Действующие лица
Приам, царь троянский.
Гектор, Парис, Троил, Дейфоб, Эллен – сыновья Приама.
Эней, Антенор – троянские вожди.
Калхас, троянский жрец, сторонник греков
Пандар, дядя Крессиды.
Маргарелон, побочный сын Приама.
Агамемнон, греческий полководец.
Менелай, брат его.
Ахиллес, Аякс, Улисс, Нестор, Диомед, Патрокл – греческие вожди.
Терсит, безобразный и непристойный грек.
Александр, слуга Крессиды.
Елена, жена Менелая.
Андромаха, жена Гектора.
Кассандра, дочь Приама, пророчица.
Крессида, дочь Калхаса.
Троянские и греческие солдаты, слуги и народ.
Действие происходит частью в Трое, частью в греческом лагере.
Пролог
Арена – Троя. Гневом благородным
Охваченные, к гавани Афин
Шлют корабли властители Эллады.
На кораблях – войска, орудья битв.
Все – для войны. И вот, шестьдесят девять
Увенчанных царей дают обет
Разрушить Трою и от волн афинских
Пускаются к далеким берегам.
Там нежится за крепкими стенами,
Похищена Парисом и в его
Объятиях – супруга Менелая –
Предмет раздора. Греки пристают
К Тенедосу. Тяжелые суда
На берег груз воинственный спустили,
И бодрые, не смятые борьбой,
На царственных равнинах дарданийских
Разбили греки пышные шатры.
Все шесть ворот у города Приама:
Тимбрийские, Троянские ворота,
Антеноридские, Дарданские, Хетские
И Илионские, – скрывая за собой
Питомцев Трои, замкнуты вплотную
Железными засовами внутри,
Входящими в огромнейшие скобы.
Надежда на себя так разжигает
Тех и других, что греки и троянцы
Равно рассчитывают только на удачу.
И если я, Пролог, являюсь здесь
Вполне вооруженным, то, конечно,
Не с тем, чтобы актеров защитить
Иль автора перо, а лишь поведать,
О зрители почтеннейшие, вам,
Облекшись в плащ,
Достойный представленья,
Что, опустив начало той войны,
Все действие начнется с середины
И оборвется там, где надо. Вы
Хвалите представленье иль браните,
Все в вашей воле. Здесь, как на войне.
От случая зависит все вполне.
Акт I
Сцена 1
Троя; перед дворцом Приама. Входит вооруженный Троил, с ним Пандар.
Троил
Зови слугу. Я вновь сниму доспехи,
Зачем мне биться вне троянских стен,
Когда во мне, во мне самом ужасней
Кипит война! Пусть с греками уж тот
Сражается, кто сам над сердцем властен.
Троил, увы, утратил эту власть.
Пандар
Ты нянчиться с собой намерен долго?
Троил
Умеют греки силою своей
Распорядиться. Ловкость их доходит
До лютости, а лютость – до геройства…
Я ж женских слез слабее, я пугливей
Ночного сна, глупее, чем незнанье.
Геройства же во мне не больше, чем
У девушки в полночи. Ловкость! Ловкость!
Любой ребенок превзойдет меня.
Пандар. Ладно. Достаточно у нас с тобой было говорено об этом. Больше я не намерен вмешиваться в это дело. Кто желает получить пшеничный пирог, пусть подождет, пока смелют пшеницу.
Троил. Разве мало я ждал!
Пандар. Да, пока мололи. Подожди, пока просеют.
Троил. Разве мало я ждал!
Пандар. Да, пока просеивали. Подожди, когда взойдет тесто.
Троил. Ждал и этого.
Пандар. Да… теста! Но это не все. Еще надо замесить тесто, сделать пирог, затопить печь и посадить в нее пирог… Да и этого еще мало. Надо дать пирогу простыть, а не то неравно губы обожжешь.
Троил
Терпенье – бог, но даже он едва ли
Сносить страданья может так, как я!
Когда порой за трапезой Приама
В моих мечтах возникнет как-то вдруг
Чарующий и светлый лик Крессиды –
Возникнет! О, как смею я так лгать!
Да есть ли миг, когда он не со мною!
Пандар. Надо сознаться, вчера вечером она мне показалась особенно красивой. Вряд ли могла соперничать с нею какая-нибудь другая женщина.
Троил
О да! Я также видел. В целом мире
Прекрасней нет. А сердце! Ах, оно
От вздохов то грозило разорваться,
То выскочить из груди. Но, боясь,
Чтобы отец иль Гектор не постигли
Заветной тайны, я ее скрывал
Улыбкою. Так солнце поглощает
Своим сияньем тучи. Но печаль,
Прикрытая притворною улыбкой,
Подобна счастию: блеснет
И вдруг во тьме страданья пропадет.
Пандар. Не будь ее волосы немного потемнее, чем у Елены, по-моему, их и сравнивать было бы немыслимо. Впрочем, она мне родственница, и я вовсе не желаю нареканий в том, что, как говорится, восхваляю ее. Однако я желал бы, чтоб кто-нибудь вчера подслушал, как я, ее разговор. Конечно, я нисколько не умаляю ума твоей сестры Кассандры, но…
Троил
О, Пандар, замолчи! Когда тебе
Я говорю, что все мои надежды
Потоплены навек… – ты измеряешь
Всю глубину пожравшей их пучины!..
Как другу, доверяюся тебе,
Что от любви к Крессиде я сгораю,
Схожу с ума, – а ты терзаешь мне
Сердечную, мучительную рану
То царственною поступью ее,
То чудными глазами, то щекою,
То волосами. О ее руке
Ты говоришь, в сравнении с которой
Все белое – чернила, лишь к тому
И годные, чтоб в этом расписаться.
