд. Но исправлять что-либо было уже поздно…
Тем временем деятельная Мария-Каролина решила воспользоваться присутствием в Неаполе русской эскадры.
– Нам надо выбить якобинцев из Рима и тем обезопасить наши границы! – заявила она своему флегматичному супругу.
– Но кто же будет воевать, когда наша армия разбежалась, а разбойники Руфо способны только грабить селян да вешать пленных! – напрягся не слишком сообразительный король.
– Сейчас для французов настали плохие времена, – гнула свою линию Мария-Каролина. – На севере их бьет Суворов, от Анконы к Чивита-Кастеллано идет генерал Фрелих, и если французы будут упрямиться, то окажутся в ловушке! Поэтому они скоро сами побегут из Рима, их надо только поторопить, а для этого требуется совсем мало – упросить адмирала Ушакова послать туда своих матросов! Русские освободили нам Неаполь, пусть теперь освободят и Рим.
– Попробуем все же обойтись без русских! – поморщился король Фердинанд. – С нас и так смеется вся Европа!
Через несколько дней на Рим выступил наскоро сбитый неаполитанский корпус генерала Буркарда. Но французы тоже не дремали. Начальствующий над Римом генерал Гарнье действовал решительно. Не дожидаясь развязки, он сам двинул свои батальоны против неаполитанцев и в первом же столкновении разогнал их, как стадо баранов. Затем столь же стремительно развернулся и ударил по австрийцам, уже было подошедших к Риму. Уже известный нам Фрелих в очередной раз, явив свою полную бездарность, был наголову разбит и бежал впереди всех.
– Все же без помощи русских нам не обойтись! – сделала мудрый вывод Мария-Каролина и велела передать уважаемому господину Ушакову приглашение отобедать с королевской четой в Палаццо Реале.
Во время обеда королева была предельно предупредительна и мила. Фердинанд все время занудливо допытывался у адмирала, не любит ли тот свежевать коровьи туши и искренне сожалел, что Ушаков лишен столь увлекательного хобби. Вначале подали закуски: салаты-капонаты, жаренные баклажаны и мускатного осьминога-москардини.
«Да, это не наша солонина с сухарями!» – хмуро думал про себя Ушаков, ковыряя вилкой в салатах.