Необходимо отметить, что специально для Кормильцева — как незаменимого VIP-деятеля — этот фестиваль записывался на видео. Самого поэта в тот момент в городе не было, причем по весьма уважительной причине. Дело в том, что через пару лет после Ревды в его жизни нежданно-негаданно всплыл «итальянский след». Так случилось, что нужные люди вспомнили в нужный момент про незаурядные лингвистические способности Ильи.
Летом 1989 года по инициативе местных спелеологов поэта «Наутилуса» пригласили участвовать в международной экспедиции в Таджикистан. А именно выступить в роли переводчика во время похода в одну из самых глубоких пещер Средней Азии, изучать которую предполагалось совместно с итальянскими коллегами. Это был настолько неожиданный вызов судьбы, что Кормильцев его с радостью принял.
Вскоре выяснилось, что новое приключение несет в себе массу приятных моментов. Во-первых, Илья мог в очередной раз потренироваться в итальянском, общаясь с носителями языка. Это было ему жизненно необходимо, поскольку Кормильцев уже получил определенную известность в литературной среде в качестве автора таких переводов, как «Избранное» Джованни Папини, «Сердце» Эдмондо Де Амичиса, а также сказки Карло Коллоди «Приключения Пиноккио».
Во-вторых, участие в экспедиции давало возможность Илье посетить с ответным визитом Италию. И кроме того, его «профессорский» гонорар за экспедиции позволял закрыть семейные долги, которые накопились у него за время бездействия «Наутилуса».
И наконец, поэт мог отвлечься от последних событий вокруг группы, идеологи которой доделывали саундтрек к фильму «Человек без имени». В тот момент два бывших архитектора, запершись на подмосковной даче, семимильными шагами двигались к финалу своей главной творческой неудачи. Со стороны это напоминало тупик.
Ощутив жестокость новых московских реалий, Кормильцев дал несколько язвительных интервью, в одном из которых честно признался:
«Этот год я занимался не столько «Наутилусом», сколько другими вещами. Тот материал, над которым сейчас работают Бутусов с Умецким, написан еще осенью прошлого года. С трудом представляю, чем они занимаются. Приходится судить по конечному результату. Последний раз я их видел по телевизору. Это произвело на меня удручающее впечатление. Там сейчас все решают другие люди, московско-ленинградские, в основном не имеющие отношения к музыке».
Пока вокруг «Наутилуса» творилась страшная неразбериха, Кормильцеву подоспело заманчивое приглашение посетить Таджикистан. Бурно развивающийся роман со спелеологами носил условное название «пробить железный занавес». По инициативе руководителя свердловских спелеологов Александра Вишневского поэт созванивался с коллегами из Италии для согласования деталей научно-исследовательской экспедиции в СССР. По большому счету, это мероприятие происходило в обход всех госструктур и строилось на чистом энтузиазме участников. Это было именно то, за что и любил жизнь Илья Кормильцев.
Акция называлась «Самарканд-89» и планировалась Вишневским следующим образом: команда из двух десятков русских и итальянских искателей приключений вылетала из Москвы в Душанбе. Затем, неторопливо перемещаясь на перекладных в сторону афганской границы, они должны были разбить лагерь и начать исследование высокогорного пещерного комплекса, который позднее будет признан самым обширным и глубочайшим на всем Азиатском континенте.
В этом походе Кормильцеву, скажем честно, приходилось непросто. В отличие от работы в Ревде, Илья оказался здесь единственным переводчиком. Его ежедневная занятость равнялась 12–15 часам в сутки. Наряду со всеми участниками Илья жил в палатке, ночевал в спальном мешке, ел невкусные консервы. Как ответственный человек, таскал в горы тяжеленное снаряжение и транспортные мешки с продуктами. Закаленный подростковыми походами, потомок геологов несколько раз напрашивался спускаться и в сами пещеры. Хотя дальше передних залов строгие спелеологи его, не обладавшего спецподготовкой, не пускали.
Правда, удовлетворив любопытство и мужское самолюбие и выбравшись на белый свет, поэт изощренно и смачно ругался. По воспоминаниям участников похода, самое мягкое выражение в его устах звучало так: «В какое же говно вы все меня засунули?!» Затем начинал отряхивать прилипшую глину и громко смеяться.
Уже на старте экспедиции Кормильцев набрел в небольшом поселке Байсун на ветхий книжный магазинчик. Познакомившись с продавцом, Илья обнаружил в пыльной подсобке целый склад дефицитной интеллектуальной литературы, которую никто из местных не читал. Они почти не говорили по-русски, вели патриархальный образ жизни, и книги интересовали их исключительно на уровне школьных учебников.
В считаные минуты Кормильцев скупил столько книг, сколько смог унести из магазина вместе с друзьями. Основной находкой Илья считал огромный русско-таджикский словарь, выглядевший как очередной том Большой советской энциклопедии, которую он методично изучал еще в детстве.
