— С тобой совсем не интересно, Олег. Нет в тебе азарта и патриотизма. Только практицизм, цинизм и психология. — Бен покрутил в руках стопку, с налитым спиртом. — Давай за тех, кто что-то сделал. Пусть земля будет…
Ошибался Бен — патриотизма во мне хоть отбавляй, только вранья я нажрался на две жизни вперед, оттого и жизнь наша, с Настеной, пусть и не была медово-шоколадной — всяко было, но вот вранья — не было. И "контора" наша, военно-морская, далеко не святая, своим старалась не врать.
Это журналистам плели, что хотели.
А теперь, уж нам с Беном-то, делить точно нечего.
Оба — бездомные, не вписавшиеся в эту реальность, вояки-мародеры.
Не брал меня сегодня спирт, гарантируя завтра с утра дикий сушняк.
Растревожил душу склад и разговор за столом ее не успокоил.
Пришла пора посмотреть правде в глаза — поодиночке, малыми группами — мы обычный корм.
Корм вампира, который бегает, блеет и кормится сам, не требуя ни теплых овинов, ни заготовки сена.
Корм, который прибежит сам, стоит только поманить пальчиком, напомнив о вечной молодости, силе, скорости и власти. Особенно — власти.
Выбравшись из-за стола, подошел к огромному окну и минуту, если не больше, пытался понять, как оно открывается.
Оказывается, на себя и — вбок, скользя на запыленных полозьях-направляющих в сторону стены.
Совершенно упоительно, по-дурацки устроенная система открывания.
Смысла ее я не понял, но раз столько лет прослужила верой и правдой, значит, сделали с троекратным запасом, как положено.
Ледяной воздух ворвался в кухоньку и разочаровано выметнулся обратно в окно, оставив после себя морозную свежесть и крупинки снежной пыли, острые и быстро тающие.
Высунувшись в окно, утвердил локти на подоконнике и замер, разглядывая творящийся внизу бедлам.
Занесенные снегом крыши авто, одно даже щеголяло сине-красными мигалками, разбитые витрины в супермаркете напротив — не забыть туда наведаться — и пустота. На нетронутом снегу нет даже птичьих следов, не говоря уже о следах всяких разных, диких животных.
Ветер приносит частицы свежести из недалекого, свежевыросшего леса, но до конца атмосферу страха, за эти двадцать лет, так разогнать и не смог.
Странно…
Природа должна торжествовать, а вместо этого — тишина и отсутствие зверья.
— Бен! Ты, когда летом здесь был, зверье было? — Я развернулся от окна, дожидаясь ответа. — Или тихо, так же, как и сейчас?
— Тихо было. — Подтвердил морпех, мгновенно трезвея. — Думаешь… Беда?
Вот и что сказать, что у меня паранойя разыгралась? А из-за чего? Из-за того мелкого факта, что окна целые далеко не во всех домах, а вот в этих многоэтажках, стоящих почти в центре города, правильным квадратом — разбитых окон почти и нет?! Или, что воздух здесь — странно иной, словно насыщенный едва заметными, мускусными нотками, как очень дорогие духи? И, где, звезды все освети, животные?!
До ночи спели "отмародерить" шесть этажей, выламывая железные двери и нещадно затаптывая чистые полы, своими грязными сапогами-унтами.
После тяжелого вздоха Бена, покрутившего пальцем у виска и напомнившим, что золото так и осталось в ходу, пришлось делать второй заход, собирая все драгоценное и золото-серебряное. Пакета четыре получилось.
Думаю, намного больше осталось в ненайденных нами сейфах, но на сегодняшний день впечатлений хватало: квартиры не всегда были пустые, а тела — не только взрослых.
Учитывая, что все тела были найдены в своих постелях, получалось, что безносая пришла к ним ночью, молчаливая и серьезная. И бесконечно добрая.
Не будь у меня "практики" мозгой подвинулся бы…
Стаскивали все в квартиру-"оружейку", как примерные хомяки сразу все раскладывали по кучкам, готовясь к быстрому смыву, на всякий случай.
Бен все порывался заставить меня снова подружиться с артефактом, но недавний сон, когда ко мне в гости завалился цветок клевера и принялся совать свой нос куда не просят, желания связываться с "ковром-самолетом", не вызывал.
А вот твердая уверенность, что мы плохо понимаем происходящее, только нарастала, заставляя злиться на самого себя.
Еще мой дед, учил меня, что мир надо изучать. Но изучать неторопливо, осторожно и уважительно, иначе мир, всегда сможет дать пинка в ответ на твою торопливость или невнимательность.
— Хороший улов… — Бен потягивал янтарную жидкость из пузатого бокала. — Килограмм сто уже можно готовить к перевозке. Трим будет прыгать от восторга! Чего молчишь?
— Богатею думкой… — Признался я, в собственной глупости. — Слишком все ровно идет.
Найденный на восьмом этаже забитый под завязку бар, вознаградил нас дюжиной бутылок коньяка имени французского императора, заодно и торта.
После настоящего, армянского, французский горлодер у меня не пошел. Так же как и хваленный "Хеннеси". Пришлось довольствоваться виски, хоть и тоже — не фонтанного качества.
Обогреть всю квартиру, с нашими возможностями, просто нереально. Оттого и устроились прямо в кухоньке, плотно закрыв все двери и оставив приоткрытым, окно.
