— И кого ты ей подсунул? — спросил Клавдий Мамонтов, хотя он в глубине души догадался обо всем еще в клубе «Чацкий», когда актер поведал им о встрече Василия Зайцева с сестрами Лаврентьевыми.
— Себя, — Василий Зайцев глянул на него. — Зачем впутывать кого-то постороннего в столь деликатное семейное дело?
— Но детектива и Ева, и другой свидетель описывали нам как солидного мужчину в возрасте, судя по его голосу, — заметил полковник Гущин.
— А я использовал преобразователь голоса, — ответил Василий Зайцев. — Полезная штука оказалась, в нем несколько программ — и женским можно вещать, и разными тембрами мужского, и даже детским, что выберешь. У нас дома такой есть. Отцу подарили на презентации — фирма, что их производит, в благодарность за офисную мебель нашей фабрики.
Клавдий Мамонтов усмехнулся — сводные братья пользовались сложными электронными игрушками для своих нужд. Адам — ультразвуковым отпугивателем, чтобы проверить храбрость перед стаей собак, а Василий — голосовым преобразователем, чтобы свести с ума мачеху — наследницу бизнеса отца.
— В роддоме мне снова крупно повезло. Ну, наверное, вы все про роддом знаете, раз до меня добрались…
Василий Зайцев опустил голову. Пауза.
— Вы Еве дали сразу несколько телефонов детективных агентств, — заметил полковник Гущин спокойно. — Поясните нам.
— Когда я ее вознамерился убить, я стал готовиться. Решил, что мне потребуются паленые номера, и купил несколько таких по интернету. Я три продиктовал Еве — по какому бы она ни позвонила, она попала бы на детектива по имени Андрей Григорьевич, то есть на меня. — Василий Зайцев впервые за весь разговор тоже криво усмехнулся, словно вспоминая. — Как в шпионском романе. Меня даже заводило это. Такой драйв… И главное — я в стороне от всего. И убивать ее мне не надо. Только раздуть ее психоз как пожар… Короче, она меня сама наняла на свою голову. Я в роддоме получил адрес бывшей заведующей Анны Лаврентьевой, и мне сообщили, что та алкоголичка. Новая удача! И я решил — попробую и ее использовать. С алкашами всегда ведь можно договорится за бутылку, но… Она оказалась не такой, как я ее себе представлял.
— Анна Лаврентьева? — спросил Клавдий Мамонтов. — Какой же она оказалась?
— Хитрой, жадной тварью. Я не сразу под видом детектива начал скармливать Еве информацию. Я решил повременить и сначала встретиться с Лаврентьевой. Приехал к ее дому на машине. Купил для нее бутылку хорошего виски. Хотел было подняться к ней в квартиру, позвонить, раздумывал, как мне ее уговорить на контакт, как вдруг… Гляжу — плетется с сумками, а в одной бутылки с пивом, снег загребает ногами, идет, шатается баба в пуховике… Я сразу решил — на ловца и зверь. И точно — это оказалась Анна. Пьяная вдрызг… Я к ней подошел и — что значит пьяница, как-то быстро мы договорились. Я ей: у меня к вам разговор серьезный. Заработать не хотите? А она: интим, что ли, мне предлагаешь, щенок? И заржала противно… Я смотрел на нее — все же она бывший врач-акушер и роддомом заведовала, пусть и деревенским… Но чтобы так деградировать, опуститься… Мы сели в машину мою, и я ей отдал виски, что привез. Она жадно хлебала из горла. Похвалила: щедрый ты. Я в ответ напомнил ей про роженицу, перенесшую клиническую смерть, которую врачи спасли. И она, несмотря на опьянение, все вспомнила. Мол, такое век не забудешь, хотя лично она и не присутствовала при родах. Я сказал, что та роженица — моя мачеха и что я хочу ее сильно напугать, отомстить ей за развод родителей. Что я хорошо заплачу, если Анна поможет мне пугать ее, лишать покоя. Что, мол, такова моя месть. Не говорить же ей насчет завещания и фабрики, правда? Анна выслушала и сразу мне выложила про сынка своего — мол, он меня тоже ненавидит, так что отлично понимаю тебя, дружок… Спит и видит, как меня со свету сжить, убить хочет за квартиру, потому что женился на сущей проститутке… Сказала, что над моим предложением помозгует — ей, мол, надо посоветоваться с сестрицей, потому что ее помощь понадобится, чтобы сделать все в лучшем виде. И чтобы я ей перезвонил через пару дней. И я тогда уже понял — одной дармовой выпивкой мне помощь Анны Лаврентьевой не обойдется, надо будет ей деньги платить, и немалые.
Макар слушал — видимо, взяв тайм-аут, Анна прикидывала, сколько содрать с Зайцева и как подключить к делу сестру. Возможно, ей тогда уже пришла в голову идея насчет покойной акушерки Малявиной, чтобы не самой светиться, а использовать ее личину. И, наверное, на следующий день между сестрами и произошел столь знаковый разговор про «коридор затмений» для роженицы, пережившей клиническую смерть.
— Я перезвонил с паленого номера в целях безопасности. А позже мы чатились в Signal, я им обеим его порекомендовал.
— Поэтому ты забирал мобильные с мест убийств? — спросил полковник Гущин.
Василий Зайцев равнодушно кивнул. И продолжил:
— Анна потребовала двести тысяч для себя и двести тысяч для сестры Жени, которая, по ее уверениям, сделает все сама в лучшем виде: мол, твою мачеху упекут в дурдом и запрут, так мы ее обработаем на пару. Я согласился им заплатить. И Анна сразу мне: заезжай за мной, вместе махнем домой к сестре, чтобы все уже детально обсудить.
