– Ой!
– Не нравится мне это, – проворчала Белл, переходя на легкие поглаживания.
– Я просто устал. Мне нужно хорошенько выспаться.
– Посмотрим.
Белл задула свечу и легла рядом с ним.
Но, подавая массе завтрак на следующее утро, Белл сказала ему, что Кунта не может подняться с постели.
– Наверное, лихорадка, – ответил масса, пытаясь скрыть раздражение. – Ты знаешь, что делать. Но эпидемия продолжается, и мне нужен кучер.
– Да, масса. – Белл на минуту задумалась. – А вы не против молодого работника Ноя? Он так быстро вырос, что уже вполне сойдет за мужчину. Он хорошо управляется с мулами – и с лошадьми тоже управится.
– Сколько ему лет?
– Ной на два года старше нашей Киззи, значит… – она посчитала на пальцах, – значит, ему тринадцать или четырнадцать, полагаю.
– Слишком молод, – отмахнулся масса. – Скажи Скрипачу, чтобы запрягал лошадей. В последнее время в огороде особой работы нет, да и балов тоже никто не устраивает. Пусть запрягает и подает экипаж.
Идя к хижине Скрипача, Белл думала, что он либо встретит ее слова с безразличием, либо встревожится. Произошло и то и другое. Известие о том, что ему придется возить массу, Скрипач встретил с полным равнодушием. Но узнав, что Кунта заболел, он так встревожился, что ей пришлось останавливать его – он был готов броситься к другу немедленно.
С этого дня Скрипач изменился. Нет, он не стал счастливее, чем в последние месяцы. Он стал заботливым, внимательным и неутомимым. Днем и ночью он возил массу по всему округу, а потом приходил к Белл помогать ухаживать за Кунтой и другими рабами, кого скосила лихорадка.
Вскоре заболели многие – и на плантации, и повсюду. Масса сделал из Белл свою помощницу. Он лечил белых, а Ной на повозке, запряженной мулами, возил Белл заботиться о черных.
– У массы свои лекарства, а у меня свои, – доверительно сказала она Скрипачу.
Выдав лекарства массы, Белл давала своим пациентам секретный настой сушеных трав, заваренных на коре хурмы. Белл точно знала, что этот состав справляется с лихорадкой быстрее и лучше, чем лекарства белых людей. Но главным лекарством она считала – и всегда говорила об этом сестре Мэнди и тетушке Сьюки – свои молитвы у постели больных.
– Что Он дал человеку, Он может и забрать, если захочет, – говорила она.
И все же некоторые ее пациенты умирали – впрочем, как и пациенты массы Уоллера.
Состояние Кунты стремительно ухудшалось, несмотря на все усилия Белл и массы. Белл молилась все более страстно. Она позабыла про странную молчаливость и упрямство мужа. Целыми ночами она сидела у его постели, а он метался, стонал, обливался потом под несколькими лоскутными одеялами, а потом бормотал что-то в бреду. Белл держала его горячую, сухую руку и безумно боялась, что не успеет сказать ему то, что по-настоящему поняла только после стольких лет: он – самый лучший, самый сильный и добрый мужчина, и она никогда не встречала подобных ему, и она любит его всем сердцем.
Кунта уже три дня был без сознания, когда приехала мисси Анна. Она пришла навестить Киззи в ее хижину и увидела рядом с Белл сестру Мэнди и тетушку Сьюки. Женщины плакали и молились. Мисси Анна разрыдалась и бросилась в большой дом. Массе Уоллеру она сказала, что хочет почитать Библию паппи Киззи, но не знает, какую главу выбрать. Она просила совета. Масса был растроган такой чуткостью обожаемой племянницы. Он усадил ее на диван, отпер книжный шкаф и достал большую Библию. Немного подумав, раскрыл книгу и указал Анне то место, с которого нужно начать.
Рабы быстро узнали, что мисси Анна будет что-то читать, и все собрались возле хижины Белл и Кунты. Девочка начала:
– Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. – Мисси Анна умолкла, перевернула страницу и продолжила: – Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. – Она сделала еще одну паузу, набрала воздуха и неуверенно посмотрела на тех, кто ее окружал.
Глубоко растроганная сестра Мэнди не удержалась:
– Господь, услышь это дитя! Как она выросла и как хорошо научилась читать!
Все одобрительно зашумели. Мать Ноя, Ада, удивлялась:
– Надо же, еще вчера она бегала здесь в подгузниках! Сколько же ей лет?
– Скоро исполнится четырнадцать! – Белл была так горда, словно мисси Анна была ее собственной дочерью. – Пожалуйста, почитай нам еще, солнышко!
Покраснев от комплиментов, мисси Анна прочла последние строки двадцать второго псалма.
Через несколько дней лечения и молитв Кунта стал чувствовать себя лучше. Белл поняла, что муж поправляется, когда он посмотрел на нее и снял с шеи сушеную кроличью лапку и мешочек с асфетидой, который должен был отпугивать неудачи и болезни. И Киззи поняла это, когда шепнула отцу на ухо, что в прошлое новолуние бросила в его флягу красивый камешек, и Кунта широко улыбнулся. А Кунта понял, что со Скрипачом все будет в порядке, когда утром проснулся под звуки скрипки у своей постели.
