Аделина Трэйтол с демонстративной оскорбленностью на лице сидела на диванчике для посетителей и хрустела пальцами.
— Вы уверены, что эти звуки производят на вас успокаивающее воздействие? — спросил приблизившийся Боксон.
— Кто вы такой? — Аделина посмотрела на него недоуменно-презрительным взглядом.
— Чарльз Спенсер Боксон. Я привез вашего брата в больницу.
— Видимо, я должна вас поблагодарить? Я вам благодарна!
— Не стоит благодарности, мисс Трэйтол! Ваш брат спас мне жизнь, удачно развернув машину, и вы мне ничем не обязаны…
— Отлично, не терплю быть обязанной кому-либо! И что же дальше? — выражение её лица не изменилось.
— Полагаю, вам следует решить вопрос об ужине и ночлеге. Здесь есть неплохой отель — маленький, но с приличным рестораном. Для иностранцев в баре держат пару бутылок настоящего ирландского виски. В некоторых номерах имеется ванна, паровое отопление, и для особо привередливых постояльцев в комплект постельного белья входит второе одеяло. За дополнительную плату в номере будет стоять ваза со свежими цветами — хозяин отеля, господин Макари, увлекается оранжерейным цветоводством…
— Вы получили от него подряд на рекламные работы? — перебила Боксона американка.
— Нет, но кроме меня, вы не найдете здесь человека, говорящего по-английски без акцента. Хотя ваш французский, признаться, недурен, — когда вы требовали открыть дверь в палату интенсивной терапии, весь городок наслаждался мелодичностью вашего вирджинского диалекта…
Аделина недовольно фыркнула, но на Боксона уже смотрела с интересом. Он продолжал:
— Францию называют старшей дочерью католической церкви, и здесь весьма жизненным является принцип: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. Здесь свои порядки и не нам их менять. Поэтому рекомендую подчиниться действующим правилам, которые, кстати, не так уж и плохи… Позвольте мне донести вашу сумку до отеля…
Через час они ужинали в ресторане; Боксон рассказывал мисс Трэйтол подробности дорожного происшествия; врал безбожно; она слушала с выражение снисходительной скуки на лице; понимала, что правду она все равно не узнает, и потому превосходный жареный цыпленок под ягодным соусом был ей более интересен, чем вся общенациональная сводка французской криминальной полиции за прошедшую неделю.
— Скажите, Боксон, — спросила Аделина, отодвигая от себя опустошенную тарелку и доставая сигарету, — каким образом я могу перевезти Эдварда в Париж?
— Это несложно организовать, — ответил Боксон, учтиво щелкнув невероятно исцарапанной зажигалкой «Зиппо», — существуют специальные фирмы по транспортировке лежачих больных, но есть ли смысл тревожить тяжелораненого? Пуля сорок пятого калибра после проникновения в полость человеческого тела начинает вибрировать и наносит страшные повреждения внутренним органам, и если рана недостаточно зажила, имеется реальная опасность осложнения. Тем более, что у Эдварда серьезно травмировано легкое, врачи опасаются пневмонии… Я бы на стал его вывозить из этой больницы, как минимум, ещё недели две…
— Почему у вас такая обшарпанная зажигалка? — отвлеклась от темы Аделина. — Вы отобрали её у клошара?
— Нет, — очень серьезно ответил Боксон, — я купил её в Брэдфорде, штат Пенсильвания, в магазине при фабрике зажигалок. А героические царапины на ней из-за того, что три года назад она упала на песок и по ней проскрежетали гусеницы бронетранспортера. Она была со мной все пять лет службы в Легионе и я считаю её почти родным существом.
— Вы служили в Иностранном Легионе? — презрительно уточнила американка. Боже, с кем только не приходится работать моему несчастному брату!..
— Что поделать, ведь для выполнения задания правительства он вынужден подбирать соответствующих этому заданию специалистов…
— И в чем вы специалист?
— Я могу с пятидесятикилограммовым грузом пройти пятьдесят километров без остановки, имею навыки выживания в пустыне и джунглях, умею прыгать с парашютом в темное время суток и танцевать вальс…
— Танцевать вальс, видимо, ваше призвание!..
— Вряд ли, у профессиональных танцоров другое телосложение! Скорее, я не буду слишком часто наступать на ноги моей партнерше… Я люблю посещать дансинги, там всегда можно встретить столько интересных людей!..
— С Эдвардом вы познакомились в дансинге?
— Нет, на пляже…
С лица Аделины уже исчезла презрительность, видимо, ужин действительно оказался недурен и улучшил её настроение. Она с интересом смотрела на бывшего легионера — этот парень с насмешливым глазами и со шрамом на лбу был так непохож на всех её знакомых мужчин… Она спросила:
— А за что вас загнали в Иностранный Легион?
— Вообще-то в Легион идут добровольно, — улыбнулся Боксон. — Я сбежал в Легион от разочарования в мирной жизни…
— Вам не хватало приключений?
— Нет, пожалуй, меня не устраивало их качество…
— И в Легионе вы нашли ту жизнь, которая вам по душе?..
