— В Гватемале мне приходилось делать сотни операций, а в госпиталях Красного Креста не подразделяют пациентов по их политическим убеждениям.
— Вы встречали в Гватемале человека по имени Эухенио Пелларес?
— Не помню! — хирург продолжал улыбаться.
— Вы не привозили из Гватемалы какое-либо оружие?
— Нет, даже набор скальпелей из своей операционной я оставил в госпитале своему преемнику.
— Вас не удивляют мои вопросы?
— Нисколько, господин Боксон! Каждый вечер вы бродите по нашему городку, подолгу разговариваете с продавцами в магазинчиках, со служащими на бензоколонках, переговорили со всеми работниками нашей больницы… Вы даже заходили в котельную муниципального комплекса, беседовали с кочегарами… Почему бы вам, наконец, не поговорить со мной?.. У кочегаров вы тоже спрашивали про Гватемалу?
— Нет, если бы я задал им настолько точный вопрос, старший инспектор Дамерон не отпустил бы меня в Бельгию, и мне пришлось бы обращаться за помощью к адвокату, а также — к британскому консулу. Не нужно искушать судьбу…
— А вы не боитесь, что я передам наш разговор инспектору Дамерону?
— Нет, доктор, я этого не боюсь! Потому что тогда мне, конечно, придется давать нежелательные объяснения, но и вы рискуете попасть на заметку в блокнот Дамерона, а он — человек терпеливый, и эта заметка вполне может дождаться своего часа…
— И как много вы обнаружили горожан, имеющих контакты с Гватемалой?
— Только вы, доктор Гальпен… — Боксон грустно улыбнулся, и, так как хирург молчал, добавил: — Я не смею уличить вас в чем-либо недостойном… Но я очень не хочу, чтобы воскресное дорожное происшествие когда-нибудь повторилось…
Что ж, — произнес Гальпен, — надеюсь, вы пройдете свой жизненный путь без дорожных происшествий!..
— Я тоже на это надеюсь, но, как говаривал тот древний римлянин: «Хочешь мира — готовься к войне!»…
— Излишней подозрительностью вы рискуете довести себя до шизофрении, господин Боксон!..
— Если бы я был менее подозрителен, то в вашем морге сейчас лежал бы мой труп…
— Вам ещё представится шанс попасть туда!.. — хирург поднялся, давая понять, что разговор окончен.
— Ваши слова звучат очень вдохновляюще! — Боксон шагнул к двери, но вдруг обернулся: — Скажите, доктор, в нескольких словах: как вы охарактеризуете гватемальское партизанское движение?
— Коммунистические романтики пополам с отчаявшимися крестьянами, казалось, у Гальпена был заранее заготовленный ответ. — Как и любое восстание — борьба за справедливость, а во дворцах справедливость понимают иначе, чем в хижинах… Гватемала — не исключение. Из национальных особенностей следует отметить прежде всего наличие большой доли индейцев — в этой стране индейцы составляют больше половины населения. Неоправданная, а, следовательно, бессмысленная жестокость правительственных войск, частные бандитские армии под видом охраны латифундий и, как апофеоз, — «эскадроны смерти», точнее, их местная разновидность — «мона бланко». Они тоже воюют за справедливость, но за свою. Помножьте все это на нищету, коррупцию и католическую церковь — формула гватемальской гражданской войны перед вами. Я — хирург, а не геополитик, но, на мой взгляд, такое положение характерно для всех банановых республик. Зачем вам это?
— Я всегда интересовался историей Центральной Америки, доктор, и для меня ценно мнение очевидца…
…Боксон с задумчивым видом сидел в вестибюле больницы, когда к нему подошел старший инспектор Дамерон.
— Прогуляемся, господин Боксон, у меня к вам опять возникли вопросы…
На улице Дамерон указал направление — к полицейскому участку, и задал вопрос:
— Почему вы не рассказали мне, что Трэйтол работает в госдепартаменте Соединенных Штатов?
— Потому что я не уверен, что он работает именно там… — ответил Боксон.
— Не уверен? Как следует понимать эти слова?
— А так и следует: не уверен. Я не знаю, работает ли господин Трэйтол на правительство Соединенных Штатов или нет. Он не показывал мне своего служебного удостоверения — мне достаточно его лицензии частного детектива и регистрационных документов агентства «Трэйтол и компания»…
— К черту это агентство! Насколько я знаю, сотрудник государственного учреждения Соединенных Штатов не имеет права занимать какой-либо пост в частной фирме. Так что передо мной опять проблема: какие из документов господина Трэйтола являются фальшивыми?
Боксон остановился, огляделся по сторонам и тихо спросил:
— А если все его документы являются настоящими? — и посмотрел Дамерону в глаза.
Дамерон, не отводя взгляда, выдержал паузу, чуть улыбнулся уголками губ и так же тихо ответил:
— В таком случае, парни, вы исполняли на территории Французской республики несанкционированную её правительством миссию. И если об этом узнают журналисты, то готовы ли вы отвечать на их нескромные вопросы?..
— Точно в такой же мере, как и вы, господин старший инспектор…
— То есть — совершенно не готовы… — подвел итог Дамерон.