Лебяжий пух тяжел и груб с ней рядом.
А нежное дыхание Зефира –
Шершавее ладони землепашца.
Хоть говоришь бесспорную ты правду,
Но для чего она, когда я сам
Одно и то же вечно повторяю:
«Люблю! Люблю безумно!» И взамен
Целебного бальзама, ты мне в рану
Вонзаешь нож любви.
Пандар. Что ж, правду не перерастешь.
Троил. Ты не сравнишься с правдой.
Пандар. Ладно. Если так, мое дело сторона. Пусть она будет такой, как ей заблагорассудится. Хороша – тем лучше для нее. Нехороша – средство помочь беде у нее под руками.
Троил. Ну полно, Пандар, добрый мой Пандар.
Пандар. И вот награда за все мои старания. Из-за нее – твое пренебрежение ко мне, из-за тебя – ее пренебрежение. Я-то мечусь от одной к другому, и вот – благодарность!
Троил. Неужели ты обиделся, Пандар? Это на меня-то!
Пандар. Если она мне родственница, так, значит, и не может быть хороша, как Елена. А не будь родственницей – о, тогда ее и в пятницу можно признать столь же красивой, как Елена в воскресенье. Да мне-то что за дело! Будь она так же черна и дурна, как арапка, не все ли мне равно!
Троил. Да разве я говорю, что она нехороша?
Пандар. Не все ли мне равно, говоришь ты или нет. Дура она, что остается здесь без отца. Отправилась бы к грекам. При первой же встрече я ей это внушу. Ну а я? Мое дело – сторона. Не стану я в это мешаться.
Троил. Пандар!
Пандар. Ни в каком случае!
Троил. Славный мой Пандар…
Пандар. Сделай милость, не приставай. Я, как все застал, так и оставлю. Кончено.
Уходит. За стеной трубят тревогу.
Троил
Умолкни, гул противный! Замолчите
Вы, звуки возмутительные! Все,
Все вы глупцы, и греки и троянцы!
Пусть хороша Елена, если вы
Здесь каждый день своею кровью в этом
Расписываетесь. Но я
Не в силах воевать за это: повод
Ничтожный здесь для моего меча.
Но, Пандар! Пандар! Как вы беспощадны
Ко мне, о боги! Без него, увы,
Мне не проникнуть никогда к Крессиде.
А он! Лишь только речь зайдет о ней,
Становится таким же беспощадным,
Таким же грозным, как она сама,
Когда свою невинность защищает
От пламенных намерений моих.
О Аполлон! Хоть ради Дафны только
Скажи мне, что Крессида? Пандар? Я?
Ей Индия и ложе и отчизна,
Жемчужина бесценная она…
Меж ней и мной и нашим Илионом.
Как бы кипит мятежный океан.
Я против волн плыву за ней, и Пандар
Мой утлый челн, мой кормчий, якорь мой,
Маяк надежд, обманчивый в туман.
Снова трубят тревогу. Входит Эней.
Эней
Зачем ты здесь, а не на поле битвы?
Троил
Затем, что здесь. Ответ, конечно, бабий,
Но кстати он. Не правда ль? Быть не там,
Уместно бабе. Но скажи скорее,
Что нового на поле битвы?
Эней
То,
Что раненый Парис домой вернулся.
Троил
Кем ранен?
Эней
Менелаем.
Троил
О, пускай
Струится кровь. Забавна только рана:
Ее нанес рогами Менелай.
Тревога.
Эней
Ты слышишь ли, какая за стенами
Идет потеха?..
Троил
Я бы предпочел
Ее в стенах, когда б в одно слилися
Хотеть и мочь. Но время. Дело к спеху.
Идешь?
Эней
Сейчас.
Троил
Так вместе на потеху!
Уходят.
Сцена 2
Другая улица в Трое. Входят Крессида и Александр.
Крессида
Кто это был?
Александр
Елена и Гекуба.
Крессида
Куда ж они?
Александр
На битву поглядеть –
К восточной башне, царственно стоящей
Над полем. Гектор нынче раздражен.
Куда терпенье делось! Андромаху
Он разбранил, прибил оруженосца.
С рассветом, как прилежный земледелец,
Надел доспехи бранные и в поле
Направился, где весь в росе цветок
Как бы слезами горестными плачет,
Несчастие предвидя, как пророк.
Крессида
А что его взбесило так?
Александр
Да слухи,
Что будто в стане греков есть герой,
Троянец – кровью, с именем Аякса…
Племянник Гектора при этом…
Крессида
И затем?
Александр
Он, говорят, весьма своеобразен
И держится всегда особняком.
Крессида. Да и всякий так держится, коли не пьет, не болен и с целыми ногами.
Александр. Этот человек, по отзывам, воспринял все качества зверей: он храбр, как лев, груб, как медведь, неповоротлив, как слон. Природа до того перепутала в нем все эти крайности, что его мужество граничит с глупостью, зато в глупости прорывается истинная мудрость. Нет того порока и добродетели, которые не сказались бы в нем так или иначе. Он без причины бывает печален и ни с того ни с сего весел. У него всего много, но все вразлад; это какой-то паралитик Бриарей: сто рук и не управляется с ними, или Аргус: весь в глазах и ничего не видит.
Крессида. И этот забавный человек мог взбесить Гектора!
Александр. Слышно, вчера в бою он схватился с Гектором и повалил его; оттого Гектор, пристыженный и униженный, перестал есть и спать.
