Через некоторое время один из молодых мужчин четвёртого кафо спросил: «А тубобы могут измениться?» «Это произойдет, — ответил один из старейшин, — когда река потечёт вспять».
Вскоре костёр догорел, и мужчины стали вставать и расходиться. Но пять молодых мужчин третьего кафо остались, чтобы засыпать все догоревшие костры пылью, а остальные, включая Кунту, пошли на свои места с обратной стороны деревенского забора, чтобы охранять Джуффур.
Выйдя вместе с другими за ворота, Кунта помахал товарищам и пошёл вдоль ограды мимо колючих кустов и спрятанных в них острых кольев к своему укрытию, их которого просматривалась большая территория, залитая лунным светом.
Глава 29
Кунте теперь казалось, что Бинта почти каждый день чем-нибудь его раздражает. Конечно, выражалось это не поступками или словами, а по-другому: взглядами, интонацией. Это было особенно заметно, когда Кунта приобретал что-нибудь для себя не из рук Бинты.
Однажды утром она чуть не выронила калабаш с кускусом на Кунту, когда увидела, что на нём была рубашка, сшитая кем-то другим. Чувствуя вину за то, что в обмен на рубашку он отдал выделанную шкуру гиены, Кунта всё же не стал ничего объяснять матери, хотя и видел её сильную обиду.
С этого утра она всякий раз, принося Кунте еду, тщательно оглядывала хижину, ища новые предметы: половики, корзины, вёдра, горшки. Ни одна новая вещь не оставалась незамеченной.
Однажды до прихода Бинты Кунта поставил у входа в свою хижину отлично сплетённую корзину, которую подарила ему одна из нескольких деревенских вдов по имени Джинна М’Баки. Эта вдова была моложе Бинты. Ещё когда Кунта пас коз, муж этой женщины ушёл на охоту и не вернулся. Её хижина находилась рядом с хижиной Ньо Бото. Кунта часто приходил к старой Ньо Бото и вскоре стал частенько разговаривать со вдовой. Кунту злило, что его сверстники стали дразнить его за то, что вдова подарила ему дорогую бамбуковую корзину.
Когда Бинта вошла в хижину Кунты, увидела корзину и по стилю плетения поняла, чья она, то отскочила от корзины как от скорпиона. Разумеется, она ни слова не сказала, но Кунта добился своего. Он уже не мальчик, и Бинте давно пора прекратить вести себя по-матерински.
Кунта уже давно решил не заходить в хижину Бинты, а теперь стал серьёзно задумываться о том, чтобы еду ему готовила какая-нибудь другая женщина. Большинство сверстников Кунты питались едой, приготовленной их матерями, но для некоторых готовили старшие сёстры или жёны старших братьев. Если Бинта будет вести себя хуже, подумал Кунта, ему придётся найти другую женщину, например, вдову, которая подарила ему корзину. Он знал, что та с радостью согласится для него готовить.
Как-то утром, возвращаясь с дежурства по охране поля за деревней, Кунта увидел впереди на тропе трёх молодых мужчин примерно одного с ним возраста. Кунта крикнул им, а когда они оглянулись, побежал приветствовать их. Это были путешественники из деревни, что находилась от Джуффура на расстоянии одного дня и одной ночи. Они рассказали Кунте, что идут искать золото.
Кунта пригласил путешественников остановиться в деревне, но они спешили. «А почему ты не хочешь пойти с нами?» — спросил один из путешественников. Кунта, никогда и не мечтавший о таком, был так озадачен этим вопросом, что отказался, сославшись на важные дела. Путешественники выразили сожаление, и один из них сказал: «Если ты надумаешь, то присоединяйся к нам». Он опустился на колени и нарисовал на земле схему маршрута. От Джуффура до того места нужно было идти два дня и две ночи.
Кунта медленно брёл к своей хижине. Он думал, что мог бы попросить кого-нибудь заменить его на время путешествия. И вдруг его осенила мысль: теперь, когда он был мужчиной, он мог взять в путешествие Ламина, как когда-то отец взял его самого. Целый час Кунта расхаживал по своей хижине, пытаясь ответить на вопросы, связанные с таким решением. Прежде всего, разрешит ли Оморо Ламину пойти с Кунтой? Кунте не очень то хотелось спрашивать у отца разрешения, ведь он был уже мужчиной, но Ламин был ещё мальчиком, и для такого путешествия требовалось разрешение отца. А вдруг Оморо откажет? А как поведут себя путешественники, когда Кунта появится с младшим братом.
«Ламин хороший мальчик. Он хорошо ведёт себя дома, и прекрасно ухаживает за моими козами», — так начал Кунта свой разговор с Оморо. Он знал, что мужчины никогда не говорят о главном сразу. Оморо, разумеется, тоже об этом знал.
«Да. Это так», — ответил он. Как можно спокойнее Кунта сообщил отцу о встрече с путешественниками, об их приглашении идти искать золото. Набрав побольше воздуха, Кунта наконец произнёс: «Я подумал, что Ламину пришлось бы по душе такое путешествие».
Лицо Оморо совершенно ничего не выражало. Долго помолчав, он сказал: «Путешествие для мальчика всегда полезно. Но прошло много дождей с той поры, как я путешествовал в той стороне. Я не очень то хорошо помню дорогу». Кунта понимал, что отец, который никогда ничего не забывал, пытался просто проверить, знает ли Кунта маршрут своего путешествия.
