На Ио ведь никогда не бывает настоящей тьмы. Юпитер для Ио ярче Солнца. А когда станция Калхас уходит на теневую сторону, ее освещают сразу несколько лун. Нет, что бы там ни говорил толкователь мастер Закариа, ребята со станции Калхас заслуживают сочувствия. Одни на краю света…
«А кто их туда гнал?»
РЕАЛЫ МАКУНЫ: «БОЛЬШАЯ ИГРА».
Ларвик рассмеялся.
На него оглянулись, а лайкс понимающе подмигнул.
Ларвик никогда не бывал в Общинах. Завтра он увидит свайные жилища на озерах, но прожить час-другой дикой жизни можно прямо сейчас. Не раздумывая, он протолкался сквозь густую толпу к оранжевым фонарям реала и поднял руку с браслетом.
Тяжелая дверь отошла в сторону.
Выбрав коридор (освещение за Ларвиком сразу менялось, почти исчезая, оставляя его в пепельной полумгле), он добрался до тесноватой, закрытой со всех сторон ложи о откидывающимся креслом и низкой горизонтальной амбразурой перед лицом. Никто его увидеть не мог, и сам Ларвик тоже не видел посетителей соседней ложи, но, благодаря горизонтальной амбразуре, он в любой момент мог принять участие в общей игре, если бы захотел этого. В конце концов, реалы Макуны тем и хороши, что действие в любом сюжете ведешь ты сам. Другими словами, главной фигурой любого реала являешься ты сам. В просторечии этот процесс называют лепкой. Конечно, есть специальные термины, но они для техников. Входя в игру, ты реализуешь любые тайные желания, даже самые темные, придаешь себе или вымышленному персонажу черты любого известного или придуманного тобой человека, и это будут реальные ощущения. Ты волен поступать с созданным тобою образом, как заблагорассудится, ты можешь вовлечь его в любую ситуацию, он в твоей власти. Реал – это освобождение. Реал – это полное освобождение. В реале ты можешь пережить все, что тебе не удалось воплотить в жизни. Слабый получает уверенность, агрессивный расслабляется.
Первый момент всегда перехватывает дыхание.
Только что Ларвик видел затемненную, наполненную пепельным мерцанием, ложу, и вдруг сразу очутился на берегу.
Дул ветер.
По небу несло тучи.
Лучи Будды (кажется, так это называется) золотистыми стрелами прорывались сквозь редкие разрывы и строили над морем тревожную золотую корону. Такой же тревожный отсвет падал на холодные, широко расходящиеся под ветром волны. Ларвик всей кожей ощущал, какие они широкие и холодные. Он стоял на берегу. Ему было холодно. Шорты и сандалии нисколько не спасали от пронизывающего ветра, короткая белая рубашка пузырилась. Ларвик, собственно, не знал, что он тут делает, зачем он здесь? Пляж был обширен, однако замкнут вдали мрачноватыми базальтовыми обрывами. Столбчатые отдельности в шахматном порядке торчали даже из колеблющейся воды. И медленно набегали на остывший песок тяжелые волны, бессмысленные в самой своей бесконечности.
Зачем ему это?
Ларвик вынырнул из холодных видений и расслабленно откинулся на спинку удобного кресла. Наверное, это мастер Закариа сбил его с толку живым пейзажем. А здесь «Большая игра». Реал, посвященный Общинам. В отличие от мастера, я верю в неуклонное развитие НТЦ. Это колонисты предпочитают прятаться в болотах, валяться на берегах теплых уединенных бухт, там, где хватает сырья для биосинтов. Наверное, колонисты очень одиноки, подумал Ларвик. Отсюда депрессия, склонность к лени, невежество. Лица обветрены, руки в шрамах. Надо сильно болеть, подумал он о мастере Закариа, чтобы считать колонии будущим человечества…
АССОЦИАЦИЯ МЭМ: ПРОБЛЕМА ЗАКРЫТЫХ БЛОКОВ ПАМЯТИ ДОЛЖНА РЕШАТЬСЯ ЗЕМЛЯНАМИ.
СОВЕТ МАТЕРЕЙ: ОБЩИМ ШКОЛАМ НУЖНА РЕФОРМА.
ЛЕТНИЕ ПОЛЯ ОБЪЯВЛЕНЫ ЗАКРЫТОЙ ЗОНОЙ.
Сосредоточиться…
Ларвик вновь оказался на берегу.
Но теперь это было другое море. Голубое, оно нежно распластывалось по широкому горизонту. Ларвик стоял по колено в теплой, раскачивающейся воде и вода перед ним бесконечно менялась – от нежной голубизны до опаловых отсветов. А босые ноги явственно ощущали неторопливое щекочущее течение песка, размываемого волнением. Ларвик отчетливо видел свои голые, укороченные преломлением ноги. Большая зеленая голотурия, как глаз неведомого чудовища, подмигнула ему из-за камней. Йод, водоросли, сырой песок, цветы на низких кустиках барбариса, нежная пена…
Он оглянулся…
Я жду кого-то? Где она?
Он еще не знал, почему – она? – но какие-то тени гасли и вспыхивали, что-то надвигалось, росло… Восхищенный, он не успевал следить за деталями… Он вел лепку. Он успевал… Нет, конечно, он не поклонник больших объемов. Женская грудь не должна быть мощной… Теперь руки… Тонкие, но сильные… Он отчетливо видел изгиб поднятой руки, смуглую кожу, очень нежную на внутреннем сгибе локтя, куда всегда хочется целовать… И круглое колено… Наверное, он уже видел что-то такое, иначе откуда все это всплыло бы в подсознании? Он переживал самый сумасшедший момент лепки. Он спрашивал себя, уже ничем не смущаясь: а это?… Обязательно так?… И уже тянулся, тянулся, тянулся к женщине, вставшей перед ним – длинные ноги в волне, руки опущены, выгоревшие каштановые волосы рассыпались по голым плечам… Да, он ждал ее… Она это знала…
– Кто ты?
