Корнеслов — страница 41 из 82

Прямо к самому берегу реки подходили яркие цветы, заботливо высаженные между теремком и заборчиком.

Марфа вспомнила что-то из детства и прошептала:

– Палисадник.

Тихомир в полудреме пробормотал:

– Палисад, или палисадник, от французского слова palisade.

Тимофей устало открыл глаза и раздраженно ответил:

– Мало ли у нас слов одинаковых с другими языками? Поэтому наши брат и сестра будем числить латинскими frater и soror или германскими bruder и schwester? А сын наш – германское son, и глыба – латинское gleba, и баня наша – французское bain, и тысячи подобных слов? Конечно же, все эти слова изначально наши! Потому что вся полнота смыслов и ветвенных сцеплений их в славянском, ныне и присно, а копии всегда хуже, чем оригинал.

Марфа попросила:

– Так объясни про палисадник!

Тимофей мотнул головой:

– Тихомир, из чего составлено французское palisade.

Тихомир ответил:

– Из слов palis и sade. Первое, palis, на французском означает вроде как палка или кол. А второе, sade… Не знаю такого перевода. Похоже на наше сад. Но сад по-французски – jardin.

Тимофей напомнил:

– А как мы про jardin говорили? Мы под словами огород, ограда, происходящими от горожу, разумеем огражденное место – забор.

Тихомир задумался:

– Palis и sade – все вместе переводится как забор из палок.

Тимофей пояснил:

– Французский, как и другие европейский языки, пошел от латинского. Французское palis пошло от латинского palo – свая – и, как сказал Тихомир, на французском означает кол. А sade – от латинского sedere, единокоренного с нашим сидеть, садить. Значит palissade по-нашему значит палкосад или палисад. Тогда по смыслу получается как?

Марфа и Тихомир, не сговариваясь, вразнобой ответили:

– За забором садить сад, – Тихомир.

– За забором сидит сад, – Марфа.

Тимофей рассмеялся:

– Так откуда же корень слова?

Марфа и Тихомир, теперь уже в один голос, ответили:

– От славянского!

Тимофей повысил голос:

– Каждое вводимое в употребление чужеязычное слово не только отнимает у разума свободу и способность распространять и усиливать родной язык, но приводит его в бессилие и оскудение. Уступая больше и больше этой мнимой необходимости, щеголяя чужими словами, мы, наконец, перезабудем свои, смешаем остальные с чужеземными и, растеряв корни своих собственных слов и их значения, сделаем из славяно-русского языка, из этого поднимающего свою голову из глубокой древности сторукого великана, такое сухощавое и слабое греко-латино-немецко-французское дитя, в котором не останется ни ума, ни силы. Навык, конечно, может над нами многое, но должен ли покоряться ему рассудок?

Новейшие языки не могут служить нам образцами. Они по необходимости должны заимствовать свои слова из других языков. Но наш древний язык не имеет в том нужды.

Он может из каждого собственного корня извлекать ветви, сколько ему потребно.

16 серия

Эпизод 1. Присталь

29 июня 1862 года, Волхов Мост

Ночевали прямо в лодке.

Еще засветло всех разбудили голоса.

Это снова пошла смена груза. Что-то снималось с лодки на берег, а что-то загружалось до следующего пункта назначения.

* * *

Лодочник предложил:

– Сходите на присталь. Там при ней и базар есть. Можно, вестимо, чего прикупить съестного.

* * *

Повторять два раза не пришлось: все и так с радостью прогулялись бы – разогнать кровь да размять отлежанные бока.

Даже вечно спящий Илья при словах «прикупить съестного» весело улыбнулся и лихо соскочил с лодки.

* * *

Выйдя на берег, Марфа с улыбкой посмотрела на цветущий палисадник у теремка: «За забором сидит сад».

* * *

Местечко было как и не поселок вовсе – множество хозяйственных строений у железнодорожной платформы и Соснинской пристани вперемешку с жильем.

Единственными капитальными были большой трехэтажный особняк из красного кирпича да каменный мост через реку.

* * *

Тимофей показал на здание:

– Это особняк купцов братьев Чупаевых. Вся Соснинская пристань им принадлежит.

После 1830 года было налажено пароходное сообщение между Великим Новгородом и Ладогой. А намного раньше, еще при Петре I, от Санкт-Петербурга до Соснинской пристани была прорублена просека, по которой уже недавно, в 1851 году, была проложена первая российская железная дорога из Санкт-Петербурга в Москву – Николаевская, в честь императора Николая I. Тогда Соснинскую пристань стали называть Волхов Мост.

Поэтому Волхов Мост на пересечении железнодорожного и водного путей стал важным перевалочным пунктом и для грузов, и для пассажиров.

