Стянутые на груди собачьими ошейниками руки занемели и не шевелились. Застежка снова разодрала кожу на шее до крови. На то, чтобы освободиться от пут, у нее обычно уходит не меньше пяти минут. Пять минут стучаться в дверь не станет даже самый скромный администратор в мире.
– Галина Сергеевна, откройте, пожалуйста.
Не отзываться? Но у него должен быть запасной ключ. Наверняка он уже держит его в руке.
– Да, да, – стараясь проговаривать каждый звук, ответила она.
И все равно вместо «да» получилось «та» на прибалтийский манер. Взгляд скользнул по стоявшим на тумбочке стаканам с водой. Зубные протезы в них казались вдвое крупнее, чем были на самом деле.
– Галина Сергеевна, извините, но сейчас двадцать минут восьмого. А у вас уплачено только до пяти. Вы ведь не собираетесь продлевать?
Все верно. Она прибыла в пять утра и в пять утра должна была либо съехать, либо заплатить за следующие сутки. Ее предупреждали при поселении. Хозяевам есть о чем беспокоиться. По приезде она заплатила за неделю вперед. Потом за три дня. Потом стала продлять каждый день на сутки вперед. С каждым днем купюры становились все мельче, а вчера она высыпала на стойку пригоршню мелочи.
– Нет. Дайте мне пять минут. Я оденусь и спущусь, – прошепелявила она в ответ.
– Что?
На мгновение она почувствовала себя старой и беспомощной. Сейчас мальчишка отопрет дверь. То, что он увидит, рассмешит его и напугает одновременно. И, конечно, он тут же доложит начальству. Ее вышвырнут на улицу, как помойную кошку, случайно забежавшую в дом.
– Я скоро выйду.
– Еще раз извините. Мне, честное слово, неловко. Сами понимаете, не я эти правила придумал.
– Я все понимаю. Спасибо.
Пытка закончилась. Удаляющиеся шаги Саши стихли в конце коридора.
Могли бы разбудить и в пять. А может быть, и пробовали. Когда Тварь в ней, сделать это не так просто. К тому же и спать она легла в начале четвертого. Все корила себя за трусость. Хотя теперь – чего уж тут.
Она придвинулась спиной к батарее и нащупала замок на шее. Порядок освобождения от пут был тоже частью защиты. Сначала кончиками пальцев она открывала замок под подбородком, потом, освободившись от ошейника, ртом расстегивала ремешок на правой руке. Сделать это без зубов было сложно. Десны соскальзывали с колесиков, и каждый оборот получался только после нескольких бесплодных попыток. Правой рукой она освобождала левую. 0442. На всех трех замках были одни и те же цифры. Нет смысла усложнять – потому что если отомкнут хотя бы один, оставшиеся два уже не помогут. 0442. Время авиакатастрофы под Хабаровском в тот день, когда Витя принес повестку из военкомата. За тысячи попыток Тварь так и не смогла разгадать шифр.
39
Из выхлопной трубы валил пар. Лобовое стекло заиндевело, и только в самом низу, около дворников, появились два влажных медленно растущих пятна от включенной печки. Игорь, ежась и постукивая ботинками по колесам, обошел машину. После вчерашней поездки колесные арки были наглухо забиты мерзлой грязью. За стеклом кухонного окна стоял Сережа.
Обычно Игорь прогревал машину по-другому: заводил и возвращался в дом. В сильные морозы даже успевал попить чая. Сейчас возвращаться не хотелось.
– Иди, рисуй свои кресты, – сказал Игорь вслух и помахал рукой Сереже.
Сережа не пошевелился. Что там происходит в его кубышке? Ни разу не спросил ни про сестру, ни про мать. Как будто их нет. Или как будто ему про них и так все известно.
Взгляд сына вперился в заднее крыло машины. На лице застыла маска безучастности. Как будто это был не человек вовсе, а биологическая видеокамера, панорамный глазок, через который за Игорем присматривал кто-то другой.
Из выхлопной на асфальт закапала вода. Двигатель сбросил обороты. Поехали. Салон, конечно, не прогрелся, но лучше мерзнуть от холода, чем от вида собственного сына.
По пути от дома к больнице Игорь пробовал подпевать радиоприемнику, но получалось плохо.
40
Ее не вышвырнули из гостиницы и даже сказали: «Приезжайте еще. Всегда рады вас видеть». Девушка, сменившая Сашу на посту администратора, при прощании широко улыбалась. В постсоветской России люди стали в сто раз вежливей и в тысячу раз лживей.
Оказавшись на улице, Галина Сергеевна позвонила врачу и предложила встретиться.
– Извините, но прямо сейчас не могу, – ответил он. – Я не дома. Странно, что вы об этом спросили. Да, Сережа оказался там, куда вы показали. Конечно, я вам очень признателен. Хотя сейчас, когда я хорошенько рассмотрел сына, – уже не так сильно, как вчера, когда я его только обнаружил. Давайте созвонимся позже. Скажем, часа через два. Нет. Я не собираюсь никого кормить.
Сумка давила на плечо. Она не была заполнена даже на треть, но когда тебе за семьдесят, и зубная щетка становится грузом. И все равно, она не стала дожидаться маршрутку. Лучше медленно идти, чем мерзнуть на остановке. К тому же, отказавшись от маршрутки, она экономила пятнадцать рублей.