Крессида. Кто там идет?
Александр. Ваш дядя Пандар.
Входит Пандар.
Крессида. А все же Гектор храбрый человек.
Александр. Во всем мире нет равного ему по храбрости.
Пандар. В чем дело? О чем речь?
Крессида. Доброго утра, дядя Пандар.
Пандар. Доброго утра, племянница Крессида. О чем это вы беседовали? Доброго утра, Александр. Как поживаешь, племянница? Когда из Илиона?
Крессида. Нынче утром, дядя.
Пандар. О чем шла речь, когда я подходил к вам… А Гектор дома был, когда ты шла в Илион, или он уж вооружился и ушел? А Елена, верно, и не вставала еще?
Крессида. Гектор уже ушел, но Елена еще не вставала.
Пандар. Раненько же он ушел сегодня!
Крессида. Об этом-то мы и беседовали, когда ты подошел. Да еще о том, что он был в ярости.
Пандар. А он был в ярости?
Крессида. Да, вот по его словам.
Пандар. Так оно и есть. Я знаю почему. Достанется нынче от него грекам! Да и Троил от него не отстанет. Берегись они Троила! Могу поручиться!
Крессида. Как! разве он тоже сердит?
Пандар. Кто? Троил? Да Троил-то еще позначительнее будет.
Крессида. О Юпитер! Можно ли их сравнивать!
Пандар. Троила с Гектором? Да разве ты не отличишь мужа, раз увидев его?
Крессида. Разумеется, если я прежде видала и отличала его.
Пандар. Вот я и говорю. Троил есть Троил.
Крессида. И я убеждена, что он не может быть Гектором.
Пандар. Но зато Гектор не Троил.
Крессида. Справедливо. Каждый сам по себе.
Пандар. Сам по себе! Увы, бедный Троил! Если бы он мог быть сам по себе.
Крессида. Так он и есть.
Пандар. Если бы было так, я бы с радости босиком в Индию сходил.
Крессида. Однако не стал же он Гектором.
Пандар. Сам по себе! Желал бы я, чтобы он был сам по себе. Но ведь есть же над нами боги! Время все может исправить. Жди, Троил, придет твое время. Желал бы я, чтобы в ее груди было мое сердце. Нет, Гектор ни в коем случае не лучше Троила.
Крессида. Ну, уж извини.
Пандар. Он, во-первых, старше.
Крессида. Извини, извини.
Пандар. А Троил еще не дожил до его лет. Посмотрим, что ты скажешь, когда он доживет. Гектору не мешало бы призанять ума у младшего, но только… не в этом году.
Крессида. Ему и незачем занимать: своего достаточно.
Пандар. Нет у него тех достоинств, какие есть у Троила.
Крессида. Какие это?
Пандар. Во-первых, нет такой красоты.
Крессида. Зачем ему такая красота? Своя к нему больше идет.
Пандар. У тебя недостает вкуса, племянница. Давеча сама Елена клялась, что смуглость Троила для мужчины… он правда смугл… в том нельзя не сознаться… И, однако, не совсем.
Крессида. Совсем смугл.
Пандар. По правде, он и смугл и не смугл.
Крессида. По правде, эта правда – неправда.
Пандар. По ее словам, цвет его лица куда лучше, чем у Париса.
Крессида. По-моему, румянец у Париса достаточно свеж.
Пандар. Достаточно.
Крессида. Значит, Троил не в меру румян. Если Елена говорила, что цвет его лица лучше, чем у Париса, значит он ярче, а так как Парис достаточно румян, он должен быть ярче яркого. Из этого следует, что такая похвала слишком ярка. Пожалуй, так золотой язычок Елены найдет, что у Троила медный нос, и станет его восхвалять за это.
Пандар. Я готов дать клятву, что Елене он нравится больше, чем Парис.
Крессида. О, значит, у этой гречанки прелегкомысленный нрав!
Пандар. Я уверен, что он ей нравится. На днях она приблизилась к нему… Он стоял у оконной ниши… Ты знаешь, ведь у него на подбородке всего три-четыре волоска растут.
Крессида. Да, откровенно говоря, их легко счесть и без математики. Любой трактирный слуга подсчитает.
Пандар. Да, он еще очень молод. И все-таки сила у него такая, что он… ну, может быть, на три фунта меньше вытянет, чем его брат Гектор!
Крессида. Да неужели! Так молод и такая прыть!
Пандар. И вот доказательство, что Елена к нему неравнодушна: она подошла к нему и прикоснулась своей белой ручкой к его раздвоенному подбородку.
Крессида. О сжалься, Юнона! Кто же ему раздвоил подбородок?
Пандар. Не то. У него, знаешь, ямочка на подбородке. По-моему, во всей Фригии ни у кого нет подобной улыбки.
Крессида. О, улыбка у него замечательная!
Пандар. Не правда ли?
Крессида. Как осенняя туча.
Пандар. Ну, говори, говори… Однако, чтобы доказать тебе, что Елена влюблена в Троила…
Крессида. Докажи это Троилу. Ему интереснее.
Пандар. Троилу! Но она для него не интереснее выеденного яйца.
Крессида. Если ты так же любишь выеденные яйца, как пустые головы, то поешь всех невылупившихся цыплят.
Пандар. Вспомнить не могу без смеха, как она щекотала ему подбородок. Ведь у Елены дивная ручка, надо сознаться.
Крессида. И даже – без пытки.
Пандар. Вдруг она нашла седой волосок на его подбородке.
Крессида. Бедный подбородок! Он может позавидовать многим бородавкам.