— И вы отправились на озеро Старичное? — спросил Клавдий Мамонтов.
— Сестра Женя оказалась нашей недальней соседкой. Что-то типа экстрасенса — она так на хлеб зарабатывала. У нее в тот момент находился клиент — безумный алкаш… У него начался припадок. Пришлось ему даже первую медицинскую помощь оказать. Женя, правда, мне сказала: он и не вспомнит ни фига на следующий день и тебя никогда не узнает… Но в тот момент это меня не сильно волновало. Я же тогда не собирался никого убивать.
Пауза.
— Пугать Еву от имени акушерки Малявиной, в роли которой выступит Евгения, предложила Анна Лаврентьева? — уточнил Гущин.
— Она. Перед тем, как я им заплатил по двести тысяч. Я им сказал, что Ева свихнулась на том, что Адам не ее сын, и весь ее бред изложил. А они подумали, пошептались и мне свой план выдали. И я счел его гениальным. Если бы Еву даже стали спрашивать — кто ей рассказывает про Адьку потусторонние выдумки, она бы сослалась на Малявину. На покойницу! Разве это не лишнее доказательство ее полного безумия? Сестры деньги мои отрабатывали сначала очень усердно — Ева по полной у них слетела с катушек… Папа все это видел… но он еще колебался. Думал, может, она успокоится, психоз пройдет. Потом девочка маленькая пропала здесь, в Бронницах, затем ее нашли, несчастный случай с ней произошел, но мы и ее приплели — Женя под видом акушерки Малявиной в разговоре с Евой это сделала. Новый гениальный ход с ее стороны. У Евы моментально зародилась новая идея фикс — мол, что Адька не просто подменыш, а что он крадет и убивает детей себе в жертву, что у него логово на островах. Тут уже и папа не выдержал — он начал ее уговаривать, просил ее образумиться. Я за ними наблюдал, думал: еще немного, еще совсем чуть нам осталось — и все можно будет прекратить, послать подальше сестриц. Потому что психическое состояние Евы уже необратимо. И все это понимают — никакое наследство и бизнес ей уже не светит. Но вдруг мое везение… редкое везение оставило меня.
Василий Зайцев поник.
— Сестрицы, видно, почуяли, что я их скоро пошлю. Женя заявила, что за каждый звонок Евы, за каждый их «сеанс ужаса» я ей должен по пятьдесят тысяч. И ей дважды заплатил. И еще пятьдесят отдал Анне. Это помимо того транша по двести тысяч каждой. Я почти все выгреб со своей карточки, что накопил и что отец мне давал на жизнь… А они требовали денег. Анне на бухло нужно было постоянно. Она присосалась ко мне пиявкой — давай плати, не то мачеха нам против твоего вдвое заплатит, если явимся к ней и все ей выложим. Что, мол, ты нас заставляешь ее пугать. Насчет Евы я не особо беспокоился, а вот насчет отца, если бы все выплыло… Он бы мне такого поступка не простил. Он бы завещание в мою пользу точно не составил — отдал бы фабрику государству. Анна же все наглела.
— И ты решил ее убить? — спросил Клавдий Мамонтов.
— Я и хотел, и боялся. А затем подумал — меня ведь с убийством никак не свяжут. Даже ее сестрица на меня не подумает. У Анны давний конфликт с сыном из-за квартиры, и он в самом разгаре. Она мне каждый раз на сына жаловалась. Все решат, что это он ее пришил. Когда она мне чатила и потребовала очередные пятьдесят тысяч, я согласился ей заплатить — мол, привезу деньги налом. Я всегда ведь наличными ей платил. А она мне: давай скорее, а то мне сын телефон обрывает. Скоро заявятся. И я решил — мой шанс.
— Какое орудие убийства вы взяли с собой? — спросил полковник Гущин.
— Стоппер для двери в виде пергаментного свитка, — ответил Василий. — Он как маленькая палица, удобный в руке и увесистый, литой из металла. Партнеры-финны такие нам поставляли на фабрику — как комплимент для клиентов. Стильная штука и для дома, и для офиса. И для пробитой башки. Анна меня впустила — пьяная, расторможенная: «Голодный? У меня лапша на плите кипит», — а сама еле на ногах держится. Я прошел за ней на кухню по коридору…
Когда она повернулась спиной, я ее ударил по голове что есть сил. Она упала. Я думал — она сдохла сразу. Но…
Василий закрыл лицо руками.
Они ждали.
— Она не умерла. Застонала. Ногами стала сучить. И я… схватил кухонный нож. Не знал, куда ее бить, чтобы наверняка, — в сердце слева, но где оно точно… Я встал коленями на нее и ударил в горло. Странное было чувство, когда нож пробил ей шею и вонзился в пол… Ужас и… будто я освободился сразу от чего-то, что не давало мне покоя.
— А кастрюлю с лапшой зачем вы сбросили на труп? — продолжал методично допрашивать полковник Гущин.
— Ну, она же мне сказала — сын вот-вот должен прийти. Я хотел, чтобы тело ее остыло как можно позже — лапша-то горячая. Чтобы решили, что она умерла, когда сын находился с ней.
«Дилетантское объяснение… из ряда фантастики. — Макар созерцал парня. — А мы решили, что так хитрый убийца пытался скрыть свою ДНК…»