Завернувшись в спальники, честно пожелали друг другу спокойной ночи, и через пару минут Бен засвистал носом, упылив в царство Морфея, на винных парах.
Дождавшись, когда напарник перевернется носом к стене, бесшумно выбрался и из спальника, и из кухоньки, и из квартиры.
Сна ни в одном глазу. Удивительная легкость и четкость мысли.
Обмотав унты полуистлевшими простынями и сняв с предохранителя "коготь", начал осторожно спускаться вниз, отсчитывая этажи и радуясь странной прихоти строителей, украсивших стены лестничной площадки светящимися полосами, стрелками и огромными надписями, устроившими между этажами огромные световые проемы и выложившими ступени странными, чуть пружинящими под ногой, шероховатыми на ощупь, плитами.
Только зря простыни рвал, боясь разбудить Бена.
Впрочем, ступени эти начались этажа с десятого и днем, как-то прошли мимо сознания, не оставив ни малейшего следа в голове.
Дойдя до пятого этажа тихо выругался — лестничный пролет дальше отсутствовал как вид, видимо громоздясь где в подвале, кучей битого бетона и арматур, согнутых под разными углами и, за двадцать лет, успевших качественно проржаветь.
Фонарик-жучок, модернизированный и улучшенный, с пятью светодиодами, включающимися по очереди, осветил аккуратный спил, на последней лестничной клетке. Аккуратный настолько, что скажу честно — я представления не имею, чем его сделали. Даже не могу себе представить, какой болгаркой надо работать, чтобы отпилить секцию лестницы, от площадки, так идеально.
В фантастике моих времен упоминались мононити, тончайшие клинки и прочая прелесть.
Может, кое-что и пошло в ход?
Убрав фонарик в карман, лег на бетон и замер, вслушиваясь в тишину подо мной.
Особо подозрительного не слышно и не видно. Пропасть в пять этажей, снизу вверх, ни для какого зверя, не преодолима. А птице достанется из "когтя" так, что перья вниз полетят, легко кружась и покачиваясь.
"Хочешь что-то услышать — сядь и не слушай!" — Привалившись спиной к стене и закрыв глаза, замер, сосредоточившись на собственном дыхании.
Первое, что слышится в этом случае — шум крови, пульсирующий стук сердца, легкий шорох одежды. Мы ни на минуту не остаемся в тишине. Отсюда и испытание тишиной.
У нового тела слух оказался так себе и это я выяснил сразу, еще по дороге в деревню. Лишний вес, одышка и давление — не самые добрые друзья специалиста-"слухача". В этом теле, на подлодку, к акустикам, я точно не попаду…
Все можно тренировать. И слух, и зрение. Только терпения для этого надо… А времени — еще больше.
А вот сидя на лестничной площадке пятого этажа, в темноте, становится понятно: времени больше нет.
Не судьба мне сбросить вес, "за два года"…
Тихий шорох существа, коснувшегося стены своей крепкой шкурой, резанул по нервам сильней, чем я ожидал. Следом — неосторожные движения посыпались, как из рога изобилия: кто-то неторопливо двигался по коридорам подо мной, не выше второго-третьего этажа, один раз мне послышался сдавленный стон, но вот это могло быть, как раз, галлюцинацией.
Через 15 минут, фантазия отрисовала в голове замок ужаса, с качающимися, ржавыми цепями, крючьями, стонущими любовниками и прочей ахинеей. Строгая логика, проломившись через картинки, отбросила их назад, прочь в темноту, оставив только один-единственный факт: внизу кто-то есть.
Стараясь не шуметь, не хрустеть суставами, едва ли не на четвереньках, поднялся на шестой этаж и с наслаждением выпрямился.
Мир далеко не полон розовых единорогов. Встречаются и такое, от чего бежать надо быстро и старательно заметать следы.
Покуривающий на лестничной площадке Бен, едва не отправил меня на тот свет, своим хриплым "кха-кха".
— Не кури здесь. Внизу есть жильцы. — Предупредил я, устраиваясь на подоконнике рядом и принюхиваясь табачному запаху.
— Все едино — уже поздно. — Бен открыл окно и выбросил в него окурок. — До утра ждет? Или прямо сейчас начнем собираться?
Пришлось пожать плечами. Если за день вся наша мышиная возня осталась незамеченной, то уж ночью лучше не шевелиться.
— Тогда, я — спать. — Бен зевнул. — Теперь еще и не покуришь, вволю.
— На крышу сходишь, не обломишься… — Стараясь не скрипеть дверью и не клацать замками, я отгородился от внешнего мира и завалился спать, мечтая лишь о том, чтобы утром, все услышанное мной оказалось плохим сном, буйством моей фантазии и стуком крови в ушах.
Утром проснулся от того, что этот жаворонок, чтоб ему летать свободно, умудрился уронить чайник, полный кипятка, на пол.
Хорошо, что сам не обварился, и мне не досталось, но вот грохот стоял такой, будто там не чайник упал, а как минимум — "статуя свободы" рухнула. А потом, восстала и упала еще раз, звеня катящейся по полу, головой.
После завтрака еще раз переложили честно намародеренное, изредка переругиваясь.
Аркан считал, что сдавать надо все оптом, тому же Алексу, а вот я…