Пандар. Сколько тут было смеха! Царица Гекуба хохотала до слез; они выкатывались у нее…
Крессида. Как жернова.
Пандар. И Кассандра хохотала так…
Крессида. Что глаза выкатывались? Или и у нее из глаз катились слезы?
Пандар. И Гектор до того смеялся…
Крессида. Над чем же они, однако, так надрывались от смеха?
Пандар. Да все над тем же седым волоском, который Елена открыла на Троиловом подбородке.
Крессида. Вот если бы зеленый волос она у него нашла, я бы, пожалуй, посмеялась тоже.
Пандар. Их рассмешил еще не столько волос, сколько забавный ответ его.
Крессида. Что же он такое ответил?
Пандар. «Знаешь, – сказала Елена, – у тебя на подбородке всего пятьдесят один волос и один из них поседел».
Крессида. Только и всего?
Пандар. Постой. «Пятьдесят один, – отвечает он, – и один из них поседел. Значит, этот седой мой отец, а остальные – его сыновья». – «О Юпитер! – воскликнула она на это. – Который же из них супруг мой – Парис?» – «Раздвоенный, – отвечает Троил. – Вырви его и отдай ему». Тут все залились смехом, Елена так покраснела, а Парис так разозлился… Ну а все остальные чуть не лопнули от хохота.
Крессида. Довольно. А то лопнет мое терпение от этих пустяков.
Пандар. Дело твое, племянница. Я тебе вчера кое-что сообщил. Подумай об этом.
Крессида. Думаю.
Пандар. Клянусь, это сущая правда. Троил так плачет о тебе, как будто в апреле родился.
Крессида. Так я вырасту от его слез, как майская крапива.
Бьют отбой.
Пандар. Смотри, вот они возвращаются с поля битвы. Станем здесь и поглядим, как они будут проходить в Илион. Не так ли, моя добрая племянница, моя милая Крессида?
Крессида. Пожалуй.
Пандар. Стой здесь. Отличное место! Отсюда мы прекрасно все разглядим. Я буду называть тебе всех по имени, сообразно с тем, как они будут проходить. Но ты обращай внимание на одного Троила.
Крессида. Не так громко.
Проходит Эней.
Пандар. Вот Эней. Это ли не дивный мужчина! Могу сказать по совести – один из цветков Трои. Но все же ты обращай внимание на Троила. Вот ты увидишь, каков он.
Крессида. А это кто?
Проходит Антенор.
Пандар. Это Антенор. Могу по совести сказать – умнейшая голова и очень недурен собой. Однако что же не идет Троил? Увидишь, как только он заметит меня, сейчас сделает условный знак головой.
Крессида. Осчастливит тебя.
Пандар. Увидишь.
Крессида. Велика важность.
Проходит Гектор.
Пандар. А вот и Гектор. Вон тот… тот самый молодчина. Да, племянница, Гектор мужчина хоть куда! Храбрый, мужественный… Заметь, как он смотрит! Какова осанка! Это величие. Разве не молодчина?
Крессида. Неоспоримо.
Пандар. Не правда ли? Сердце радуется при взгляде на него. Заметь, какие рубцы на его шлеме. Вглядись хорошенько. Видишь? Это не шутка. По этим рубцам видно, что жаркое дело было. Это рубцы!
Крессида. И все от мечей?
Пандар. Не все ли равно, от мечей или не от мечей. Хоть сам черт на него напади, он не поддастся. Всех богов призываю в свидетели – сердце радуется при взгляде на него. А вон Парис идет. Видишь, вот, вот Парис.
Проходит Парис.
Смотри на него, племянница. Разве не красив и он! Что же ходили слухи, что он уже возвратился домой и ранен? Ни малейшей раны! То-то обрадуется Елена, когда он вернется домой невредимым! Теперь бы взглянуть на Троила. Что же Троил?
Проходит Эллен.
Крессида. А это кто?
Пандар. Эллен. Странно, однако, нет и нет Троила. Да… Эллен… Или тот сегодня не выходил на бой?.. Этот… да… Этот – Эллен.
Крессида. А разве Эллен тоже в состоянии сражаться?
Пандар. Эллен-то? Куда ему! То есть так себе… и в состоянии и не в состоянии… Удивляюсь, куда запропастился Троил? Слушай… Там, кажется, кричат: «Троил»?.. Нет, куда Эллену драться! Эллен – трус.
Крессида. А это что за пигалица переступает там?
Проходит Троил.
Пандар. Где?.. А, ты не про того! Это – Дейфоб… А вот – Троил. Что, племянница! Каков человек! Да, доблестный Троил. Герой над героями!
Крессида. Тише. Постыдился бы!
Пандар. А ты вглядись в него. Запомни хорошенько. О храбрый Троил! Заметь, как окровавлен меч его. А шлем-то! Шлем-то! Иссечен больше, чем у Гектора. Заметь, какой взгляд! Какая поступь! О дивный юноша! И ему нет двадцати трех лет! Иди своей дорогой, Троил! Иди своей дорогой! Будь у меня сестра грация или дочь богиня, я предоставил бы ему любую. Дивный мужчина! Парис? Парис – тьфу перед ним, Елена с радостью отдала бы за этого – того, да еще собственный глаз в придачу.
Проходят несколько простых воинов.
Крессида. Вот и еще идут.
Пандар. Ослы! Дураки! Олухи! Труха и солома! Солома и труха! Похлебка после мяса! Я до самой смерти мог бы, кажется, не сводить глаз с Троила. Ну что ты смотришь еще? Что? Улетели орлы, остались только вороны да галки, галки да вороны. Уж если на кого походить, так я предпочел бы быть Троилом, чем всеми греками вместе с прибавкой Агамемнона.
