Ключей в сумке не оказалось, и Марина вслух выругала себя за то, что до сих пор не сделала дубликат. Нажала на кнопку и прислушалась, как в доме запиликал звонок. Изо рта шел пар. Синоптики не врали – дело шло к снегу.
Свет горел только в окне прихожей. Игорь мог смотреть телевизор в темноте, но мерцания в гостиной она не заметила. Может быть, лег спать? Тогда дело дрянь. Не добудишься, хоть из пушек пали.
Марина нажала на кнопку еще дважды. Наклонилась и посмотрела в щель между стеной и калиткой. Машины во дворе не было видно. Как не было видно и язычка замка. Марина опустила ручку и вошла во двор. Игорь всегда запирал калитку, чтобы дети не выбежали на улицу. Как оказалось – очень неэффективная мера.
На пороге перед входной дверью, которая тоже оказалась незапертой, лежала облепленная грязью кроссовка небольшого размера – женского или детского. Марина подняла ее и поднесла к глазам. Шнурки были перерезаны. На одном из концов болтался крупный, забитый грязью узел. Марина дважды стукнула находкой о порог, отбивая подсохшую грязь, и вдруг увидела знакомую сеточку на носке.
«Это просто какое-то дурацкое совпадение. На свете существует миллионы синих кроссовок «Рибок» тридцать восьмого размера с сеточками на носках», – подумала она.
– Игорь! – позвала Марина мужа, шагнув через порог.
Машины не было, но на тумбочке в прихожей лежали два комплекта ключей от дома: Игорев брелок – коричневая полоска замши с надписью «WELCOME HOME», и ее позолоченное колечко, исчезнувшее чуть меньше недели назад.
Не разуваясь, Марина направилась наверх, в комнату Сережи.
Несмотря на ключи и незапертые двери, дом был пуст. На диване никто не спал, и телевизор не работал. Дверца верхней полки вещевого шкафа была приоткрыта. Марина заглянула внутрь – исчез Сережин пуховик. На кухне ящики шкафа были выдвинуты, а на полу валялись трубочки для коктейля.
Марина в сотый раз набрала номер мужа, и Игорь в сотый раз не взял трубку. Она позвонила свекрови.
– Здравствуйте, мам. А Игорь не у вас? – Надо было говорить как можно меньше, чтобы не выдать своего смятения.
– Нет. Не было. А что случилось?
– Да нет. Ничего. Просто не могу дозвониться. Ладно. Я вам потом еще позвоню.
Марина сбросила вызов.
Кроссовка и ключи, пустой дом с незамкнутыми дверьми и разбросанными вещами – что все это значит? Сережа вернулся? Игорь нашел его? Но тогда почему никто ничего не сказал ей? Или это шутка? Чья-то глупая злая шутка. Патологически злая шутка. И пошутить так мог только Игорь. Как выглядели пропавшие кроссовки и брелок, знал только он. Но зачем ему это?
Допустим, я болен.
Так можно объяснить все что угодно. Слишком удобное допущение, чтобы быть правдой.
Допустим, я болен.
Ладно, допустим. Тем более что других версий нет. Допустить это несложно, если вспомнить идиотские и неуместные вопросы, апатичные поиски сына, вспышку ярости у кровати мамы и собственное письменное признание. Но если он так тяжело и страшно болен, то кроссовка с ключами – не шуточная бутафория, а улика.
Она вдруг почувствовала, что надо спешить. Время утекало как вода. Сочилось последними каплями сквозь пальцы умирающего в пустыне. Инстинкт толкал ее за дверь. Быстрее. Быстрее. Они не могли уехать далеко. Но память удерживала на месте. Не надо. Так ты уже пробовала неделю назад. Так не пойдет. Марина села на диван и закрыла лицо руками. Понимание. Для дальнейших действий требовалось понимание происходящего.
«То есть ты ищешь объяснений? Тогда тебе наверх. – Мысль выпрыгнула из водоворота пустых размышлений, как запеченный кусочек хлеба из тостера. – Если, конечно, тетрадь все еще там, где ты видела ее в последний раз».
4
«Заходите в мой дом. Мои двери открыты». – Игорь вспомнил, как Наташа с ярко накрашенными губами встречала его ночью на пороге ночлежки.
Дверей не было. Как не было и самого дома. Хрущевки, соседствовавшие с ночлежкой, стояли, как и прежде, а на месте полуразрушенного кирпичного особняка была детская площадка.
Игорь заглушил двигатель и вышел из машины
– Никуда не уходи, я сейчас вернусь, – сказал он Сереже.
Нащупал в кармане брелок сигнализации и только после этого захлопнул дверь.
Единственный фонарь висел у дальнего подъезда, и если бы не свет окон, двор погрузился бы во мрак. Припаркованные на ночь машины плотным кольцом обжимали огороженный высоким бордюром газон. За полосой жухлой, вытоптанной травы в густых сумерках шевелились длинные тени.
Площадка состояла из комплекса избушек на высоких столбиках, похожих на вьетнамский поселок на воде, горок, пары висячих качелей и карусели. На площадке играли дети.
Игорь еще раз обвел двор взглядом. Где ее здесь искать? Под землей? Или спросить у ребят про тетю с пробитой головой в оборванном сарафане? Он посмотрел в сторону качелей и услышал тихое неровное пение.