Кормильцев, не желая расставаться с книгой, потащил ее с собой и в горный лагерь на высоту более 3000 метров. Там, обдуваемый всеми ветрами, в условиях высокой солнечной радиации, он садился в тень и начинал штудировать этот талмуд. Он был по-тихому счастлив и не обращал внимания на реакцию земляков, бурчавших между собой, что вместо этого кирпича умник мог бы прихватить несколько килограммов консервированной тушенки.
Вскоре, однако, соратники смогли оценить и положительные результаты очередного лингвистического штурма. Примерно через месяц Кормильцев мог общаться с пастухами в горах, а спустившись в долину, вести в кишлаках философские беседы с гостеприимными таджиками.
Сидя, поджав ноги, на уютном ковре, поэт пил чай, соблюдая местный этикет, и непринужденно разговаривал с хозяевами. Наблюдая такие сюрреалистические беседы, не только итальянские, но и русские партнеры впадали в ступор прямо за хлебосольным дастархоном. Как справедливо утверждал один из восточных мудрецов, «поместите художника в незнакомое место, и это место его разбудит».
Через несколько месяцев после поездки в Среднюю Азию команда Александра Вишневского совершила ответную экспедицию в итальянские пещеры. Правда, и на этот раз добираться пришлось достаточно долго — вначале самолетом до Москвы, затем поездом до Будапешта. Потом последовала пересадка до города Тревизо, где на вокзале их радостно встречали местные исследователи, одетые в одинаковые футболки, на которых огромными буквами была кириллицей написана любимая присказка русскоязычных покорителей глубин: «НИ В ПИЗДУ, НИ В КРАСНУЮ АРМИЮ». Нам неведомо, разъяснил ли наш толмач чужестранцам буквальный и метафизический смысл выражения.
Жизнь у советских туристов в Италии постепенно налаживалась. К примеру, Кормильцев, имея опыт спонтанной загранпоездки в Финляндию, блестяще реализовал на практике экономическую схему «спрос рождает предложение». Долго и не без задней мысли общаясь с итальянцами в Таджикистане, он четко усвоил, что дефицит, оказывается, существует везде. И даже на Апеннинах.
Предметом первой необходимости, как ни странно, оказались титановые каталитические грелки, которые безупречно поддерживали температуру тела у альпинистов в горах или у спелеологов в холодных пещерах. Как раз в Свердловской области, на оборонном гиганте в Верхней Салде, их и производили из легчайшего металла — в качестве конверсионного ширпотреба.
В Италии подобная продукция отсутствовала в принципе, а в Свердловске ушлый Кормильцев приобрел целый мешок недорогих грелок. Покупал он их в магазине «Охотник», том самом, где в школьном возрасте находил взрывоопасные химикаты. Теперь счастливый Илья уезжал в итальянскую командировку полностью упакованным — с формально разрешенной к провозу через границу суммой в кошельке, равной тридцати долларам. Но скажите, когда Кормильцева смущали подобные вещи?
«Каждый из русских гостей привозил в Италию какие-то подарки, — вспоминает участник экспедиции Максим Климов. — Кто-то взял матрешки, кто-то — сувениры из уральского камня. Но только у Ильи оказалась правильная предпринимательская жилка. В таджикских горах он сильно намерзся и быстро понял, что каталитическая грелка будет востребована любыми пещероведами. Кормильцев прекрасно знал итальянский и смог разрекламировать свой товар настолько хорошо, что вся партия у него ушла влет. Грелка, которая стоила в России семь рублей, оценивалась им примерно в двадцать долларов. К концу поездки он продал их все».
Лихо впарив обмороженным скалолазам вожделенные грелки, Илья смело шагнул в эпоху гаджетов. На вырученные деньги он приобрел чуть ли не первый на Урале компьютер — лэптоп Amstrad. Чудо современной техники весило вместе с батарейками почти десять килограммов и портативным могло считаться с большой натяжкой. Компьютер имел жидкокристаллический мониторчик, но не имел жесткого диска — грузился с системной дискеты, которую потом нужно было заменить на рабочую. Так или иначе, диковинный гаджет открывал Кормильцеву двери в новую цифровую эпоху.
Необходимо заметить, что параллельно с бизнес-победами Илья всерьез увлекся историей, мифологией и топонимикой посещенных им азиатских горных пустынь. Через которые, к слову, пролегали в древности не только караванные пути, но и маршруты завоеваний Александра Македонского. Кроме того, именно в экспедиции, помимо таджикского словаря, наш герой впервые начал углубленно изучать Коран, резонно полагая, что для чтения священных книг, по его словам, «нужен разреженный воздух высокогорья, без бешеного ритма жизни внизу».
Не всем известно, что по результатам экспедиций Кормильцев написал философско-исторический трактат на итальянском языке, который затем вошел в книгу «Пещеры и история Центральной Азии», содержавшую отчеты об экспедиции и шикарно изданную в Италии. Его статья «Имя стены» посвящалась остаткам загадочных крепостных укреплений, перегородивших единственный проходимый перевал через горную цепь Байсун-Тау, в недрах которой и таились грандиозные исследованные пещеры.