Ближайший к нам громила (в зеленом армейском комбинезоне, а не в черном костюме агента спецслужб) дотронулся до правого уха и что-то тихонько прошептал. После некоторой паузы кивнул и сказал (гораздо более спокойным голосом, чем тот, из громкоговорителя):
— Просто положите шприц и то оружие, что у вас на виду, поднимите руки и не делайте резких движений.
— Уже гораздо лучше, спасибо, — улыбнулся брат.
Сначала я не поняла, чего это он так выделывается перед толпой нервных военных, готовых в любой момент открыть огонь. А потом проследила за его взглядом и чуть было не улыбнулась. Здравствуй, стационарная камера номер четыре. Здравствуйте, умопомрачительные рейтинги. Не зря Шон разошелся. Я вышла вперед и положила шприц на землю. Вернее не сам шприц, а запечатанный армированный двухслойный пакет. Пространство между внешним и внутренним слоями заполнял хлор: если зараза выберется из шприца, то не успеет прорваться наружу. Двигаясь с чрезвычайной осторожностью, я выложила также пистолет, электрошокер, газовый баллончик (его я обычно пристегиваю к рюкзаку — мало ли какая дрянь встретится помимо зомби, а перцовку в глаза получить никто не рад) и складную дубинку, которую мне Шон подарил на день рождения. Потом подняла руки, показывая, что больше ничего нет, и сделала шаг назад.
— Мэм, и очки тоже, — велел солдат.
— Черт побери, у нее же ретинальный КА! Вы видели досье, еще когда мы только сюда приехали, так что все знаете! — Шон уже не красовался, а просто откровенно злился.
— Очки, — повторил военный.
— Шон, все в порядке, он просто выполняет свою работу. — Я стиснула зубы и изо всех сил зажмурилась, потом сняла очки, бросила их на землю и отступила назад.
— Мэм, откройте, пожалуйста, глаза.
— А вы сможете немедленно оказать мне медицинскую помощь? — Я тоже сильно разозлилась. — Меня зовут Джорджия Каролина Мейсон, лицензия номер альфа-фокстрот-браво-один-семь-пять-восемь-девять-три. Мой брат прав, у вас есть наши досье. У меня острый ретинальный Келлис-Амберли. Если открою глаза, могу серьезно повредить зрение. И мы журналисты, я подам на вас в суд.
Снова пауза — опять с кем-то совещался. Дольше, чем в прошлый раз. Видимо, проверяли досье, уточняли, не превращусь ли я немедленно в зомби, а то, может, нарочно очки надела и разглагольствую тут. Наконец:
— Вернитесь в группу.
Еще минут десять Шон с Риком выкладывали оружие. Потом мы встали рядом, и брат взял меня за локоть — помочь, если вдруг придется куда-то идти. Днем без очков я практически становлюсь слепой. Даже хуже: у слепых ведь свет не вызывает мигрени, и сетчатку они повредить не боятся.
— Кто дал вам право зайти на территорию?
— Сенатор Питер Райман, — ответил Рик, спокойно и уверенно — видимо, далеко не первый раз сталкивается с властями. — Полагаю, вы перехватили звонок мисс Мейсон сенатору?
— Сенатор Райман знает о вашем местонахождении?
— Сенатор Райман дал нам разрешение на проведение этого расследования, — Рик сделал особое ударение на слове «сенатор». — Думаю, его заинтересуют наши находки.
Солдат снова совещался с кем-то. Неожиданно затрещал громкоговоритель, и оттуда послышался голос Раймана:
— Дайте сюда эту штуку. Что же вы творите? Это мои журналисты, а вы так с ними обращаетесь, будто они незаконно вторглись на мою же территорию. Тут явно не все в порядке, а вы как думаете?
Другой голос на заднем плане неразборчиво промямлил какие-то извинения.
— Конечно, не подумали, — грянул в ответ сенатор. — Ребята, вы как? Джорджия, девочка моя, ты с ума сошла? Надень немедленно очки. Думаешь, у слепого журналиста получится раскапывать мои маленькие грязные тайны?
— Сэр, эти славные люди заставили меня их снять!
— Славные люди с такими славными пистолетами, — присоединился Шон.
— Очень мило с их стороны, но теперь, Джорджия, надень их, пожалуйста, обратно. У тебя есть запасная пара?
— Есть, но в заднем кармане — боюсь, уроню.
Всегда беру с собой запасные. Лучше три пары. Ясное дело, на случай заражения, а не на случай агрессивных военных.
— Шон, достань сестре очки. Она без них словно голая. Жуткое зрелище.
— Да, сэр!
Брат отпустил мой локоть. Через мгновение я почувствовала, как он вложил мне в руку очки, и, облегченно вздохнув, надела их. Свет сразу же потускнел — теперь можно открыть глаза.
Моему взору предстала все та же картина: слева — Рик, справа — Шон, повсюду вооруженные солдаты, а еще стационарная камера номер четыре, которая по-прежнему передавала данные в грузовик. В таком диапазоне большинство передатчиков не смогут ничего отследить — примут за помехи. Баффи не зря держит руку на пульсе беспроводных технологий: чем лучше разбираешься в подобных вещах, тем труднее блокировать твой сигнал. Не знаю, работают ли еще камеры, которые настроены на высокие частоты — наверное, нет. Зато низкочастотные военные вряд ли засекут.
— Джорджия, с глазами все в порядке? — спросил сенатор.
Взгляд Шона молча вопрошал о том же.
— В полном, сэр.