На этот раз они прошли в кабинет старшего инспектора. Как и в любом личном кабинете, там находилось несколько вещей, свидетельствующих о пристрастиях хозяина: традиционные дипломы за призовые места в стрелковых соревнованиях, картина — озеро с утками, большая топографическая карта района.
— Хотите кофе? — спросил старший инспектор, снимая пальто.
— Нет, благодарю вас!..
— В таком случае приступим к очередному осмыслению ситуации…
Дамерон уселся за стол, положил перед собой чистый лист бумаги, достал карандаш.
— Полагаю, — начал полицейский, — вы снова собираетесь рассказывать о деятельности вашего сыскного агентства и о мифическом американском клиенте. Так вот, если раньше я был готов принять это сомнительное объяснение, то сейчас рекомендую рассказать что-нибудь более правдоподобное. Пока наш разговор не протоколируется, так что можете пофантазировать, но не слишком долго — бездарные фантазии чересчур утомительны…
— А если мне нечего добавить к своим предыдущим показаниям?
— Тогда я начну официально вести протокол, и первый вопрос будет такой: вы знали, что господин Трэйтол работает в Центральном Разведывательном Управлении?
Боксон ответил сразу же, не раздумывая:
— Нет, я этого не знал.
— Хороший ответ, иного я и не ждал! Тогда поделитесь со мной результатами ваших розыскных действий, а то мои парни, наблюдающие за вами, в список ваших контактов занесли чуть не половину горожан. У вас такая манера — разговаривать со всеми, кто встретится на прогулке?
— Я всего лишь пытаюсь понять связь между прошлогодними гильзами от «кольта» и деятельностью агентства «Трэйтол и компания».
— И каковы успехи?
— Нулевые. Но больше всего меня волнует отсутствие результатов в ваших розыскных мероприятиях, хотя отрицательный результат — тоже результат…
— Полностью с вами согласен! — Дамерон отодвинул от себя оставшийся чистым лист бумаги, сверху положил карандаш. Потом достал из стола брюссельскую франкоязычную газету.
— Интересные дела, Боксон, свершились полторы недели назад в Брюсселе! Бельгийские коллеги арестовали сразу двух вооруженных латиноамериканских террористов. При аресте произошла небольшая перестрелка. Вы имеете к этому какое-нибудь отношение?
— Нет, господин старший инспектор! Почему вы сделали столь странный вывод о моей причастности?
— Вы же сами рассказали о тематике вашей работы — связь европейских оружейных торговцев с латиноамериканскими революционерами. А так как вы приехали к нам из Бельгии, то причина нападения на вас имеет свои корни именно там. Предвидя ваше опровержение, сразу соглашусь — при имеющихся на сегодня фактах никаким судом такая связь доказана быть не может. Но послушайте, Боксон! — старший инспектор заговорил громким шепотом. — Я не хочу оставлять в нашем городе эту бомбу замедленного действия!.. Я не хочу, чтобы снова началась стрельба на дороге!.. Я не хочу, чтобы ради какой-то там революции убивали французских граждан, ибо я — представитель органов порядка, и республика поручила мне охранять порядок, и я буду делать это так, как умею!.. Даже если я умею это делать не очень хорошо!..
Боксон молчал. Дамерон заговорил обычным голосом:
— Я не хочу, чтобы здесь повторились события мюнхенской олимпиады. Предъявить вам мне нечего, но я могу очень испортить вам несколько ближайших месяцев. Достаточно организовать утечку информации, как в фокусе внимания окажется господин Трэйтол с интересными датами прохождения чилийской таможни, а странное несоответствие статуса государственного служащего со статусом частного детектива заставит вмешаться в это заурядное уголовное дело государственные структуры как Штатов, так и Республики. О вас я не беспокоюсь — вы способны прямо из этого кабинета пешком добежать до бельгийской границы, но потом вам никогда не выехать с Острова. Вы что-то ищете, что-то вам известно такое, что должно навести на след, но я этого не знаю. Я даже не знаю, связано ли как-нибудь событие в Брюсселе с событием на дороге. Но я могу подсказать журналистам нужное направление, а уж они раздуют сенсацию самостоятельно. Ещё немного неопределенности и я уже спокойно приглашу британского консула. Но если это произойдет, дороги назад уже не будет!
Боксон продолжал молчать, Дамерон закурил, потом продолжил:
— Я предлагаю сделку. Вы даете мне известное вам направление поисков, а я не препятствую вашему выезду за границу.
— А информация журналистам? — спросил Боксон.
— Они ничего не узнают. Подробности дела не выйдут за стены этого кабинета, а имея нужное направление розыска, я смогу заниматься им достаточно долго — эти чертовы «кольты» находятся здесь как минимум больше года, следовательно, они или их хозяин будут оставаться здесь и в будущем. Рано или поздно, имея реальную зацепку, я до них доберусь. Итак, ваш ответ?..
Боксон молча посмотрел на часы, потом на закрытое жалюзи окно, взял со стола карандаш, пододвинул поближе газету и сделал два росчерка на тексте статьи. Дамерон взглянул на отметки. Карандашными кружками были обведены слова: «Гватемала» и «женщина сумела скрыться». Боксон сказал: