Дядя Рома отсох от свалившегося предложения и лишь хлопал на меня глазами, словно я ему, как минимум, открыл ту же самую Америку.
Настя, услышав разговор, встала крестом, заявив, что "Гэндальфа" отдаст не раньше, чем я встану на ноги и сделаю ей новую машинку!
Знал я, чувствовал, что не все так просто. Что подарок 60-ти метров глубины совсем не так груб и изощрен. Что упущенные 200-т литровые бочки, которые пришлось поднимать со дна водохранилища, совсем не то, что было написано в сопровождающих документах.
Знал, но, как любой человек верил в то, что мне все кажется, что я сам себя накручиваю.
Первый приступ догнал меня в августе, сразу после известия, что пропал Фарата. Просто вышел из дома и больше его никто не видел. Второй — совпал с комой Пашки, начавшейся ни с того, ни с сего, в одночасье.
Полковник трижды прогнал меня по всем анализам, а потом, плотно закрыв дверь к себе в кабинет, выложил карты на стол.
Криво легли карты, косо, да еще и просыпались на пол, мастями вверх, как в дурных фильмах о Диком Западе, с его картежными войнами в салунах.
Да еще, дурной полковник, вот уж воистину "светлая голова" на мою голову, не придумал ничего лучше, чем позвонить своему знакомому священнику, дабы тот меня утешил и наставил на путь истинный. Меня! Психолога!
Очешуеть!
Он бы его, еще моим родителям, позвал!
Нет, маман, может быть, еще бы и сделала вид, что внимательно слушает… А вот папа… Ну, а я — весь в своих родителей: могу сразу выслушать, а могу сразу и за дверь выставить!
Отец Серафим, нарвался с места в карьер, только при представлении, сразу получив от меня пояснения, кому он приходится "отцом".
— Не веруешь… — Печально пробасил он, разглядывая меня и вздыхая.
— Нет. Религию не признаю. — Четко, по буквам, произнес я, вставая со своего места и покидая кабинет полковника.
Может быть, Серафим и был не плохим священником, но мне-то с того, что?
Конец августа и начало сентября прошли для меня вереницей потерянного сознания, выпадения из реальности и тщательно спрятанных от меня, Настиных слезах.
Подумать только, какой-то маленький сосудик, там, в моей голове, получил ма-а-а-а-а-аленькое повреждение и теперь — все. Теперь, любое мыслительное усилие повергает меня на пол, во тьму безвременья.
Даже поцелуй Насти и все — "отключка"!
Серафим пытался поговорить со мной еще трижды, напирая на божественность, чудо и "все в руках" странных сил, что не могут навести порядок даже в подконтрольном им мире, путая понятия и придумывая ритуалы, от которых воняет язычеством не за версту даже, а за пару парсеков!
В третий раз его выставила Настя. Во-второй — дядя Рома, заскочивший поболтать о пустяках. Н-да, теперь я только и могу, что разговаривать о пустяках, радуясь, что могу, пока, разговаривать.
Судя по прогнозам, через пару месяцев и это станет для меня "прекрасным далеко".
Страшнее всего были не прогнозы. Страшнее всего была седина в волосах любимых людей.
Что же, я всегда знал, что Там, Сверху, кто-то есть. И у него есть чувство юмора, совершенно ошеломительное, чувство юмора.
И теперь я, с этим чувством, познакомился лично. А очень скоро — познакомлюсь и с владельцем этого чувства.
Думаю, у нас будет, о чем поговорить за рюмкой чая!
Идею съездить, развеяться, подкинул дядя Рома, низкий ему поклон за всю его доброту и внимание, что он отдавал нам, отрывая от своей собственной семьи и бизнеса.
Тут-то открылась и еще одна проблема: летать мне больше было нельзя, а из наших, очень не теплых, широт быстрее всего именно на нем, серебристокрылом чуде.
Можно было на поезде, но тут все по Филатову: "Я туда пока доеду, опасаюсь дуба дам…" Да и не любитель я паровозного "тадам-тадам", "чух-чух" и "ту-ту-ту"!
Сюрприз подкинул Федоров, выбивший для Насти внеочередной отпуск, не смотря на всех наших заклятых друзей, что снова активировались, скуля и воя, забыв о том, что, в общем-то, мы так и находимся в состоянии военных действий. Пару раз "зеленокожие" и "узкоглазые" защитники прав животных, возникали на островах принадлежащих моей Родине, производя странные замеры и бессмысленно утопая, словно лемминги.
Насте трижды за две недели пришлось вылетать на заброшенные клочки суши, собирая гниющие останки тех, кто совсем недавно гордо причислял себя к террористической организации, крышуемой мировым капитализмом.
Возвращалась она молчаливая, уставшая и потерянная.
Мне ни обнять ее, ни прижать, поцеловав покрепче: чуть слабое возбуждение и я сам нуждаюсь в крепкой и сильной руке, тащащей меня на низкую кровать, что еще недавно мы гордо именовали "супружеским ложем".
Не хочу, что бы стало оно смертным одром!
Вот и сгодилось мне мое терпение и психология в самом прямом ключе и точке приложения.
А еще, то знание лекарственных трав, что досталось от деда… И пусть забылось девять десятых услышанного и увиденного, но нашлась пара травок… Жаль, что применять часто их нельзя: организм привыкает и все, привет лунатикам!