Не совсем правда. Мигрень уже набирала силу; теперь, наверное, буду несколько дней мучиться. Чего от них еще ждать — это же правительство.
— Когда эти славные люди закончат свою работу, нам нужно будет поговорить. Если у вас найдется минутка.
— Конечно. — Дружелюбие в голосе сенатора сменилось напряжением. — Я хочу узнать обо всем.
— Мы тоже, сэр, — вмешался Рик. — Например, хотелось бы знать, что в шприце. К сожалению, у нас нет необходимого оборудования, чтобы это проверить.
— Вышеуказанный предмет передается в распоряжение армии Соединенных Штатов Америки, — пролаяли из громкоговорителя. — Что в нем — больше вас не касается.
Мы вскинулись, все трое.
— Простите, — уточнил Рик, — найдено возможное доказательство того, что при помощи живого вируса Келлис-Амберли кто-то устроил вспышку вируса на американской земле. Во владениях кандидата в президенты Соединенных Штатов. И вы утверждаете, что людей это не касается? Не касается троих аккредитованных и лицензированных представителей американских СМИ, которые и нашли это самое доказательство? Причем сами провели расследование, с которым почему-то не справились вооруженные силы?
Солдаты вокруг нас явно напряглись и теперь держали оружие под весьма неприятным углом, мол, даже на американской земле бывают несчастные случаи. Сотрудники спецслужб нахмурились, но не сильно. В конце-то концов, за расследование на ранчо отвечали не они.
— Сынок, — послышалось из громкоговорителя. — Не хочется думать, что ты имеешь в виду то, что сейчас сказал.
— Но вы же сами говорите, мы не имеем права узнать о собственной находке. А нас ведь смотрят и читают зрители по всему миру, которые очень-очень хотят знать правду, — вмешался Шон. — По мне, так это не свобода слова.
Брат скрестил руки на груди и встал в подходящую для снимка позу, с виду расслабленную. Надо было хорошо его знать, чтобы понять, насколько он зол.
— И наши читатели не воспримут это как свободу слова, — согласилась я.
— Мисс, существуют обязательства по неразглашению. И я всех троих мигом заставлю подписать нужные бумаги, прямо здесь.
— Сэр, у вас бы, возможно, и получилось, но все это время шла прямая трансляция, — ответила я. — Не верите — зайдите на наш сайт и посмотрите. Прямой эфир, плюс расшифровка.
Спустя минуту из громкоговорителя донеслись приглушенные ругательства. Ага, заглянули на сайт. Я улыбнулась.
— Собирались сохранить все в тайне — не надо было оставлять расследование журналистам.
— А мне хотелось бы знать, — холодно вставил Райман, — какое право вы имеете изымать материалы с моей же территории и при этом скрывать информацию от меня, официального владельца. Особенно если учесть тот факт, что вышеупомянутые материалы могут быть связаны со смертью моей дочери и родителей моей жены.
— Все опечатанные опасные зоны…
— Остаются в собственности владельцев. Владельцы обязаны по-прежнему платить налоги, хотя не могут больше пользоваться ресурсами и заниматься земледелием, — неожиданно сказал Казинс.
Я бросила на Рика удивленный взгляд, но тот лишь безмятежно улыбнулся и добавил:
— Решение суда по делу Секор против штата Массачусетс, 2024 год.
— К тому же в этой стране не приветствуется сокрытие улик, — отрезал сенатор. — Думаю, вы хотите сказать, что эти милые журналисты свободны и могут спокойно покинуть опасную зону. Как только сдадут необходимые анализы крови. А вы изучите содержимое шприца и немедленно свяжетесь и со мной, и с ними. Особенно учитывая, кто его нашел и где.
— Ну…
— Думаю, вы понимаете, как губительно может сказаться на вашей карьере препирательство с сенатором. Особенно с таким, который собирается стать президентом. Жаль, что приходится об этом говорить, но другие способы на вас, похоже, не действуют.
Все замолкли, а потом голос из громкоговорителя осторожно начал:
— Сэр, у вас, наверное, сложилось не совсем правильно представление о том…
— Надеюсь, что так. Мои люди могут идти?
— Конечно же! — обрадовался неизвестный. — Мои солдаты их проводят. Вывести гражданских!
— Есть, сэр, — пролаяли его подчиненные.
У сотрудников спецслужб, похоже, все происходящее вызывало легкое омерзение.
Солдат, который заставил меня снять очки, в очередной раз с кем-то посовещался и с явной неохотой велел:
— Возьмите свое оружие и следуйте за мной, я отведу вас к воротам, где вы сдадите анализ крови. Пожалуйста, не трогайте предмет, который обнаружили на зараженной территории.
Рик, по всей видимости, собрался добавить, что мы обнаружили на зараженной территории не только этот предмет. Не думаю, что кошка обрадуется, когда ее начнут расчленять армейские ученые. Я пнула Казинса в лодыжку, не обращая внимания на его недоуменный взгляд. Потом сам же скажет спасибо. Или кошка скажет.
Вооружались мы гораздо дольше, чем разоружались, — надо же было проверить все предохранители. После санобработки по системе Нгуена-Моррисона территория считалась чистой (если, конечно, забыть про шприц с живым Келлис-Амберли). Но прострелить себе ногу там, где недавно произошла вспышка вируса, — все равно, по-моему, идиотская затея. Вооруженный эскорт сопроводил нас до ворот, где, к моей вящей радости, с анализаторами в руках уже поджидали Стив и еще два охранника из штаба сенатора.