Эрцгерцог Карл пытался «усовестить» Суворова:
– Вы должны помнить об обязанностях искреннего и верного союзника и продолжить совместные боевые действия!
– Я послал курьера в Петербург, увел на отдых свою армию и не предприму ничего без повеления моего государя! – четко и ясно ответил ему фельдмаршал.
Посмертный портрет
Вскоре он получил рескрипт о разрыве союза с Австрией и возвращении армии в российские пределы. К рескриптам была приложена копия письма Павла императору Францу: «Видя из сего, что Мои войска покинуты на жертву неприятелю тем союзником, на которого я полагался более, чем на всех других, видя, что политика его совершенно противоположна Моим взглядам и что спасение Европы принесено в жертву желанию распространить Вашу Монархию, имея притом многия причины быть недовольным двуличным и коварным поведением Вашего министерства… Я… объявляю теперь, что отныне перестаю заботиться о Ваших выгодах и займусь собственными выгодами Моими и других союзников. Я прекращаю действовать заодно с Вашим Императорским Величеством».
После этого армия эшелонами двинулась из Аугсбурга в Россию. 28 октября фельдмаршал Суворов был возведен в звание генералиссимуса с воздвижением ему памятника в Петербурге.
«Побеждая повсюду и во всю жизнь нашу врагов отечества, – писал император Павел, – недоставало вам одного рода славы – преодолеть и самую природу. Но вы и над нею одержали ныне верх… Награждая вас по мере признательности Моей и ставя на высший степень, чести и геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков».
Глава шестаяВозвращение победителей
22 декабря в Мессине Ушаков получил высочайший рескрипт, коим повелевалось всему русскому флоту возвратиться в Черноморские порты, забрав с собой не только войска, которые находились в Корфу, но и гренадерские батальоны Волконского.
Итак, в канун Рождества 1800 года, покинув Италию, Ушаков привел свою эскадру на Корфу. Военные действия русского флота в Средиземном море на этом закончились.
Последующие шесть месяцев пребывания на острове были для наших моряков временем сплошного триумфа.
Жители освобожденных островов буквально соревновались в изъявлении признательности своим освободителям. Старшины Корфу вручили адмиралу почетную грамоту, озаглавленную: «Освободителю и отцу нашему», а также меч с алмазами и надписью: «Остров Корфу адмиралу Ушакову». Кефалонские депутаты привезли выбитую золотую медаль с надписью: «В знак спасения Ионического острова Кефалонии». Такую же медаль с изображением легендарного Одиссея вручили и от Итаки. А жители Занте передали дорогой щит с изображением подвигов адмирала и золотой меч с надписью: «Остров Занте избавителю своему Ушакову».
Но награды наградами, а остальное время адмирал занимался починкой кораблей и судов, налаживанием управления на Ионических островах. Корфиоты не слишком желали независимости, сколько покровительства России. Тут был свой резон. О какой независимости можно говорить, когда по всей Европе кипит война и неизвестно, когда кончится. В столь яростной схватке гигантов маленькому государству просто не выжить, а потому лучше найти себе могущественного покровителя. Но кто же может быть лучше для местных греков, чем единоверная Россия, на деле доказавшая и свое могущество, свою заботу и великодушие!
Был укреплен остров Видо, а береговые батареи усилены нашими корабельными пушками. Многие офицеры и матросы начали обзаводиться семьями, женясь на местных девушках. Ушаков к таким бракам относился с пониманием и сам не раз бывал на свадьбах посаженым отцом. Наконец-то нашлось у него время и на посещение местных монастырей, на столь любимые им неторопливые беседы с местными архиереями.
Понемногу подходили суда из-под Генуи и Неаполя. Если стоявшие на Корфу корабли были уже починены, то прибывающие еще только предстояло чинить, так как все они находились в скверном состоянии и изрядно текли.
Медаль подаренная Ушакову в 1800 году жителями Кефалонии
Первым встал в ремонт «Святой Павел», потом «Захарий и Елисавет» и «Святой Петр», после них «Мария Магдалина». Корабли разоружали, потом килевали, меняли гнилую обшивку, переконопачивали и снова загружали пушками и остальными припасами. Дело это долгое, муторное, но необходимое. Адмиралтейство в Гуви маленькое, а потому могло производить далеко не все работы. Но все же работа двигалась. И, наконец, эскадра была готова к переходу.
Перед уходом с Корфу многие местные жители желали продать свое имущество и отправиться с нашими в Россию. Кое-как отговорили, доказывая, что и здесь им теперь будет неплохо.
Для охраны спокойствия корфиотов Ушаков оставил небольшой гарнизон и отряд судов под началом капитана II ранга Алексея Сорокина, который отныне становился старшим российским командиром во всем Средиземноморье. Проводы эскадры вылились в новую демонстрацию любви к России нашим морякам и их командующему. Думается, что на этот шаг император Павел пошел из-за Мальты, которую вчерашние союзники умыкнули у него обманным путем. Оскорбленный, он решил оставить себе Корфу. Англичане на это промолчали.
