– Инфаркта нет. Стенокардический приступ. Поедете в больницу? Если нет, то позвоните домой, пусть за вами приедут. И вызовите завтра с утра участкового, он даст больничный.
Примерно через час примчался муж Зои Васильевны, Виталий, осторожно подхватил жену на руки и отнес в машину. Вера и Валя выбежали на минутку на улицу, замахали руками.
– Поправляйтесь, Зоя Васильевна! Не волнуйтесь, все будет в порядке.
Обе чувствовали искреннюю жалость к старшей продавщице и от всей души хотели сказать ей что-нибудь ободряющее.
Неприятность с Зоей Васильевной вытеснила из головы все другие мысли. О южном красавчике Валя больше не вспоминала. Доработала на автопилоте остаток дня, отчиталась перед Галиной за товар и бегом в подсобку, переобуваться в кроссовки. Вышла – а он тут как тут.
Стоит у дверей, улыбается, в руках плитка шоколада.
– Для красивой девушки.
…И снова чувствует Валя, как жар заливает лицо. Хочет она сказать парню что-нибудь резкое и не может. Молча теребит кончик косы…
– Что же ты? Бери. – Тенгиз протянул ей плитку, сунул прямо в руку. Неудобно не взять, неловко.
– Спасибо. – Валя тоже улыбнулась, правда, немного исподлобья.
– Можно тебя куда-нибудь пригласить? В бар, например?
…Смотрит Валя на Тенгиза, смотрит, не оторвется. Разум подсказывает ей: откажись! Какие могут у них быть отношения? Разные они, как небо и земля: и национальности, и семьи, и жизненный уклад. Тенгиз – богач, она в сравнении с ним нищенка. Беда будет, если согласится на его ухаживания.
Но то разум. А сердце – оно иначе твердит. Бьется Валино сердце, как ни разу не билось за восемнадцать лет. Не хочет признавать, что Тенгиз ей чужой. Не чужой! Свой, родной, будто всю жизнь его знала.
И Валя решилась. Облизала пересохшие губы, едва заметно кивнула:
– Пригласи.
Тенгиз осторожно взял ее под руку и повел. Валя шла и вдыхала запах его парфюма. Ей казалось, она не по асфальту ступает, а по зыбким волнам: еще шаг – и упадет. Она невольно прижалась к его плечу, к мягкому ворсу красивого светло-серого свитера. Тенгиз обернул к ней бронзово-смуглое лицо.
– А имя свое мне скажешь?
– Валентина.
– Валя?
– Да, Валя.
– Валя-Валентина, – задумчиво полупроговорил-полупропел Тенгиз. – Знаешь, стих такой есть?
– Не знаю, – удивилась Валя, – какой стих?
Тенгиз остановился, не выпуская ее локтя, слегка наклонил голову и продекламировал все с тем же едва уловимым южным акцентом:
Валя-Валентина, что с тобой теперь?
Белая палата, крашеная дверь.
Тоньше паутины из-под кожи щек
Тлеет скарлатины смертный огонек…
Грустное стихотворение. Эдуард Багрицкий написал. Читала Багрицкого?
– Нет, – честно призналась Валя, изумленная такими познаниями в области русской литературы, – а ты читал, да?
– Я читал, – подтвердил Тенгиз. – Мне он нравится. А еще Маяковский и Блок.
Валя изумленно хлопала глазами.
– Какой ты… умный. Тебе лет-то сколько?
– Двадцать один.
– Учишься, работаешь?
– Учусь. В университете, на филфаке.
Что такое «филфак», Валя толком не знала, но догадывалась – это что-то очень крутое.
Они не спеша побрели дальше, дошли до бара, того самого, в котором любила сидеть вечерами Верка. Тенгиз галантно раскрыл перед Валей дверь.
– Прошу.
– Мерси, – сказала она и забеспокоилась: небось вид у нее! Чистая деревенщина, да еще в этих кроссовках. А Тенгиз… он такой стильный, тонкий, изысканный. Вот стыдоба!
– Какой столик выбираешь? Хочешь, вон тот, у окна?
– Не хочу. – Валя решительно замотала головой.
Там, у окна, они всегда сидели с Веркой. А сейчас – совсем другое. Новое. Прекрасное. Волшебное. И не будет она ни о чем беспокоиться: ни о том, что не читала Багрицкого и Маяковского, ни о том, что нет на ней вечернего платья, ни о том, что наверняка Тенгиз до нее водил сюда еще десятерых девушек. Плевать на это!
– Тогда выбирай сама, – покладисто проговорил он.
Валя, гордо выпрямившись и подняв голову, королевой прошествовала через зал, остановилась у того столика, что был ближе всех к стойке. Пусть бармен, который уже давно знает ее в лицо, посмотрит, с каким кавалером она сегодня пришла.
Тенгиз глядел на нее с нескрываемым восхищением.
– Какая ты красавица. А, главное, коса. Я такую косу никогда в жизни не видел. Можно ее потрогать?
– Трогай, – разрешила Валя.
Тенгиз осторожно погладил ее волосы кончиками пальцев.
– Как шелк. А щечки, как бархат. – Он, уже не спрашивая разрешения, коснулся ее лица.
И вновь она смолчала, хотя никогда и никому прежде не позволила бы такого нахальства. Они уселись рядышком, Тенгиз придвинул свой стул вплотную к Валиному, так, что их плечи опять соприкасались. Подошел официант.
– Кушать будешь? – спросил Тенгиз. – Я закажу ужин.
– Спасибо, я не голодна.
– Я все равно закажу. Хочешь шашлык? Здесь отличный шашлык, настоящий, бараний. А к нему красное вино. каберне, например.