Крессида. Среди греков есть Ахиллес. Далеко до него Троилу.
Пандар. Ахиллес! Да это ломовой извозчик, носильщик, верблюд… и больше ничего!
Крессида. Полно, полно.
Пандар. Чего полно! Есть у тебя понятие? Есть глаза? Не можешь отличить мужа! Разве порода, красота, статность, красноречие, мужество, образование, воспитание, любезность, добродетель, юность, щедрость и все прочее – не та соль, не те пряности, которые приправляют человека.
Крессида. И не говори! Человек из особенного теста, в которое и фиников класть не надо: без них всходит.
Пандар. Престранная ты женщина. Нет возможности предвидеть твои ответы, на какое слово ты наляжешь и от какого ускользнешь.
Крессида. Я полагаюсь на спину, чтобы защитить живот, на ум, чтобы защитить лукавство, на скромность, чтобы защитить честь. Маской защищаю я красоту, а тобою – все это разом. Вот те слова, на которые я опираюсь при ответах. У меня их не счесть, как и средств для самозащиты.
Пандар. Нельзя ли узнать хоть одно?
Крессида. Ни за что. Лучшее средство для защиты – молчание. Если то, что нуждается в защите, я не сумею сохранить от посторонних рук, то, по крайней мере, я скрою пораженное место. Разве уж если оно вспухнет до очевидности… Тогда уж поздно охранять.
Пандар. Престранное ты существо.
Входит мальчик, слуга Троила.
Мальчик (Пандару). Мой господин желает сейчас же поговорить с тобою.
Пандар. Где он?
Мальчик. У тебя дома. Он снимает теперь свои доспехи.
Пандар. Передай ему, славный юноша, что я иду.
Мальчик уходит.
Боюсь, не ранен ли он! Прощай, любезная племянница.
Крессида. Прощай, дядя.
Пандар. Я скоро опять увижусь с тобою.
Крессида. С чем тебя ждать, дядя?
Пандар. С доказательством любви Троила.
Уходит.
Крессида. И тем окончательно докажешь, что ты – сводник.
Все жертвы, все дары любви, признанья,
Восторг, печаль и слезы и стенанья
От имени другого он сулит.
Не знает он, что сердце говорит
Мне о высоких качествах Троила –
В сто раз ясней, сильней, чем отразило
Их зеркало напыщенных похвал.
Но не сдаюсь, – как он бы ни желал.
Мы, женщины, мы ангелы, покуда
В мужчинах к нам горит огонь. Но чудо
Становится ничем, когда его
Он вдруг возьмет. Один лишь миг всего –
И смерть любви! Нет, как бы ни любила
Я милого, – уста мои могила!
Уходит.
Сцена 3
Стан греков перед шатром Агамемнона. Трубы. Входят Агамемнон, Нестор, Улисс, Менелай и другие.
Агамемнон
Скажите мне, князья и полководцы,
Какая скорбь туманит ваши лица
Болезненной, зловещей желтизною?
Случалось ли, чтоб все предначертанья,
Все планы человека исполнялись
Согласно с ожиданьями? О нет!
И самые великие деянья
Нередко на пути своем встречают
Препятствия и беды; и они
Нередко развиваются подобно
Уродливым наростам иль узлам
На царственных могущественных кедрах.
Движенье соков в ветках и корнях
Они в себе задерживают жадно,
И стройный ствол кривится. Так, друзья,
Поверьте мне, не стоит огорчаться,
Что все еще надежды не сбылись
На скорое завоеванье Трои
И что пока незыблема она.
Все предприятья славные, насколько
Из прошлого рисует память мне,
Полны таких нежданных отступлений
От ясных начертаний и от форм
Возвышенных и в мыслях совершенных.
Зачем же вы в смятенье и тоске
Взираете на положенье наше?
Неужто эта мелкая задержка
Вам кажется позором? А меж тем
Вы в ней должны провидеть испытанье,
Ниспосланное Зевсом, чтоб узнать
Границы нашей веры и терпенья.
Да, этого металла чистоту
Немыслимо постичь, пока Фортуна
Потворствует нам: храбрый, как и трус,
Силач, как слабый, умный, как и глупый,
Тогда вполне казались бы равны.
Лишь бури жизни мощным дуновеньем
С поверхности срывают пену, муть;
И только то, в чем есть и вес и твердость,
То, что в огнеупорной чистоте
Лежит на дне плавильного сосуда,
Считается металлом благородным.
Нестор
С тем уваженьем, коего достоин
Твой трон божественный,
о вождь Агамемнон,
Твои слова еще дополнит Нестор.
Испытанным вполне считать себя
Лишь может тот, кто стойко перенес
Ниспосланные роком испытанья.
Пока спокойно море, погляди,
Как много там мелькает утлых лодок,
Сопутствуя испытанным судам.
Но только лишь разгневанный Борей
Накинется на кроткую Фетиду,
Корабль могучий, крепкоребрый, вдаль
Среди стихий взволнованных несется,
Похожий на Персеева коня,
А утлая и ветхая ладья,
Еще недавно спорившая дерзко
С гигантами, она иль стала вдруг
Добычею Нептуна, иль укрылась
В немую гавань. Истинную доблесть
Так отличить легко во время бурь.
Средь блеска и сиянья счастья, овод
Страшнее стаду кажется, чем дикий,
Свирепый тигр. Когда гроза дохнет,
Столетний дуб склоняет вдруг колени,
Под сенью вязов вьется мошкара,
А человек, бесстрашный и могучий,
Грозою вдохновенный, с нею в лад
Ответствует разгневанному року
Такими же громовыми речами.
