– Хеннингу нужна лесопилка, – сказал банкир. – Мы несколько недель все обсуждали и не смогли найти кандидатуры лучшей, чем вы, Уилл. Мы согласны оплатить долги компании, если вы станете ее новым хозяином.
Уилл Палмер прошел вдоль стола, пожимая руки белым бизнесменам. Слезы текли у него по щекам. Люди подписывали документы и уходили. Когда ушли все, Уилл задержал руку банкира в своей чуть дольше.
– Мистер Воган, я хотел бы попросить вас об одной услуге. Не могли бы вы выписать мистеру Джеймсу чек на половину моих сбережений, но так, чтобы он не знал, откуда эти деньги?
Через год компания Уилла, работавшая под девизом «Лучшие товары и услуги по минимальным ценам», уже обслуживала клиентов из всех соседних городов. Целые фургоны черных приезжали даже из далекого Мемфиса, что в сорока восьми милях к югу от Хеннинга, чтобы собственными глазами увидеть первую на западе Теннесси компанию, принадлежащую чернокожему. Синтия повесила на окна красивые накрахмаленные шторы, а Уилл нарисовал большую вывеску: «ЛЕСОПИЛЬНАЯ КОМПАНИЯ У. Э. ПАЛМЕРА».
Глава 117
Господь услышал молитвы Синтии и Уилла в 1895 году – у них родилась крикливая, здоровая девочка, которую они назвали Бертой Джордж (Джордж – в честь отца Уилла). Синтия потребовала собрать всю семью и в их присутствии рассказала агукающему младенцу историю африканца Кунты Кинте, точно так же, как Том Мюррей рассказывал ее всем своим детям, когда они были совсем маленькими.
Уилл Палмер уважал преданность Синтии памяти предков, но подобные рассказы уязвляли его гордость. Ему казалось, что это он вошел в семью Синтии, а не наоборот. Наверное, поэтому и начал баловать маленькую Берту еще до того, как она научилась ходить. Каждое утро он гулял с ней, прежде чем уйти на работу. Каждый вечер укладывал ее в колыбельку, сделанную собственными руками.
Когда Берте исполнилось пять, вся семья и большая часть черной общины города были полностью согласны с Синтией и вслед за ней твердили: «Уилл Палмер избалует эту девчонку до крайности!» Он открыл ей кредит во всех магазинах Хеннинга, где продавали сладости, и каждый месяц оплачивал счет, хотя и заставлял девочку вести учет – он считал своим долгом «научить дочь бизнесу». На пятнадцатилетие открыл для Берты счет на ее имя в магазине «Сирс», чтобы она могла выписывать вещи по почте. Все только головой качали от изумления и гордости: «Эта девчонка может выбрать все, что ей понравится, по каталогу, заполнить бланк заказа, и белые люди из «Сирс» в Чикаго отправят это ей – я видел собственными глазами!.. А ее папочка платит за все… Слышали, что я вам говорю? За все, что Берта захочет!»
В том же году Уилл нанял учителя, который каждую неделю приезжал из Мемфиса, чтобы давать Берте уроки игры на рояле. Она оказалась одаренной ученицей и скоро начала аккомпанировать хору в церкви Новой Надежды. Уилл входил в попечительский совет церкви, а Синтия была президентом женского совета.
В июне 1909 года Берта окончила восьмой класс местной школы. Никто не сомневался, что она покинет Хеннинг и поступил в колледж Лейн, поддерживаемый епископальной церковью. Колледж находился в тридцати милях к востоку от Хеннинга, в городе Джексон. Там ей предстояло учиться два года.
– Девочка, ты не понимаешь… Ты даже не представляешь, что это значит… Ты первая из нашей семьи поступишь в колледж…
– Мама, сколько раз я просила вас с папой говорить правильно! Не проглатывайте буквы! Никто не говорит так, как вы! Для этого и придуманы колледжи – чтобы учить людей говорить правильно! Не для того же, чтобы просто туда ходить!
Оставшись вдвоем с мужем, Синтия заплакала:
– Господи, помоги нам с этой девочкой! Уилл, она просто не понимает!
– Может быть, ей лучше и не понимать, – попытался утешить ее муж. – Знаю одно: я костьми лягу, чтобы дать ей все, что в моих силах. Ее жизнь должна быть лучше нашей!
Как все и ожидали, Берта получала только отличные оценки. Она изучала педагогику и собиралась стать учительницей, а еще играла на рояле и пела в местном хоре. Каждый месяц она два раза приезжала домой на выходные. Во время одного из таких приездов она уговорила отца сделать на дверцах своего грузовика новую рекламу надпись: «Хеннинг 121 – ваш деревянный номер». Телефоны в Хеннинге только что появились, но Берта с присущей ей сообразительностью решила сразу же использовать новую возможность.
Позже Берта начала рассказывать о юноше, с которым познакомилась в хоре колледжа. Звали его Саймон Александр Хейли. Он приехал из Саванны, штат Теннесси. Берта откровенно сказала, что он из очень бедной семьи. Чтобы учиться, ему приходится работать сразу в четырех местах. В колледже он изучает сельское хозяйство. Берта продолжала рассказывать о нем и спустя год, в 1913-м. Уилл и Синтия предложили ей пригласить Саймона в Хеннинг, чтобы они могли с ним познакомиться.