Ледяной ветер раздувал полы тонкого пальто и гнал мурашки по телу. Месяц назад, когда она направлялась на поиски последнего кормильца, на улице было на пятнадцать градусов теплее. Кто мог знать, что дело затянется до морозов? Она собиралась убить кормильца и вернуться домой. Если повезет. А если нет – пальто ей должны были поменять на тюремную фуфайку.
– И что ты собираешься ему сказать? – спросила она себя. – Что это за слова, которых ты не знала вчера или не сказала сегодня ему по телефону? Конечно, еще не поздно вернуться к первоначальному плану, но…
Но это были пустые рассуждения. Она уже точно знала, что не сможет убить кормильца. Вчера в парке, сразу после того как он сел на лавку, – могла. А после того как она заговорила с ним, между тем, что она задумала, и тем, что она могла исполнить, разверзлась пропасть.
– Ты проиграла. Проиграла теперь уже окончательно и бесповоротно. Уезжай. Оставляй все как есть и уезжай. Денег хватит только на половину пути, но это не беда. Ты сможешь добраться до дома почти наверняка. На попутках – мир не без добрых людей, на электричке – можно договориться с кондуктором. В конце концов, можно попросить в долг у врача, раз уж ты почти встретилась с ним. После того как ты помогла ему найти сына, он не сможет отказать. Ты проиграла. Забудь об этой поездке. Еще пять, а может, если повезет, десять лет жизни. Простой человеческой жизни. Насытившись, Тварь успокоится. Тебе не придется кусать онемевшие пальцы, вправлять суставы и мазать «Бепантеном» рубец на шее. Летом огород. Огурцы и капуста получаются у тебя просто замечательные. Зимой будут приезжать Юля с Полиночкой. Слезливые сериалы и книги по вечерам. Смирись. Надо уметь проигрывать. И надо уметь признавать поражения.
41
Доронин остановился в дверях и раскрытой ладонью указал внутрь палаты.
«Радушный хозяин принимает гостей, – подумал Игорь. – Приходите к нам почаще и приводите с собой детей. Места немного, но всем хватит».
Пять пустых каталок ждали новых постояльцев. На шестой лежала его дочь.
Марина присела на место медсестры. Игорь остановился рядом, не решаясь сесть на край кушетки, устланный проводами и трубками.
– Принести еще стул? – спросил Доронин.
В горле пересохло. Игорь отказался, покачав головой.
Дочь неподвижно лежала в той же позе, в которой Игорь видел ее вчера. Кажется, даже расстояние от спинки каталки до бинтов на голове было тем же, с точностью до миллиметра.
К писку пульсометра добавился шелест воздуха в аппарате ИВЛ. Пластиковая полупрозрачная трубка соединяла аппарат с коконом на подушке, в который превратилась голова дочери. Черная гармошка помпы, как кобра из мешка факира, поднималась и опускалась вниз. Только аккомпанировать этой змее следовало не на дудочке, а на церковном органе.
– Я пойду к себе, – сказал Доронин. – Писанины накопилось – разгребать надо. Когда соберетесь домой, постучи в ординаторскую.
Его рука потянулась к выключателю, но замерла и вернулась в карман халата.
«Он выключит свет, как только мы уйдем, – подумал Игорь, прислушиваясь к треску дросселей на потолке. – Валера хозяйственный парень, а Лизе свет ни к чему. Темноту, в которой она оказалась, не разогнать ни одним прожектором».
– Ей стало хуже? – спросила Марина, когда Доронин вышел.
– Не знаю. Но этой штуки вчера не было, – Игорь кивнул на аппарат искусственного дыхания.
Рядом с аппаратом стоял знакомый пакет с надписью «Сеть аптек «Рядом с домом». Спасибо за покупку». Пакет был полный. Проблема пролежней ушла далеко на задний план.
Они долго молчали. Игорь смотрел то на неподвижное тело дочери, то на лицо жены, на котором, как в театре пантомимы, сменяли друг друга страх, горе и отчаяние. Шелест помпы стал похож на шум крыльев огромной птицы. Той самой, на поиски которой он отправился четырнадцать лет назад.
– Она умирает? – спросила Марина.
– Не знаю.
– Значит, умирает. Игорь, мы здесь с тобой разговариваем и смотрим, как умирает наша дочь. Просто задумайся над этим.
– Не начинай.
– Я не начинаю, это факт.
– А что я могу сделать?
– Сделай так, чтобы она жила.
Он повернулся к ней и посмотрел в глаза. Марина не отвернулась. Не растерялась. Как будто была уверена в своих словах на все сто. Как будто знала про визит мертвой Наташи, знала, что машина не ломалась, знала, что он нашел Сережу. И знала про Дерево.
– Пожалуйста. Если бы я могла, я бы сама сделала это, – сказала Марина.
«ВЫТАЩИ ЕГО ИЗ МЕНЯ», – вот чем заканчивалась эта фраза в прошлый раз.
Игорь зажмурил глаза.
Ты думал, что все осталось в прошлом. Что все забылось. Исчезло в прошлом. Но ничего не проходит. Все повторяется. Это как круговорот воды в природе. Кошмар, написанный буйным психом четырнадцать лет назад, будет возвращаться снова и снова.
Марина взяла в ладони его руку и положила себе на колени. Какой-то нелепый, совершенно неподходящий жест. Как фрагмент из постановки местного драмтеатра.