Она улыбнулась:
– Икейя.
И улыбнулась.
И взглянула на Ларвика радостно и изумленно: ты не знаешь?
Нет, он знал. Ты – это я, сказал он ей. Ты – порождение моих снов, моих тайных желаний, о которых я даже не догадывался. Я могу к тебе прикоснуться, обнять, любить, но ты всего лишь отражение бушующих во мне бурь. Ты – смуглое тело моей подсознательной памяти, зовущее, ждущее, никогда не знавшее одежд…
– Ты сайклис?
Все померкло.
Ларвик впал в отчаянье.
Он не должен был этого допускать. Ему не следовало разрешать никаких вопросов. Он должен был сразу подавить самостоятельность колонистки. Ведь она была членом Общины, независимо от того, кто ее лепил. Реал был посвящен страстям колонистов, он должен был помнить это. Пусть улыбнулась бы, но молча. Он не должен был допускать вопросов. Сайклис – это пришелец, чужак. Сайклис – это человек из внешнего грязного мира. Он ее создал, но для нее, колонистки, он остался сайклисом. Всего лишь.
Мир померк, потускнел.
Порыв холодного ветра бросил под ноги Ларвика пенный вал.
Еще какое-то время Ларвик смотрел в пустую темную амбразуру, открывающую рабочий зал реала. Пожелай он, и из пепельного мерцания начали бы всплывать фигуры чужих, но тоже невероятных грез… Он даже мог принять участие в играх…
Но для Икейи там места не было.
VI
СОЛ ХАНТЕР, 47 лет, правовед, клан Шарнинг.
1. Думаю, биосинт. Не существуй биосинтов, общины долго не протянули бы. Наверное, вы знаете, что общинам выделяют самые плохие земли. Сырые болота, устья зарастающих рек, бывшие химические полигоны. Расчищать земли приходится нам самим, зато мы действительно их расчищаем. Шансов дожить в НТЦ хотя бы до восьмидесяти лет немного, а в общинах это правило. Мы растим здоровых детей, мы не ограничиваем рождаемость, мы потребляем чистые продукты, произведенные биосинтом. Что же касается НТЦ, это просто пещеры, пещеры самоубийц, ничего не предпринимающих для своего спасения. Конечно, такое неприятно слышать, но надо учиться правде. Боюсь, мои слова не понравятся и космонитам, потому что цилиндры и торы – тоже пещеры. А у пещер нет будущего.
2. Я за ужесточение Правил Вуда.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: Для чистого члена общин деятельность толкователей не имеет значения.
БЕТТА СТЕЙК, 36 лет, наблюдатель Общей школы.
1. Общество, в котором мы живом, взращено Общей школой. Общество, в котором мы будем жить через триста или пятьсот лет, тоже будет взращено Общей школой. Не могу сказать, какой она будет к тому времени, какие реформы будут осуществлены, но уверена, главные принципы Общая школа сохранит. Человечество нуждается в чистых поколениях. А такие поколения могут быть взращены только Общей школой.
2. С точки зрения Общих школ, знания следует дифференцировать. Кое-что, наверное, лучше придерживать в дальнем ящике стола. Но однажды наступает час… Я говорю понятно?…
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: Что бы ни говорили, а толкователи бесцеремонно нарушают Правила Вуда и Девятую поправку, то есть, расхищают и распространяют информацию, которая им не принадлежит.
ФРИМАН, 57 лет, физик, НТЦ.
1. МЭМ.
2. Вопрос некорректен.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: Не ответил.
ХЕЧКИН Р., 40 лет, аналитик, Волновые заводы, НТЦ.
1. Нас мучают сотни воспоминаний, правда? Можете ли вы выбрать из них главное, даже единственное, доминирующее над всем остальным? Вряд ли. Ведь сила воспоминаний, как правило, связана с каким-то реальным моментом, с какой-то причиной, вызвавшей данные воспоминания. Так и тут. Я мог бы назвать Моноучение, как нечто такое, что позволяет увязать знание с верой. Я мог бы назвать МЭМ, как сбывшуюся мечту об уме и силе. Наконец, Пояс, как мечту о покоренном пространстве. Но ничего называть не буду. Пройдет сотня-другая лет и мы совершенно иначе будем оценивать то, что так легко хвалим или низвергаем сегодня…
2. Нельзя носить воду в карманах.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: В некотором смысле я сам толкователь. Я просматривал доходившие до меня отрывки «Черновиков». Надеюсь, это были не подделки. Подделки не бывают столь противоречивыми. Допускаю, что мне не повезло, что до меня дошли все-таки подделки, но ведь все существующие толкования противоречивы. Кто-нибудь скажет нам, наконец, что там такого необыкновенного в этих «Черновиках»?
Утро началось мерзко.
Кондиционер задыхался, тянуло гарью, за окном ползли тучи.
Похоже, ночью квартал покрыло газовым облаком и Служба погоды срочно пыталась себя реабилитировать: по стеклам стучал дождь. Впрочем, легче не стало. Капли лишь посбивали побуревшую, умершую за ночь листву.