Улисс
Агамемнон! Великий вождь, душа
И становой хребет Эллады – сердце
И мозг несметных полчищ наших. Ты,
В ком так слились все наши мысли, чувства,
Послушай речь Улисса. Но сперва
Позволь воздать от глубины сердечной
Достойное хваление
(Агамемнону)
тебе,
Прославленному доблестью и саном.
(Нестору.)
Затем – тебе, своею сединой
Стяжавшему права на уваженье.
О царь, чтоб речь твою запечатлеть,
Ее десница Греции на меди
Должна бы вырезать! А про твою,
Маститый Нестор, я сказать обязан,
Что и ее, как и тебя бы, надо
Оправить в серебро, дабы, как ось,
Вокруг которой небеса вертятся,
Служила связью вечною она
Меж жадным до познанья слухом греков
И языком торжественным твоим –
И все же я молю, благоволите,
Ты, славный вождь, и мудрый старец, ты,
Услышать речь Улисса.
Агамемнон
Царь Итаки,
Тебя готовы слушать мы; давно
Известно нам, что с мудрых уст Улисса
Бесплодных слов нельзя и ожидать,
Как с дерзких уст Терсита невозможно
Ждать мудрости оракула иль песен.
Улисс
Уже давно была б во прахе Троя,
Меч Гектора давно б упал из рук,
Когда бы в стане греков чтилось свято
Величье власти. Но, увы, шатров,
Ветрами раздуваемых, не меньше,
Чем лживых и раздутых самолюбий.
Возможно ль меда ждать, когда сам вождь –
Не матка улья и в раздоре пчелы.
Там, где вождем распущены войска,
Там недостойный и достойный рядом.
Везде свой строй – и на земле внизу,
И в небесах, среди планет горящих –
Законы первородства всюду есть,
Есть первенство во всем, есть соразмерность:
В обычаях, в движениях, в пути
Везде порядок строгий, нерушимый.
Одно светило – солнце, выше всех.
Оно, как на престоле, управляя
По-царски сонмом всех других планет,
Своим целебным оком исправляет
Их вредное воздействие и вид,
И злых и добрых равно наставляя.
Но стоит раз планетам обойти
Порядок свой – о, сколько бед возникнет
Чудовищно мятежных! Сколько бурь,
Землетрясений, столкновений грозных
И перемен! Смятенье, ужас, мрак
Цветущих стран разрушат мир блаженный.
Где лестница для величавых дел?
Что, кроме смерти, ждет все предприятья?
Чем держится порядок стройный школ?
Сословья в городах, торговля? Только
Священною охраной прав! Попробуй
Ступени эти вырвать или веру
Поколебать, и скоро вы разлад
Во всем найдете. В мире все к борьбе
Настроено. Недвижимые воды
Мгновенно возмутятся; затопив
Все берега, они и мир затопят,
И станет он похож на мокрый хлеб.
Насилие порабощает слабость,
И изверг сын отца замучит. Право
Заменит сила. А еще верней –
Неправда с правдой, посреди которых
Есть справедливость, – воссольются вдруг,
И сгинут скоро даже их названья.
Все подпадет под иго своеволья,
Сама ж она – под иго грубой силы,
А своеволье – раб чревоугодья.
Чревоугодье – ненасытный волк,
При помощи сподвижников подобных
В конце концов пожрет само себя.
Так вот, о вождь блистательный, что выйдет,
Коль упразднить чиноначалье. Да,
Хаос везде, во всем! Уничиженье
Во время войн ведет лишь к одному:
Все, что вперед не движется, обратно
Должно пойти. Ближайший подчиненный
С презреньем отнесется к полководцу,
А к этому – еще стоящий ниже.
Так, вырастая с каждою ступенью,
Переходя от одного к другому,
Оно влечет соперничество, зависть,
И до сих пор своим спасеньем Троя
Обязана не мужеству защиты,
А роковым раздорам в нашем стане!
Чтоб речь мою пространную закончить
Я повторяю: Троя невредима
Не потому, что мужество в ней сильно,
А потому, что мы бессильны сами.
Нестор
Я признаю – недуг, гнетущий нас,
Определил Улисс премудро, верно.
Агамемнон
Недуг открыт, но чем его лечить?
Улисс
Чем? Ахиллес великий, тот, кого
Молва зовет десницей гордых греков,
В своей палатке, лестью упоен,
Валяется, кичась и насмехаясь
Над нашими стараньями. Патрокл
С ним заодно глумится над врагами
И нас клеймит позорной клеветой.
Что мы! Тебя, Агамемнон великий,
Он не щадит… ни имени, ни сана,
И, как актер бездарный, все таланты
Которого лишь в подколенной жиле,
В беседе ног с кроватью деревянной,
Позорит он твое величье дерзко,
Тем голосом, который дребезжит,
Как колокол разбитый, и словами,
Которые в устах Тифона даже
Казались бы гиперболами злыми!
Смотря на эти пошлости, Ахилл
От грубых плеч до живота хохочет
И громко восклицает: «Ну, совсем
Агамемнон! Отлично! Превосходно!
Теперь представь мне Нестора, как он
Пред каждой речью бороду погладит,
Покашляет…» И представляет тот.
Пускай одно похоже на другое,
Как на Вулкана мощного – жена,
Но Ахиллес все вопит: «Превосходно,
Ну сущий Нестор! А теперь, Патрокл,
Представь, как он в часы ночной тревоги
Вооружается». И вот Патрокл опять
Над немощами старости глумится:
Он кашляет, плюет и с дрожью рук
Как будто бы застегивает латы,
Не попадая в пряжку ремешком.