Быстро став на колени, Кунта начертил подробный план движения. Когда схема была готова, Оморо проговорил: «Я бы старался проходить ближе к деревням. Это немного длиннее, зато безопаснее. — Он обвёл пальцем последнюю треть маршрута. — В этих местах почти никто не говорит на языке племени мандинго».
Кунта вспомнил уроки кинтанго и, глядя отцу в глаза, сказал: «Солнце и звёзды укажут мне путь»
Последовала долгая пауза, прежде чем Оморо произнёс: «Я зайду к твоей матери»
У Кунты сердце подскочило от радости. Он знал, что отец таким способом дал своё согласие. Оморо недолго пробыл в хижине Бинты. Едва он ушёл, как Бинта выскочила на улицу, обхватив голову обеими руками, и закричала: «Мади! Суваду!» Из других хижин стали выходить матери и незамужние девушки. А Бинта, схватив младших детей пошла к колодцу и, окружённая другими женщинами, начала стенать и жаловаться, что теперь она осталась только с двумя детьми, так как двух её старших сыновей скоро утащат тубобы. Одна из девчонок второго кафо, не утерпев, побежала с этой новостью на пастбище, где Ламин и его сверстники пасли коз. Возвратившись с пастбища, счастливый Ламин буквально ворвался в хижину Кунты. Это было скоропалительное решение, но Кунта, едва взглянув на лицо брата, простил ему эту дерзость. Ламин стоял и смотрел на брата, пытаясь что-то сказать и почти всем телом дрожал от возбуждения, и Кунта сам едва сдержался от желания схватить и крепко обнять брата.
Кунта услышал свой собственный, почти недовольный голос: «Я вижу, ты уже всё знаешь. Мы отправимся завтра, после утренней молитвы».
Глава 30
У дерева путешественников Кунта помолился о том, чтобы их путешествие было безопасным. А чтобы им сопутствовала удача, он к нижней ветке привязал за ногу цыплёнка.
Хотя Кунта шёл не оглядываясь, он знал, что Ламин отчаянно пытается удержать на голове узел и не отстать.
Через час тропинка повела их мимо невысокого дерева, увешанного бусами. Кунта хотел объяснить Ламину, что такое дерево обозначало, что недалеко живут мандинго-язычники, не верящие в Аллаха. Они нюхают и курят табак и пьют пиво, сделанное из мёда. Но умение шагать было важнее, и Кунта ничего не сказал. К полудню Кунта знал, что ноги у Ламина стёрлись и шея онемела от груза, но только преодолевая боль, мальчик мог закалить дух и тело. В то же время Кунта понимал, что Ламину надо отдохнуть, иначе он может не выдержать, и это ранит его самолюбие и гордость.
Проходя мимо первой деревни, где им навстречу выбежали детишки первого кафо, Кунта знал, что Ламин сейчас ускорит шаг и распрямится, чтобы произвести впечатление на малышей. Но вскоре он уже думал о другом. Он собирался сделать себе барабан. Он уже знал, где взять нужное крепкое дерево для каркаса, а для самого барабана в его хижине лежала выскобленная кожа молодого козла. В ушах Кунты уже звучал голос его собственного барабана.
Кунта с теплотой думал о трёх молодых путешественниках. Хотя он их раньше не встречал, ему казалось, что они были ему, как братья. Может быть, от того, что мужчины тоже были из племени мандинго. Они разговаривали немного не так, как он, но внутри они были точно такими же.
Когда наступило время очередной молитвы, Кунта сошёл с тропинки и остановился недалеко от небольшого ручья. Не глядя на Ламина, он снял свой груз, наклонился к ручью и зачерпнул воды ополоснуть лицо. Немного попив, он начал молиться, а потом услышал, как узел Ламина с глухим звуком упал на землю. Быстро дочитав молитву, Кунта хотел сделать Ламину замечание, но, повернувшись, увидел, с каким трудом его младший брат подбирается к воде. И всё же суровым голосом он произнёс: «Пей маленькими глотками!» Пока Ламин пил, Кунта решил, что здесь они часок отдохнут.
Он думал, что Ламин, немного поев, сможет идти до времени следующей молитвы,
а там они по-хорошему поедят и заночуют. Но брат так устал, что не мог даже есть. Кунта посмотрел на его ступни — они пока не кровоточили. Немного подремав под деревом, Кунта достал сушёного мяса, разбудил Ламина, дал ему кусок, поел сам. Вскоре они снова отправились в путь.
Ближе к сумеркам Ламин стал всё чаще и чаще поправлять руками узел на голове. Кунта увидел впереди стайку крупных птиц. Он резко остановился (Ламин опустился на колени под ближайшим кустом), спрятался за куст и просвистел. Вскоре на куст село несколько самок. Стрела Кунты поразила одну из них. Пока птица жарилась, Кунта сделал небольшое укрытие и помолился. Затем он разбудил Ламина, который уснул, как только сбросил с головы узел. Едва проглотив еду, Ламин тут же снова заснул.
Сразу после восхода солнца они продолжили свой путь. Проходя мимо очередной деревни, они увидели недалеко от тропы старика. Он согнулся над плетёным ковриком и раскладывал ракушки каури, что-то бормоча. Кунта не хотел мешать старику и направился было мимо, но старик поднял на них глаза и подозвал к себе.