Раз, два, три, четыре —
Кто не спит у нас в квартире?
Всем на свете нужен сон.
Кто не спит, пусть выйдет вон.
Их было четверо. Две девочки постарше качались на качелях. Они были без шапок, и их длинные волосы развевались в воздухе с каждым взмахом. Совсем маленький мальчик, укутанный в толстый пуховик, ходил по краю песочницы, для равновесия расставив руки в стороны. Еще один, постарше, собирался скатиться с горки. Парень как-то неуклюже забирался по лесенке вверх. Не шагал, а подтягивался на руках, переставляя со ступеньки на ступеньку обе ноги одновременно. Оказавшись на вершине горки, он сел. Пустая правая брючина с пришитым к ней ботинком подогнулась и оказалась под ним, но как будто ему не мешала. Все четверо, не отрывая взгляда, смотрели на Игоря. В сумраке не было видно лиц – лишь серые пятна, окруженные чернотой, и сверкающие на морозе белки глаз.
– Присматриваешь гостинец? – спросил голос из-за спины. – Не там ищешь.
Игорь понял, что дети смотрели не на него. Он повернулся. Темная фигура заглядывала в окно машины.
– Даже так? – спросила Наташа. – Годы прошли, но ты остался мастером сюрпризов. Твой пассажир несколько меняет наши планы.
Она повернулась к нему. Медленно, как в кино, открывая обезображенное смертью лицо. Так же нарочито медленно много лет назад она впервые раздевалась перед ним. Губы изогнулись в уродливом оскале, который должен был обозначать улыбку.
Игорь отступил на шаг, но не отвел взгляда от двух белых точек, тускло светящихся в провалах глазниц. Он больше не пытался убедить себя в том, что перед ним плод больной фантазии. Он принял правила Игры, принял Бога, живущего под Деревом счастья, а значит, стал ближе к чуду, о котором собирался просить.
– Я не поеду с тобой, – сказала она. – Встретимся на месте. А жаль. Показала бы тебе короткую дорогу через военную часть. Тряхнули бы стариной. Снова ты за рулем, а мы на заднем сиденье. Твой мальчик, кажется, в последнее время проявляет интерес к противоположному полу. Я могла бы его удовлетворить в полном объеме.
Она направилась к Игорю, но вдруг резко остановилась и отступила на шаг.
– Он ждет тебя. – Веселье в голосе вдруг сменилось раздражением. – Поезжай. Встретимся на месте. И не забудь вытряхнуть соль из карманов.
5
Тетрадь по-прежнему лежала в среднем ящике стола. Марина открыла последнюю запись, сделанную три недели назад, пробежала глазами по строчкам и мысленно перенеслась в тот момент, когда стояла перед мужем с новорожденным сыном на руках. Она вспомнила, какое облегчение испытала после рождения сына, связанное не столько с появлением ребенка, сколько с окончанием беременности. Вспомнила растерянное лицо Игоря. Вспомнила, как ее охватил страх, когда она впервые увидела Сережу, когда поняла, что дефект неустраним и со страшным заболеванием сыну придется прожить всю жизнь.
Запись не давала ответа на вопрос, куда ушел Игорь, зато порождала некоторые довольно неприятные догадки. «Наташу никто не искал». «Я долго обдумывал обращение в милицию, но побоялся оказаться за решеткой». Это был даже не намек, а признание, которое Марина мгновенно связала с запомнившейся первой строчкой.
«Допустим, я болен».
Она закрыла тетрадь и оглядела комнату: журналы в шкафу, портрет Фрейда, компьютер. Взгляд остановился на открытой двери.
Уходи. Пока еще не поздно, уходи отсюда. Ничего хорошего не ждет тебя в этом кабинете. Объяснения, которые предлагает тетрадь, тебе не нужны. Это все ложь. Не знаю, найдешь ли ты Сережу после того, как прочтешь все, что там написано, но Игоря ты потеряешь наверняка. Да, Игорь явно нашел сына. Но причин, по которым их сейчас нет дома, могут быть миллионы. И необязательно выбирать из них самые ужасные. Они могли просто отправиться в магазин. Ты тоже уходи. Задвинь ящик стола и уходи.
Но у ее рук и у ее глаз как будто были собственные соображения на этот счет, и пальцы вновь коснулись обложки тетради. На этот раз она начала читать с середины первой записи, с того места, где остановилась в прошлый раз, когда пришла за деньгами на погашение кредита.
Бесплодие. Значит, так ситуация выглядела его глазами? Сколько недосказанного и обидного.
Чувствовал себя кастратом. Могла ли она не знать?
Могла. Про непроходимость маточных труб она впервые услышала после четырех лет замужества. А вот флирт с Наташей и мысли о ребенке на стороне – это подлость. Непростительная подлость.
Марина читала быстро, по профессиональной привычке мельком пробегая неинформативные куски и сосредотачиваясь на тех местах, которые могли оказаться полезны. Девятая запись заканчивалась словами: «…Вопросительный знак в конце строчки «Заключение врача». Жирный. Твердый. Взвешенный. За него я и зацепился». С ней вдруг произошло то же самое. Зацепилась и споткнулась. Перечитала абзац еще раз и вспомнила, как рисовала тот вопросительный знак на подоконнике в больничном коридоре, после того как вышла из кабинета врача.