А тот, герой, катается от смеха,
Крича: «Довольно! Будет! Будет, друг,
А то умру от смеха!» Так все наши
Достоинства, таланты и черты,
Намеренья, успехи, неудачи
И выдумка и правда – все ему
Посмешищем и поруганьем служит.
Нестор
А нечестивцев пагубный пример,
Бог весть за что, – как наш Улисс заметил, –
Возведенных едва не на Олимп
И прочих заражает. Для примера
Взять хоть Аякса. Этот тоже стал
Заносчив, горд, себялюбив, не меньше,
Чем Ахиллес. Он, как и тот, теперь
По целым дням в шатре своем пирует,
С величием оракула глумясь
Над нашими невзгодами. Он даже
Науськивает подлого Терсита,
Бесстыжего раба, чьи желчь и злость
Чеканят, как фальшивую монету,
И клевету и гнусности об нас.
Что до того ему, что подрывает
Он языком своим доверье войск!
Улисс
Они позорят нашу осторожность
И трусостью зовут и на войне
Считают лишней. Там, по их понятьям,
Один кулак полезен. А работу
Ума, который должен вычислять
И взвешивать наличность сил враждебных,
Они не ставят ни во что. Такой
Полезный труд они считают даже
Стратегией постельной, кабинетной.
Они таран за страшный вес его
И гибельную скорость почитают
Достойнее почтенней той руки,
Которой он сработан, или мысли,
Его создавшей.
Нестор
Коль поверить им,
Так этак конь Ахилла в состоянье
Прижить детей с Фетидою.
За сценой трубы.
Агамемнон
Трубят. Мой брат, взгляни, что там!
Менелай
Посол из Трои.
Входит Эней.
Агамемнон
Зачем, посол, явился к нам?
Эней
Прошу
Ответить: здесь шатер Агамемнона?
Агамемнон
Он здесь.
Эней
Осмелится ль герольд и вождь
Слух царственный его склонить к посланью?
Агамемнон
Не меньше Ахиллесова меча
Мои слова надежны, и порукой
Они, что здесь послание твое
Дойдет к Агамемнону перед теми,
Кто отличил избранием его.
Эней
Достойная порука и любезность.
Но как же мне, простому пришлецу,
Царя царей не знавшему доселе,
От прочих смертных как мне отличить?
Агамемнон
Как отличить?
Эней
Да, свой вопрос тебе
Я задаю, чтоб встать с благоговеньем
Пред взорами царя, чтобы зажглись
Таким румянцем вдруг мои ланиты,
С каким Заря на Феба обращает
Невинный взор. Итак, поведай мне,
Где этот бог по сану и властитель
Сердец и дум? Где царь Агамемнон?
Агамемнон
Над нами насмехается троянец?
Иль царедворцы льстивые они?
Эней
Да, может быть, мы правда царедворцы,
Когда привет и мир несем друзьям,
Но клич войны нас превращает в бурю;
Мечи блестят, как молнии, в руках.
Свидетель Зевс, троянцы не бежали.
Но замолчи, Эней! Троянец, стой!
Перст на уста! Хвала теряет цену,
Когда она относится к тому,
Кто говорит ее. Лишь та хвала прекрасна,
Которая слетает с уст врага.
Агамемнон
Скажи, посол троянский, не Энеем
Тебя зовут?
Эней
Да, так меня зовут.
Агамемнон
С чем ты пришел к нам?
Эней
Я скажу об этом Агамемнону.
Агамемнон
Он не захочет
Послание троянское, как тайну,
Выслушивать.
Эней
Из Трои я пришел
Не с тайною, шептаться я не буду!
Труба со мной, чтоб сонный слух будить
И речь свою начну тогда я только,
Когда его внимание зажгу.
Агамемнон
Троянец! Пусть свободную, как вихрь,
Услышу речь. Теперь Агамемнону
Не время спать. Он сам перед тобой.
Эней
Греми, труба! Греми звончей! Пусть льются
Из глубины могучей медной груди
Живые звуки в вялые шатры!
Пусть каждый грек услышит то, что Троя
В лице моем открыто говорит.
Трубачи трубят.
Ты, царь Агамемнон, слыхал, быть может,
Что в Трое есть царевич Гектор, сын
Достойнейший достойного Приама.
Наскуча долгим перемирьем, он
Мне предложил при трубном звуке громко
Вам возвестить условие свое,
Цари, вожди и воины! Найдется ль
Средь греков благороднейших один,
Кто б честь поставил выше, чем покой.
Кто, добиваясь славы, презирает
Опасности, надеясь на свое
Могущество, совсем не знает страха?
Кто сердцем любит женщину и может
Свою любовь открыто доказать
С оружием в руках при всем народе?
Найдется ль! Пусть услышит вызов мой,
И мужественный Гектор наш докажет
Иль доказать попробует герою
Перед лицом всех греков и троян,
Что в мире знает женщину, красою
И верностью с которой ни одна
Из жен, которых греки обнимают,
Соперничать не может! Если вы
Согласны, – он, Гектор, завтра трубным звуком
Вас известит, что там, на полпути
Меж греческим и меж троянским станом,
Он ждет того, кто может отстоять
Честь ваших жен. Он ждет его с приветом,
А не найдется – всюду разгласит,
Что жены греков все черны от солнца,
Не стоит из-за них ломать копья.
Я кончил.