— В Легионе я нашел много интересных людей, отсутствие скуки и офицерские погоны…
— Вы всегда говорите заранее заготовленными фразами? — Аделина приступила к десерту — клубничное желе в сахарной пудре. Официант принес кофе.
— У меня было много времени на размышления, — доверительно произнес Боксон, — и ответы на некоторые традиционные вопросы складывались в моем подсознании годами…
— А на импровизацию вы не способны?.. — Аделина кокетливо прищурилась.
— Самая лучшая импровизация — это та, которая отрепетирована заранее!..
— О, ваши затертые афоризмы становятся невыносимыми! Хоть какую-нибудь тему вы сохранили нетронутой?
— Да, безусловно! Например, я никогда не мог понять, в чем глубинный смысл теории относительности Эйнштейна…
— Вот это-то как раз несложно: профессор Эйнштейн утверждал, что в разных точках пространствах время течет по разному, и если на Земле проходит год, то на орбите Плутона — всего лишь месяц. Что-то в этом роде, я и сама толком не понимаю!..
Они оба засмеялись, и Аделина снова задала вопрос:
— Чем вы с Эдвардом занимались в этой глуши?
— Обыкновенная рутина: проверка местности на предмет установления запасных квартир для курьеров.
— Лжете! Такой работой занимаются стажеры из торгово-промышленной палаты. Вы сами перечислили ваши легионерские навыки — для квартирмейстерской работы таких специалистов не привлекают.
Боксон внимательно посмотрел Аделине в глаза:
— А какой ответ вы бы хотели услышать от специалиста моего профиля?
Аделина молчала. Боксон улыбнулся и продолжил:
— В Иностранном Легионе существует закон: если не хочешь услышать ложь, не задавай легионеру вопроса о его прошлом. Полагаю, что подобное правило действует и в некоторых правительственных ведомствах Соединенных Штатов. Во избежание нежелательных ответов рекомендую: впредь не задавать заведомо безответные вопросы кому бы то не было. Надеюсь, вы по достоинству оценили мою камердинерскую вежливость в этот зимний вечер?
— А разве вежливость бывает камердинерской? — неожиданно усталым, и оттого доверчивым тоном спросила американка.
— Бывает! — подтвердил Боксон. — Когда-нибудь я расскажу вам о той Англии, которую не успевают увидеть туристы. А сегодня лучше пойти спать. Доктор Гальпен обещал мне на завтра непродолжительный разговор с Эдвардом, я зайду за вами в восемь…
Трэйтол улыбался уголками губ, говорить ему было тяжело, каждый глубокий вдох отдавался в легких тупой болью, но глаза американца смеялись — Боксон рассказывал всякую чепуху об ужине с Аделиной:
… — И когда несчастный гарсон, шаркая плоскостопными ногами, наконец-то принес десерт, твоя сестра потребовала таблицу калорийности этого блюда! Что, среди американских женщин начался новый массовый психоз?..
— Чарли, — еле слышно прошептал Трэйтол, когда Аделина на минутку вышла из палаты, — найди Пеллареса!..
— Я постараюсь, Эдди! — так же тихо прошептал Боксон. — Ни о чем не беспокойся, лечись, встретимся в Париже, адрес для контакта я оставлю твоей сестре…
— Она дура, не доверяй ей… — успел прошептать Трэйтол, и в палату вошел старший инспектор Дамерон.
— Великолепно! — произнес полицейский. — Значит, вы обо всем уже договорились? Впрочем, я все равно должен записать показания господина Трэйтола. Доктор Гальпен дал мне полчаса. Господин Боксон, оставьте нас одних…
На этот день операций не планировалось, и хирург Гальпен в своем кабинете просматривал сложенную на столе стопку научно-медицинских журналов. Попросившему разрешения войти Боксону он молча указал на кресло перед столом.
— Если вас интересует состояние вашего друга, то оно стабильное и господин Трэйтол будет жить. При соблюдении должного образа жизни и правильного питания через год он сможет бежать марафон…
— Мою благодарность не выразить словами, доктор, поэтому давайте поговорим о вас… — предложил Боксон.
— Обо мне? — удивился Гальпен. — Странно, обычно обо мне друзья и родственники моих пациентов говорят или до операции, или после похорон…
— Операция, доктор, была, вне всякого сомнения, превосходна!.. Но меня больше интересует то, что было до операции… Кстати, если вы захотите послать меня к черту, то я удалюсь немедленно. Заодно обещаю вам сохранить секретность нашей беседы.
— Ого! — Гальпен отложил журнал, заложив руки за голову, откинулся в кресле, улыбнулся и с любопытством посмотрел на Боксона. — И что же вас интересует?
— Вы ведь попали в Гватемалу в сентябре 69-го, помогали пострадавшим от урагана «Франселия»?
— Да, именно так!..
— Багаж Общества Красного Креста, с которым вы возвратились из Гватемалы, просматривался на французской таможне достаточно тщательно?
— Нет, такой багаж традиционно проверяется исключительно формально, но из Гватемалы я возвратился только со своим чемоданом — Обществу Красного Креста нечего вывозить из этой бедной страны…
— Когда вы работали в Гватемале, вам приходилось лечить раненных партизан?