Кунта лежал, слушал треск сверчков, щебет ночных птиц, далекий лай собак – и жалкий писк мыши, когда косточки ее хрупнули в зубах хищника. Он мечтал бежать, но знал, что, даже если ему удастся ослабить цепь, звон ее непременно разбудит кого-нибудь в соседних хижинах.
Так он лежал без сна и мыслей до самого рассвета. Потянувшись и вздрогнув от боли в мышцах, он опустился на колени и стал читать молитву суба. Но, прижимаясь лбом к земле, потерял равновесие и упал на бок. Это привело его в ярость – только сейчас он понял, насколько ослабел.
Когда небо на востоке стало светлеть, Кунта потянулся за миской с водой и допил ее. Только он поставил миску на место, как раздались приближающиеся шаги. К нему подошли четверо черных. Они быстро забросили Кунту обратно в ящик на колесах. Ящик подъехал к большому белому дому, где уже поджидал тубоб. Тубоб уселся на сиденье. Кунта опомниться не успел, как они уже выехали на дорогу и покатили в том же направлении.
День был ясным. Какое-то время Кунта просто лежал, глядя на цепь, которая тянулась по дну ящика куда-то под сиденье. Потом он с ненавистью уставился на спины тубоба и черного кучера. Ему хотелось убить их. Он с трудом заставил себя вспомнить, что если уж он пережил так много, то теперь, чтобы выжить, ему нужно держать себя в руках, выжидать, накапливать силы, искать удобное время.
День близился к полудню, когда Кунта услышал звуки кузницы – кто-то стучал молотом по металлу. Подняв голову, Кунта напряг зрение, чтобы рассмотреть окрестности. В конце концов он понял, что звук исходит из густых зарослей деревьев. Многие деревья в лесу были вырублены, ящик на колесах катил мимо пеньков. Сероватый дым поднимался равниной, где выжигали сухой кустарник. Кунта сразу же почувствовал знакомый запах. Неужели тубобы удобряют землю для следующего урожая так же, как это делали в Джуффуре?
Далеко впереди у дороги Кунта разглядел небольшую квадратную хижину. Похоже, она была сделана из бревен. Перед хижиной находился расчищенный участок земли, который обрабатывал тубоб, бредущий за коричневым волом. Тубоб держался за изогнутые ручки какого-то громоздкого орудия и сильно нажимал на него. А само орудие тянул вол. Когда они подъехали ближе, Кунта увидел еще двух тубобов, бледных и худых. Они на корточках сидели под деревом. Вокруг них бродили три такие же худые свиньи и несколько куриц. В дверях хижины стояла женщина-тубоб с красными волосами. Из-за нее выбежали трое маленьких тубобов – они кричали и махали, приветствуя катящийся ящик на колесах. Увидев Кунту, они захохотали и стали указывать на него пальцем. Кунта смотрел на них, как на детенышей гиены. Дети бежали за повозкой довольно долго, а потом повернули назад. Только сейчас Кунта понял, что собственными глазами видел настоящую семью тубобов.
По дороге Кунта еще дважды видел большие белые дома, как тот, перед которым повозка остановилась прошлым вечером. Каждое такое строение было высотой в два дома – словно их поставили один на другой. Перед каждым стояли в ряд три-четыре огромных белых столба, по высоте и обхвату напоминающие деревья. Рядом с каждым таким домом Кунта видел несколько небольших темных хижин – он решил, что там живут черные. И повсюду тянулись бескрайние хлопковые поля, с которых недавно убрали урожай. Лишь кое-где мелькали несобранные белые головки.
На полпути между двумя большими домами повозка догнала пару странных людей, бредущих по обочине дороги. Поначалу Кунта принял их за черных, но когда повозка подъехала ближе, он увидел, что кожа их имеет красновато-коричневый цвет, а длинные черные волосы заплетены в косу и свисают вдоль спины, как канат. Люди эти шагали быстро. Их обувь и набедренные повязки были сделаны из шкуры. А еще Кунта увидел у этих людей лук и стрелы. Это были не тубобы, но и не африканцы. Они даже пахли по-другому. Что же это за люди? Ни тубоб, ни черный кучер не обратили на них внимания и прокатили мимо, окутав их облаком пыли.
Когда солнце стало клониться к закату, Кунта повернулся на восток. Когда он закончил свою безмолвную вечернюю молитву, солнце село. Кунта очень ослабел. Он два дня ничего не ел, отказываясь от пищи, которую ему предлагали, и теперь обессиленно лежал на дне катящегося ящика, не интересуясь ничем, что происходило вокруг него.
Но когда повозка остановилась, он все же приподнялся и огляделся вокруг. Кучер слез, повесил на борт повозки необычный фонарь, снова залез на сиденье и покатил дальше. Через какое-то время тубоб что-то сказал, а черный ему ответил. Впервые за целый день они обменялись хоть словом. Повозка снова остановилась, кучер сошел и набросил на Кунту какое-то покрывало, но тот сбросил его. Кучер залез на сиденье, они с тубобом укутались накидками, и повозка поехала дальше.
Хотя Кунта уже дрожал от холода, укрываться накидкой тубобов он не собирался. Он не доставит им такого удовольствия. Они предложили мне тепло, думал он, но держат меня в цепях, а люди из моего народа не только терпят это, но еще и выполняют грязную работу для тубобов. Кунта знал только одно: он должен бежать из этого ужасного места – или погибнуть при попытке бегства. Он больше не мечтал когда-нибудь увидеть Джуффуре, но если это каким-то чудом свершится, то вся Гамбия узнает, какова на самом деле страна тубобов.