В октябре 1800 года вернулся из-под Анконы и последний наш отдельный отряд капитана II ранга Войновича. Фрегаты его едва держались на воде, поэтому на переходе всю артиллерию пришлось спустить в трюм, чтобы хоть немного облегчить нагрузку на корпус. Но все равно, даже при посредственной волне через прорехи в корпусе хлестала вода, а потому при всяком противном риф-марсельном ветре он вынужден спускаться в ближайший порт и ждать улучшения погоды. Именно поэтому от Анконы до Корфу шел Войнович сорок четыре дня и прибыл уже тогда, когда эскадра ушла на Константинополь. Быстро завершить ремонт было тоже сложно, так как все материалы уже были потрачены. По этой причине Войнович собрал консилиум капитанов. Все они сообща осмотрели фрегаты, освидетельствовали их плачевное состояние и послали Ушакову и в адмиралтейств-коллегию соответствующую бумагу в ожидании денег на починку. При этом, не теряя времени, начали кое-что делать и сами. Отряд капитана II ранга Войновича вернется в Севастополь лишь несколько месяцев спустя.
Переход же от Корфу до Дарданелл главных сил эскадры был спокоен и прошел без всяких неприятностей. А затем была триумфальная встреча в Константинополе. Султан Селим лично благодарил российского адмирала, называя его не иначе как великий и победоносный Ушак-паша. Английский представитель и другие посланники явились к адмиралу на корабль с визитом, чтобы изъявить восхищение и уважение.
Скромный Ушаков в этих случаях лишь разводил руками:
– Не мне, не мне, а матросу российскому все мы должны быть благодарственны!
Между тем турки начали выставлять свои заслуги перед российскими, требуя от Петербурга привилегий. Узнав об этом, Ушаков с горечью писал в Петербург: «Кто взял Корфу кроме меня?…Я с моим кораблем, не говоря уже о прочих, при взятии острова Видо подошел к оному вплоть к самому берегу и стал фертоинг против двух самых важных батарей, имеющих в печках множество приготовленных каленых ядер, на малый картечный выстрел от оных, и с помощью моих же нескольких фрегатов, около меня ставших, оныя сбил; защитил фрегат их, который один только и был близко батарей, и, не успев лечь фертоинг, оборотился кормою к батареям; прочие корабли мои фрегаты сбили другие батареи, турецкие же корабли и фрегаты все были позади нас и не близко к острову; ежели они и стреляли на оный, то чрез нас и два ядра в бок моего корабля посадили с противной стороны острова. Я не описал этого в реляции для чести Блистательной Порты, для сохранения и утверждения более и более между нами дружбы. Ежели капитан-паша или другой турецкий начальник, таким образом, возьмут боем подобную крепость, как Корфу, что бы они с нее не взяли?»
Закончив все дела в Константинополе, Ушаков взял курс на Севастополь. Этот последний переход оказался весьма тяжелым. Осеннее Черное море штормило, и российская эскадра попала в самую круговерть.
По приказу флагмана на кораблях и судах эскадры убрали стеньги, что сразу уменьшало высоту судна на целую треть.
Фрегат «Григорий Великия Армения» переваливался с волны на волну, словно огромная неваляшка. Шли левым галсом, и волны били под острым углом в левый борт. Фрегат кренило из стороны в сторону, то поднимало вверх, то, наоборот, стремительно несло вниз, отчего в животе сразу ощущалась тоскливая пустота. Ветер завывал в снастях, угрожающе потрескивали бимсы и шпангоуты.
На вахте лейтенант Миша Васильев. Совсем недавно он получил следующий чин, а вместе с тем и должность старшего офицера, заменив ушедшего на самостоятельное командование Ратманова. Молодому старшему офицеру командир «Григорий Великия Армения» доверял, но обойти фрегат все же было надо. Шостак обходил судно, скорее даже не обходил, а перебегал между ударами волн. Лица матросов были зелеными от приступов морской болезни, не было ни шуток, ни подначек. Все уныло смотрели перед собой и о чем-то думали, многие молились.
– Держись, ребята! – приободрил их капитан II ранга. – До дому совсем немного осталось!
Те сразу заулыбались:
– Домой и кривая дорожка хороша будет!
Поднялся на шканцы. На Васильеве плащ с зюйд-весткой, но он все равно мокрый до нитки.
– Как обстоят дела?
– В пределах дозволенного. Немного сместился плехт, пришлось заново крепить, а в остальном все без изменений!
– Хорошо!
Зашел на камбуз, похвалил кока. Тот при падении барометра успел предусмотрительно отварить изрядный запас солонины, чтобы кормить команду в шторм не одними сухарями. Пусть солонина была и холодная, но это была сытная и питательная пища. Едва же шторм немного поутих, расторопный кок ухитрился сразу разжечь камбузную печь и порадовать команду горячим сбитнем, да густой кашей с мясом.
…Фрегат в очередной раз вздрогнул – то исподтишка ударила в борт «разбойничья волна». Шпангоуты так яростно заскрипели, что перекрыли даже звуки шторма. Невольно подумалось, что это все же последнее испытание перед Севастополем. От этой мысли сразу стало легче.