* * *

Прямо у гавани действительно был базар.

Тихомир вспомнил прошлые уроки и решил блеснуть:

– Тимофей, вот ты объяснял нам, что слово торг происходит от слова торгать, а оно от слова тру, потому что там, где многолюдно, там люди торгаются, трутся между собою.

Тимофей согласно кивнул.

Тихомир прищурился:

– Так вот теперь я хочу тебя поучить! Слово базар пошло от названия ступней человека, которые раньше назывались базами – на базах базируется, стоит все тело.

На базаре продают и покупают, стоя на базах – на ногах, иначе говоря – с ног. И слово базарить означает болтаться по всему базару, торгуясь да прицениваясь.

Тимофей рассмеялся:

– Ну, ты, Тихомир, тертый калач!

* * *

Возвращались они с калачами.

Пока шли, Тимофей рассказывал:

– Калач, или колач, вероятно, от слова коло или колесо, потому что этот пшеничный хлеб делают обычно в виде кольца с небольшим отверстием или в форме замка с дужкой.

Марфа подняла руку с калачом вверх:

– Замок!

Тимофей кивнул и посмотрел на Тихомира:

– А теперь я тебя поучу. Еще в Древней Руси калачи выпекали в форме замка с круглой дужкой. Горожане нередко покупали калачи и ели их прямо на улице, держа за эту дужку, или ручку. Из соображений чистоты саму ручку в пищу не употребляли, а отдавали ее нищим либо бросали на съедение собакам. А про тех, кто не брезговал ее съесть, говорили: дошел до ручки. И сегодня выражение дойти до ручки значит совсем опуститься, потерять человеческий облик.

* * *

Всадник на вороном жеребце пристально наблюдал за путешественниками.

* * *

Поднявшись к мосту, он достал из раструба левого ботфорта кинжал с серебряной рукояткой. Резанув полоску ярко-красной подкладки плаща, он бантом завязал ее на невысокой березке с правой стороны моста.

Эпизод 2. Санкции

29 июня 1862 года, река Волхов

Рядом с уже загруженной лодкой стоял какой-то незнакомый крупный мужчина, судя по одежде – из торговых.

Он о чем-то разговаривал с лодочником.

* * *

Марфа насторожилась при виде незнакомца и плотнее прижала к себе Петра.

Тихомир вопросительно посмотрел на Тимофея, и тот кивнул Илье.

* * *

Илья вразвалочку подошел к беседовавшим.

Он поравнялся плечом с незнакомцем, который был одного роста с ним, нахмурился для острастки и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Ты чей будешь?

Тот, не отведя глаз, спокойно ответил:

– Чупаевых. Приказчик я ихний.

Лодочник выступил вперед:

– Да, знаю я его – Матфей. Вестимо, не первый раз подвожу.

Илья перевел взгляд на лодочника.

Тот стушевался:

– И щас просит до Грузино подкинуть. По пути, вестимо. Да и без поклажи он.

Илья взял лодочника под локоть и отвел в сторонку:

– Так договор был попутчиков не брать.

Лодочник пожал плечами:

– Так то ж не чужой какой, вестимо.

Илья кивнул и поспешил к Тимофею.

* * *

Приказчик Матфей оказался разговорчивым, но ничего не выспрашивал, а больше рассказывал сам.

* * *

– Родом я тутошний – из деревни Чудово. Слыхали, нет? Раньше на этих землях племя такое проживало – Чудь. Потому что река наша Волхов – чудная! – начал разговор Матфей.

Тихомир улыбнулся ему: «Чудная да волшебная».

* * *

Матфей указал на рукотворную гавань рядом с мостом – прямоугольник длиной не меньше пятидесяти саженей вглубь берега и шириной под тридцать, добротно выложенный вдоль берега булыжником.

– В эту присталь приходили корабли Ганзейского торгового союза и вели торговлю на берегу.

История торговых союзов уходит в далекое прошлое.

Ганзейский союз со столицей в германском Любеке был крупным политическим и экономическим союзом торговых свободных городов Северо-Западной Европы, который просуществовал на протяжении пяти столетий – с середины XII века до середины XVII века.

На пике могущества его влияние простиралось от Венеции на юге до Бергена на севере и от Лондона на западе до Великого Новгорода на востоке. Ганзейские корабли добирались до Архангельска, Лиссабона и Рейкьявика, до самых далеких портов Средиземного моря. С Ганзой были вынуждены считаться немецкие курфюрсты, французские короли, шведские ярлы и русские князья. В регистр Ганзы были включены около ста шестидесяти городов, из них около ста – портовых, а под ее влиянием находилось до трех тысяч населенных пунктов.

Русско-ганзейская торговля также имеет давние корни.