– Наверное, я сплю, – сказал Кунта, открывая глаза.
– Нет, уже не спишь, – ответил Скрипач. – У меня уже сил не осталось возить твоего массу по всему округу. Он мне дырки в спине прожег своим взглядом. Тебе, ниггер, пора подниматься и приниматься за дело.
Глава 81
На следующий день Кунта уже сидел в постели. И тут в хижину влетела Киззи – вместе с мисси Анной. Девочки смеялись и болтали. У Анны были школьные каникулы, и она приехала к дяде. Кунта услышал, как девочки сдвигают стулья, чтобы усесться возле стола в соседней комнате.
– Киззи, ты выучила уроки? – сурово спросила мисси Анна, изображая учительницу.
– Да, мэм! – пискнула Киззи.
– Что ж, хорошо… тогда… что это?
Наступило молчание. Кунта прислушался. Киззи бормотала, что не может вспомнить.
– Это «Д», – сказала мисси Анна. – А что это такое?
Киззи воскликнула сразу же:
– Это кружок – «О»!
Девочки весело рассмеялись.
– Хорошо! Ты не забыла! А это что такое?
– Э… а… умм… – А потом Киззи воскликнула: – Это «Г»!
– Верно!
Настало очередное молчание, потом мисси Анна сказала:
– Ну, видишь? Д-О-Г. Что это?
По молчанию Киззи Кунта догадался, что она не знала – впрочем, как и он сам.
– ДОГ! Собака! – воскликнула мисси Анна. – Слышишь? Не забывай – Д-О-Г! Ты должна как следует выучить буквы, и тогда мы начнем складывать их в слова.
Девочки убежали, а Кунта задумался. Он не мог не гордиться успехами Киззи в учении. С другой стороны, его злило, что ее головку заполняют всякими тубобскими знаниями. Может быть, поэтому она в последнее время не проявляла интереса к их разговорам об Африке. Наверное, уже слишком поздно, но не стоит ли все же научить ее читать по-арабски? Но потом Кунта решил, что это так же глупо, как поощрять ее уроки с мисси Анной. А вдруг масса Уоллер узнает, что Киззи умеет читать – на каком бы то ни было языке? Это наверняка положит конец «учебе» – а может быть, и их отношениям. Впрочем, Кунта не был уверен, что масса на этом остановится. В общем, «уроки» Киззи продолжались еще две или три недели, пока мисси Анна не вернулась к своим ежедневным занятиям. К этому времени Кунта уже окончательно поправился и заменил Скрипача в экипаже массы.
Но даже когда мисси Анна уехала, Киззи каждый вечер сидела за столом. Почти касаясь карандашом щеки, она старательно переписывала слова из книжки, которую ей подарила мисси Анна, или с клочков разорванных газет. Белл шила или вязала, Кунта покачивался в своем кресле, а Киззи писала. Кунта сидел спиной к ней и иногда слышал, как Киззи обращается к Белл – хотя отлично знает, что мать умеет и читать, и немного писать.
– Вот это «А», мамми, – объясняла Киззи. – А это «О». Это всего лишь маленький кружок.
Потом девочка переходила к словам, как делала это мисси Анна.
– Это «собака», а это «кот»… а это вот «Киззи»… а это твое имя, Б-Е-Л-Л. Тебе нравится? Ну, напиши сама.
Белл притворялась, что письмо ей не дается, и с трудом царапала слова, сознательно делая ошибки, чтобы Киззи могла ее поправить.
– Мамми, пиши так, как я тебе показываю, и у тебя получится так же хорошо, как у меня, – говорила Киззи, страшно гордая тем, что и сама может чему-то научить мать.
Спустя несколько недель вечером, когда Киззи заснула за столом после утомительного урока правописания, Белл разбудила ее и отправила в постель. А потом легла рядом с Кунтой и тихо сказала:
– Это уже не игра. Этот ребенок уже знает больше, чем я. Остается только надеяться, что все будет хорошо. Господь милостив!
Киззи и мисси Анна продолжали навещать друг друга, чаще всего по выходным, но не каждую неделю. Через какое-то время Кунта начал ощущать (или надеяться), что их отношения не то чтобы охладели, но постепенно перестали быть настолько близкими. Мисси Анна начала превращаться в девушку на четыре года раньше Киззи.
Наконец приблизилась важная веха – долгожданное шестнадцатилетие. Но за три дня до запланированного события мрачная и разгоряченная мисси Анна верхом на лошади галопом принеслась к массе Уоллеру и со злыми слезами на глазах рассказала, что ее болезненная мать, отговорившись своими головными болями, отказалась устраивать праздник. Анна умоляла дядюшку позволить ей устроить праздник в его доме. Масса Уоллер ни в чем не мог ей отказать. Он, конечно же, согласился, и Русби покатил по всему округу, извещая юных гостей о перемене адреса. Белл и Киззи помогали мисси Анне готовиться к празднику. Они успели точно в срок. Киззи помогла мисси Анне надеть вечернее платье, и та спустилась к своим гостям.
Но потом, – рассказывала Белл Кунте, – как только прибыл первый экипаж, мисси Анна стала вести себя так, словно совсем незнакома со снующей с подносами закусок Киззи.