Когда повозка неожиданно свернула с дороги и покатила по ухабистому проселку, Кунта из последних сил подтянулся и прищурился, всматриваясь в темноту. В отдалении он увидел призрачно белеющий большой дом. Как и в прошлую ночь, его охватил страх: что будет с ним, когда они приедут. Но он не чувствовал запаха тубобов или черных людей, которые должны были бы их встретить.
Когда повозка остановилась, тубоб сам спрыгнул на землю. Он заворчал, несколько раз наклонился и присел на корточки, чтобы размять мышцы. Потом что-то быстро сказал кучеру, указав на Кунту, и пошел к большому дому.
Другие черные не появились. Повозка, поскрипывая, покатила к соседним хижинам. Кунта лежал на спине, демонстрируя полное безразличие. Но каждая мышца его тела была напряжена. Он даже про боль позабыл. Он чувствовал запах других черных людей, но никто не вышел им навстречу. Надежда Кунты нарастала с каждой минутой. Остановив повозку, черный кучер тяжело и неуклюже спрыгнул на землю и пошел к ближайшей хижине с фонарем в руках. Он открыл дверь. Кунта наблюдал за ним. Он ждал, когда кучер войдет внутрь, чтобы рвануться и кинуться навстречу свободе. Но кучер вернулся назад к повозке. Сунув руку под сиденье, он отстегнул цепь Кунты и, держа ее в руках, обошел повозку сзади. Что-то заставляло Кунту пока лежать спокойно. Черный резко дернул цепь и что-то хрипло рявкнул, обращаясь к Кунте и пристально глядя на него. Кунта с трудом встал на четвереньки, стараясь казаться более слабым, чем на самом деле. Потом медленно и неуклюже пополз к борту. Как он и рассчитывал, черный потерял терпение, наклонился, мощной рукой вздернул Кунту вверх и перевалил через борт повозки, подняв колено, чтобы тот не грохнулся на землю.
И в тот же момент Кунта рванулся вверх – руки его сомкнулись на горле кучера, как мощные челюсти гиены. Фонарь упал на землю, черный с хриплым криком отшатнулся, но тут же пришел в себя. Могучими кулаками он принялся колотить Кунту по рукам и лицу. Но Кунта собрал последние силы и еще сильнее сжал горло кучера. Он извивался, чтобы увернуться от тяжелых ударов кулаков и коленей черного. Он не разжал руки, пока черный не осел со странным булькающим звуком, а потом не рухнул на землю.
Опасаясь собак, Кунта, как тень, скользнул в сторону от лежащего на земле кучера и опрокинутого фонаря. Он побежал по подмерзшему хлопковому полю. Давно не тренированные мышцы болели, но холодный воздух приятно освежал кожу. Кунта с трудом сдержался, чтобы не закричать от радостного ощущения полной свободы.
Глава 43
Острые шипы кустарников на опушке леса в клочья рвали ноги Кунты. Раздвигая ветки руками, он, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, стремился забраться как можно глубже в лес. Ему казалось, что он идет в чащу, но деревья неожиданно начали редеть, и вскоре он снова оказался в кустарнике. Перед ним тянулось очередное хлопковое поле, а за ним виднелся еще один большой белый дом, окруженный низкими темными хижинами. Потрясенный Кунта, охваченный паникой, метнулся назад в лес, осознав, что он всего лишь пересек узкую полоску леса, разделявшую два больших хозяйства тубобов. Скорчившись за деревом, он слушал, как колотится его сердце и кровь стучит в висках. Жгучая боль в руках и ногах чуть не свалила его с ног. Рассмотрев ступни и ладони в лунном свете, он увидел, что весь изрезался шипами. Но гораздо больше встревожило его то, что луна начала клониться – скоро наступит рассвет. Он знал: что бы он ни решил сделать, времени у него совсем мало.
Кунта снова побежал, спотыкаясь, но сразу же понял, что далеко не уйдет. Ему нужно вернуться в самую густую часть леса и спрятаться там. И он зашагал назад, порой опускаясь на четвереньки. Шипы впивались в руки и ноги. Наконец он оказался в густой роще. Легкие, казалось, сейчас взорвутся. Кунта решил залезть на дерево, но крона была совсем редкой, а толстый ковер листьев под ногами говорил о том, что листья с деревьев опали. Его сразу же увидят, поэтому прятаться лучше на земле.
Крадучись, он наконец-то нашел себе место в густых кустах. Небо уже начало светлеть. Вокруг было очень тихо. Кунта слышал только собственное дыхание. Это напомнило ему долгие одинокие бдения на полях земляных орехов с верной собакой-вуоло. И тут вдалеке он услышал низкий вой собаки. Он подумал, что ему кажется, но прислушался лучше. И звук повторился – только теперь выли уже две собаки. Времени у него не осталось.
Встав на колени и обратившись лицом к востоку, Кунта молился Аллаху о спасении. Закончив молиться, он услышал громкий лай, причем гораздо ближе. Он решил, что лучше всего будет остаться на месте, но когда лай и вой раздались снова, они звучали совсем близко. Казалось, собаки точно знают, где он, и Кунта не смог остаться на месте. По густому кустарнику он крался в поисках более тайного и надежного укрытия. Каждый шаг причинял ему страшные муки, шипы раздирали руки и колени. Но собачий лай звучал все ближе, и Кунта полз все быстрее. Лай приближался. Кунта был уверен, что слышит не только лай, но и крики тубобов.