Сейчас, поглядывая на дорогу, что ложится под колеса нашего с Настей "Гэндальфа", привычно ощущаю в нагрудном кармане легкого камуфляжа небольшой пузырек с настойкой.
Это мое "письмо", мое решение и мой выбор.
И город Сочи, что вот-вот появится из-за поворота — моя последняя станция счастья, за которой есть маленькое сожаление, что так мало успел, так мало сделал и так глупо все обернулось.
Уже перед самым отъездом, Федоров обрадовал меня, что нашелся Фарата, а Суров вышел из комы и уже пристает к медсестрам, клянча выписку.
У людей что-то налаживается. Что-то разлаживается. Жизнь продолжается, но для кого-то лишь кадрами фильма за окном машины, увозящей за последнюю черту.
Первое, что отличает Творца от мелкопакостливого бога — Творцу от своих созданий ничего не надо. Только божкам всех конфессий, типов и окрасок, требуется постоянная суета перед глазами — иначе они сдохнут, превратившись в ту самую пыль, что их породила.
Только божкам требуется подмена понятий, предопределение и постоянные испытания, вместе с подвигами во славу их. Увы, чем больше требует божество к себе внимания, тем быстрее оказывается, что божество сие — каннибал!
— Ну что, товарищ капитан? Готов к валянию на пляже, пожранию мороженого и неторопливой ходьбе по ласковым морским водам? — Настя остановила машину прямо напротив огромной надписи "Сочи" и теперь осторожно дразнила меня, забыв, что капитана я получил "посмертно", а не "за особые заслуги", как это пытался преподать наш голова… — Нас ждет гостиница "Сочи", десять дней валяния на пляже и благой лени!
Эх, знала бы Настя, что у моей семейки жесточайшая аллергия на пропитанный йодом и солью, воздух Черного моря!
Коснувшись губами ее щеки, подмигнул и ткнул пальцем в сторону спешащего к нам, постового.
Настя — вот же ехидна! — привычно нажала на педаль газа и обдала ни в чем не повинного полицейского клубами дорожной пыли, крутанувшись в изящном дрифте.
Пришлось прикусить губу, прикладывая максимум усилия, дабы не свалиться, позорно, в черную пелену утерянного сознания.
Повезло. Не заметила, чуть заигралась в здоровую семью, моя любимая жена.
Она и так всю дорогу сдерживала себя и тихо скулила в ванной придорожного отеля, думая, что я не услышу из-за шума воды.
Проклят будь доктор, проболтавшийся "святому отцу" и "святой отец" — вдвойне, когда рассказал все услышанное Насте, "подготавливая к божиему промыслу".
Федоров лично набил морду болтуну, молча и оттого страшно, оттирая сбитые казанки от запекшейся крови. И святого отца, быстро "прихватили за живое" из епархии, выдворяя еще дальше, на север, строить монастырь на дальнем острове. Хмурый "черный клобук" с простым крестом на пупе, тяжело подбирал слова, прося прощение за согрешившего "святошу".
Глядя на него, впервые в жизни моей, зашевелилась тонкая надежда, что есть еще люди, которым просто есть место служения. Жаль, что появляются они лишь для того, что бы исправить ошибки, сотворенные глупым большинством.
От греха подальше, просто закрыл перед его носом дверь: извинился за идиота? Добрый путь! Разбитое можно склеить, но от этого оно не станет целым.
Гостиница "Сочи" и впрямь оказалась почти на берегу моря, чистенькая, шумная и нарядная. Из-за моей "проблемки", пансион нам накрылся, зато достался "изолированный" номер, с толстыми окнами, бесшумным кондиционером и тяжелыми шторами, не пропускающими дневной свет, если их закрыть.
Идеал вампира…
До вечера мы успели пройтись по пляжу, прикупить пару безделушек и устроить обжираловку мороженным. Настя все порывалась остановить меня, тактично "отжимая" от киосков с этим лакомством.
Чудо мое, уставшее!
Нельзя обмануть психолога, занимающегося разработкой операций, от которых, у некоторых, буде они узнают, волосы будут шевелиться, даже если их сбрить!
А лишить меня мороженного — и вовсе жуткий грех, за который, устроил бы я ей "жаркую ночь", как во времена оны!
Разглядывая яркие звезды, усыпавшие небосвод, очень-очень захотел, что бы покатилась по небосводу тонкая, золотая полоска падающего булыжника, под которую я загадаю желание, которое непременно сбудется.
Не покатилась.
Наши желания или не-желания не влияют на небесную механику, как человек не тужится доказать обратное. Уж скорее мы, человеки, подвержены влиянию Великого Ничто, ласково обнимающего нас своими черными глубинами.
— Ты спать идешь? — Настя, отчаянно зевая и ежась от легкого ветерка, замерла в дверях балкона. — У тебя режим, между прочим…
— Ты укладывайся, а я тебя догоню! — Пообещал я, проклиная себя за уже принятое решение. — Если что — найдешь меня здесь!
— Дурак. — Честно выразила свое отношение к моим шуткам, жена. — И шутки у тебя — дурацкие.
Пришлось расцеловаться — муж и жена…
Добавив супруге фривольный шлепок по пятой точке, отправил ее в спальню.