При упоминании о шашлыке Валя невольно сглотнула слюну. Сегодня в обед она снова ела лапшу и пила чай с сухарем, а сейчас ощутила мгновенный и острый приступ голода.
Тенгиз уже диктовал официанту:
– Пожалуйста, два шашлыка, салат из крабов, жюльен, бутылку каберне, две чашки кофе и десерт со взбитыми сливками.
– Ты что? – Валя в ужасе дернула его за рукав. – Кто это все будет есть?
– Мы.
Официант записал заказ, вежливо кивнул и удалился. Валя, скрестив руки на груди, сердито смотрела на Тенгиза. Щеки ее полыхали.
– О-о, какая строгая. – Он наконец зацокал-таки языком, как полагается кавказцу, но сделал это как-то по-особенному, без пошлости, а, скорее, с мягкой, необидной насмешкой. – Не злись, Валя-Валентина, я ж ничего плохого не сделал. Просто хочу тебя покормить.
– Ага, покормить! – не выдержала Валя. – А потом? Учти, я натурой платить не собираюсь. Вернее, не так сразу, в первый же вечер… – Она поняла, что сморозила глупость и замолчала, краснея еще больше.
Тенгиз, однако, сделал вид, что ничего не заметил.
– Кто тебе сказал, что мне нужна твоя натура? – Он обезоруживающе улыбнулся. – По-твоему, все мужчины подлецы?
– Конечно, – буркнула Валя, глядя в скатерть.
– Ай-ай-ай! – Тенгиз состроил уморительную физиономию. – Кто ж это тебя так настращал? Мама?
– Не маленькая, сама отлично знаю.
– Да что ты знаешь? Ну скажи честно, ты ведь из глубинки в Москву приехала? Так?
– Ну, так.
– Ты хоть раз в своем городе была с мужчиной в приличном кафе? Нет? А чего тогда говоришь?
– А вот и была! – выпалила Валя.
Она вспомнила, как Вовка однажды зазвал ее в молочный бар неподалеку от школы и купил ей сразу два фруктовых коктейля. Но то был Вовка! Его Валя, нисколько не смущаясь, могла шугануть, когда хотела, если бы он только посмел позволить себе лишнего. Да он и не позволял – сидел рядом, краснел, бледнел и заикался.
Нет, Вовка не Тенгиз. И он прав – никогда еще Валя не была на настоящем свидании со взрослым мужчиной.
Она не стала продолжать спор, тем более что официант принес и поставил на стол бутылку вина и два тонких, прозрачных бокала.
– Разлить? – спросил он у Тенгиза.
– Нет, спасибо, я сам.
Парень снова бесшумно исчез.
Тенгиз наполнил бокалы до самых краев.
– Давай выпьем за наше знакомство.
– Давай.
Вино было прохладным и терпким на вкус. После него пустота в желудке стала еще ощутимей.
– Сейчас принесут салат, а шашлык готовится чуть дольше, – сказал Тенгиз. – Ты пока расскажи о себе.
– А что рассказывать? – усмехнулась Валя. – Ты уже и сам обо всем догадался. Жила в Ульяновске, окончила школу, приехала сюда. Вот, к отцу твоему устроилась. Спасибо, что он берет приезжих.
– Мы сами приезжие, – серьезно проговорил Тенгиз. – Из Еревана. Когда перестройка началась, азербайджанцам худо стало, вот и уехали. Мне тогда лет восемь было. Мать в Москве через два года умерла. Давление у нее высокое было, инсульт случился. В больнице все денег хотели – и врачи, и сестры, а у нас их не было. Вот и не спасли ее. – Он посмотрел Вале в лицо огромными печальными глазами. – После ее смерти отец дело открыл. Сначала на рынке торговал, потом сколотил капитал, магазинчик приобрел. За ним другой. А в прошлом году этот супермаркет.
Валя слушала Тенгиза молча, и ее охватывала жалость. Значит, он сирота. Даром что красивый и богатый – без матери какое счастье! Может, оттого и взгляд у него с грустинкой, и стихи мудреные любит о всяком нехорошем. Как там у этого Багрицкого? «Тлеет скарлатины смертный огонек». Бр-р!
Валя невольно поежилась. Тенгиз удивленно приподнял брови. Она испугалась, что он обидится.
– Это я так. Замерзла немножко.
– Давай согрею. – Тенгиз обнял ее за плечи, прижал к себе.
Валя не противилась, ей было приятно. Хотелось, чтобы он не отпускал ее подольше. Она даже о еде думать перестала и пожалела, когда появился официант с салатом на подносе.
– Ешь. – Тенгиз придвинул к Вале тарелку.
– А ты?
– Я салаты не люблю. Мяса дождусь. – Он вдруг усмехнулся и покачал головой.
– Чего ты? – удивилась она.
– Да так. Просил тебя рассказать о себе, а вместо этого сам начал.
– Хорошо, что рассказал, – серьезно проговорила Валя, – теперь я знаю, что ты не такой, как все.
– А какой же?
Она неопределенно пожала плечами и отвела взгляд. Не говорить же парню, что он ей откровенно нравится, а ведь так оно и есть! Тенгиз улыбнулся и ласково погладил ее руку.
– Спасибо тебе, Валя-Валентина.
– За что?
– За сочувствие. Я зоркий, все вижу. Ты ешь, не стесняйся.
Валя послушно взялась за вилку. Салат оказался таким нежным, что буквально таял во рту. Минут через пять принесли шашлык.
Они ели, поглядывая друг на дружку.
«Поцелую его сегодня! – решила Валя. – Нет, завтра. Сегодня пусть только обнимет на прощание. – И тут же испугалась: – А вдруг завтра он больше не придет? Сегодня поцелую!»