Когда прошел слух, что Берта приведет своего жениха из колледжа, церковь Новой Надежды оказалась переполнена людьми. Саймону предстояло нелегкое испытание. Его оценивали не только Уилл и Синтия Палмер, но и вся черная община города. Он оказался вполне уверенным в себе молодым человеком. На службе пел баритоном гимн «В саду», а Берта аккомпанировала ему на рояле. После службы он дружелюбно пообщался со всеми, кто решил познакомиться с ним на церковном дворе. Он смотрел людям прямо в глаза, крепко пожимал руку мужчинам, приподнимал шляпу, разговаривая с дамами.
Берта и ее Саймон Александр Хейли вернулись в колледж Лейн на автобусе тем же вечером. Его обсуждал весь город, и никто не сказал о нем дурного слова – публично. Но в личных разговорах определенные сомнения проскальзывали. Камнем преткновения стала его очень светлая кожа. (Саймон откровенно признался темно-коричневой Берте, что оба его родителя имели смешанное происхождение. Матери их были рабынями, отцом отца был надсмотрщик-ирландец Джим Бо, о котором почти ничего не было известно, а отцом матери – плантатор из округа Марион, штат Алабама, полковник Джеймс Джексон.) Впрочем, все соглашались, что пел он очень хорошо, был воспитанным и не заносился из-за того, что получил образование.
Летом Хейли работал проводником в поездах и экономил каждый пенни, чтобы перевестись на четырехлетнее обучение в колледж A&T в Гринсборо, Северная Каролина. Когда он уехал, они с Бертой стали каждую неделю переписываться. Началась Первая мировая война. Саймон и другие юноши с его курса были призваны в американскую армию, и Берта стала получать письма из Франции. В Европе Саймон попал под газовую атаку. Несколько месяцев лежал в госпитале, а потом вернулся домой на долечивание. В 1919 году он окончательно поправился, приехал в Хеннинг, и они с Бертой объявили о своей помолвке.
Их свадьба состоялась в церкви Новой Надежды летом 1920 года. Это была первая церемония, на которой присутствовали и белые, и черные – и не только потому что Уилл Палмер к этому времени стал одним из самых известных жителей города. Бертой тоже гордился весь город. Прием был устроен на широком покатом газоне перед красивым новым домом Палмеров на десять комнат – у них были даже музыкальный салон и библиотека. Гостям подавали изысканные блюда, подарков было столько, что их хватило бы на целых три свадьбы. Устроили даже настоящий концерт – в Хеннинг в полном составе прибыл хор колледжа Лейн, где молодожены и познакомились. Хористы приехали в специальном автобусе, заказанном Уиллом Палмером в Джексоне.
В тот же день на небольшом вокзале Хеннинга царило столпотворение – Саймон и Берта отправились ночным поездом в Чикаго, а оттуда в Итаку, штат Нью-Йорк. Саймону предстояло продолжить обучение в Корнелльском университете, а Берту приняли в музыкальную консерваторию Итаки.
Почти девять месяцев Берта регулярно писала родителям о своей жизни на новом месте и о том, как они счастливы друг с другом. Но в начале лета 1921 года письма от Берты стали приходить все реже и реже. Синтия и Уилл страшно беспокоились. Им казалось, что случилось что-то плохое, о чем Берта не хочет рассказывать. Уилл дал Синтии пятьсот долларов, чтобы она отправила их дочери на личные расходы, не сообщая об этом Саймону. Но письма от Берты стали приходить еще реже. В конце августа Синтия сообщила Уиллу и своим ближайшим друзьям, что сама поедет в Нью-Йорк, чтобы узнать, что там происходит.
За два дня до намеченного отъезда в полночь во входную дверь постучали. Уилл и Синтия уже спали. Первой с кровати вскочила Синтия, Уилл за ней. Путаясь в ночной рубашке, Синтия бросилась в прихожую. За широкими французскими стеклянными дверями в лунном свете она увидела силуэты Берты и Саймона. Синтия громко закричала и кинулась открывать.
– Прости, мама, что не писали, – спокойно сказала Берта. – Мы хотели сделать вам сюрприз…
И она протянула Синтии небольшой сверток, завернутый в одеяло. Сердце Синтии заколотилось, Уилл заглядывал ей через плечо. Синтия откинула одеяльце и увидела круглое коричневое личико…
Этим младенцем шести недель от роду был я.
Глава 118
Позже папа со смехом рассказывал мне о том ночном сюрпризе, на которые он был большой мастер.
– Я чуть было не потерял тогда сына, – говорил папа. – Дедушка Уилл Палмер немедленно забрал тебя у бабушки, не говоря ни слова, вынес во двор и ушел куда-то за угол. Там он оставался около получаса. Когда вернулся, ни Синтия, ни Берта, ни я не сказали ему ни слова. Наверное, потому что он был Уилллом Палмером, а может быть, потому что все мы знали, как страстно он хотел иметь сына – а ты был сыном Берты и вполне годился на эту роль.
Примерно через неделю папа вернулся в Итаку, а мы с мамой остались в Хеннинге. Родители решили, что так будет легче – ведь папе предстояло писать магистерскую диссертацию. Бабушка и дедушка меня буквально усыновили – особенно дед.
Бабушка рассказывала мне, что он постоянно носил меня на руках. Когда я научился ходить, мы стали вместе гулять по городу – на каждый его шаг приходилось три моих. И при этом я крепко держался своим маленьким кулачком за его левый указательный палец. Он возвышался надо мной, как черное, высокое, сильное дерево. Порой дед останавливался, чтобы поболтать с теми, кого мы встречали. Дед учил меня смотреть людям прямо в глаза и разговаривать четко и вежливо. Порой люди поражались, как хорошо я воспитан и как быстро расту.