Агамемнон
Мы передадим все это,
Эней, влюбленным нашим. Коль из них
Никто речей не примет близко к сердцу,
Так, значит, дома дремлют все бойцы.
Но если так, и сам еще я воин!
Пусть прослывет ничтожным трусом тот,
Кто сам влюбленным не был и влюбленным
Не мнил себя. Итак, когда средь них
Объявится такой, что был влюбленным,
Иль мнил себя таким, – ответит он
На вызов Гектора; а не найдется, –
Я отвечаю сам.
Нестор
Скажи ему,
Что есть еще у греков Нестор, воин,
Который мужем был уже тогда,
Когда еще у материнской груди
Кормился дед его, отец Приама.
Пусть Нестор стар, но если в войске греков
Не сыщется способный постоять
За женщину любимую, поведай, –
Я бороду сребристую мою
Под золотым забралом спрячу, руки
Иссохшие я скрою от него
В наручниках и выступлю на битву,
Скажу ему: «Жена моя была
Прекрасней бабки Гектора и чище
Всех женщин в мире! Крови капли три
Во мне осталось. Я готов на встречу.
За святость слов я кровью той отвечу».
Эней
Храни вас Зевс! Ужель бойцов так мало
Средь юношей, что выступит старик!
Улисс
Да будет так.
Агамемнон
Тебе, Эней, я руку
Хочу пожать и лично проводить
К себе в шатер. Твой вызов Ахиллесу
Передадим мы тотчас же, а также
И всем вождям ахейским, из шатра
В шатер. Теперь ты гость наш. Вместе с нами
Пойдем. Тебя гостеприимство ждет,
В гостях у нас и недруг встретит дружбу.
Все уходят, кроме Улисса и Нестора.
Улисс
Ну, Нестор!
Нестор
Что ты скажешь, царь Итаки?
Улисс
Блеснула мысль в уме моем. Она
Еще в зародыше, но ты заменишь
Мне время и придашь ей зрелость.
Нестор
Что
Задумал ты?
Улисс
Послушай: острым камнем
Рассечь нетрудно узел. Гордость ту,
Что словно колос зрелый налилась
В душе Ахилла, надо подкосить,
Не то на землю высыпятся зерна
И среди нас посеют столько бед,
Что мы погибнем.
Нестор
Правда. Только как же
Все это сделать?
Улисс
Дерзкий вызов тот,
С которым Гектор обратился к грекам,
Относится к Ахиллу.
Нестор
Мне расчет
Понятен, как итог несложный. Если
Ахилл услышит вызов, будь мозги
Его бесплодны так, как Ливии пески –
А что бесплодны – знает Аполлон, –
Герой наш мудрый все же угадает
Кому тот вызов.
Улисс
А решится он
Ответить Гектору?
Нестор
Я полагаю.
К тому же это неизбежно. Кто
Поддержит честь победы в поединке
С таким врагом, как Гектор? Лишь Ахилл.
Хотя троянца вызов лишь забава,
Но для молвы победа нам важна.
О, вкусу изощренному троянцев
Хотелось бы объедков нашей славы
Попробовать. И верь, Улисс, хотя
Предложен вызов в очень странном виде,
Он может крупный вред нам принести.
Бой шуточный – исход для нас серьезный:
В нем образ наш, заглавье, что в себе
Таит суть книги. Все решат, что избран
Для поединка с Гектором герой,
Мерило силы, доблести ахейской,
И если Гектор верх над ним возьмет,
Как возгордится весь враждебный лагерь
Своей победой! Как он возомнит
О торжестве своем над побежденным!
Общественному мнению – рука
Такой же друг, как лук иль меч послушный
Для той руки.
Улисс
Прости, что перебью
Тебя я, Нестор. Речь твою я понял.
Так! На борьбу Ахилла не должны
Мы выпускать… Мы, как купцы, поступим:
Товар поплоше выпустим, и с рук,
Быть может, он сойдет. А если этот
Расчет не оправдается, то все ж
Того поднимет цену, что в запасе.
Не надо соглашаться, чтоб Ахилл
Сражался с Гектором. Тогда победа
И пораженье – только грусть для нас.
Нестор
Быть может, так глаза мои ослабли,
Последствий грустных я не разгляжу.
Улисс
Над Гектором блестящая победа
Была б, пожалуй, нашим торжеством,
Когда б Ахилл так горд безмерно не был.
Он и теперь заносчив без границ.
Поверь мне, легче нам стоять под солнцем
Палящей Африки, чем выносить
Надменный взгляд Ахилла при победе;
А если Гектор победит, на нас
Падет позор: сильнейший грек повержен.
Не лучше ль бросить жребий так, чтоб он
Глупцу Аяксу выпал. Так полезный
Урок Ахиллу мы дадим и тем
Излечим навсегда и Мирмидона
Великого от спеси. Пусть скромней
Свой пестрый гребень носит: от хвалений
Он у него превыше поднялся,
Чем даже лук сверкающей Ириды.
Когда Аякс безмозглый из сраженья
Вдруг выйдет победителем, его
Мы вознесем до неба. – Если ж будет
Он побежден, останется у нас
Уверенность, что есть бойцы получше.
Удастся ль, не удастся ли наш план,
Мы все ж достигнем цели. Избирая
Аякса, мы избранием таким
Ахиллу перья все расшевелим.
Нестор
Твой план, Улисс, мне по душе, и надо
Его внушить Агамемнону. Пусть
Он и его расшевелит. Пусть оба
Рычащих пса один другого рвут,
И, если гордость крепче всяких пут,
Пусть их она обоих съест, как злоба.
Уходят.