Корни. Часть I — страница 17 из 18

«Я из деревни Кутакунда, — сказал он скрипучим голосом. — А вы откуда будете?»

Кунта ответил, и старик кивнул головой. Он объяснил, что раскладывал каури, чтобы узнать, можно ли ему совершить путешествие в город Тимбукту, в котором он мечтал побывать перед смертью. Он спросил, могут ли путешественники ему чем-нибудь помочь? «Мы бедные, но рады поделиться тем, что у нас есть, дедушка», — сказал Кунта и, достав из своего узла кусок мяса, отдал его старику.

«Вы братья?» — спросил старец, поблагодарив Кунту за мясо.

— Да, дедушка.

«Это хорошо, — проговорил старик и взял две каури. — Положи это в мешок, и тебе улыбнётся удача, — сказал он Кунте, подавая одну ракушку. А ты молодой человек, — обратился он к Ламину, подавая ему другую ракушку, — сохрани это до той поры, когда у тебя будет свой собственный охотничий мешок». Они оба поблагодарили старика и двинулись дальше.

Шли они довольно долго, когда Кунта решил, что настало время нарушить молчание. Не останавливаясь и не оглядываясь, он начал говорить: «Есть легенда, что именно мандинго назвали то место, куда направляется этот старец. Они нашли там насекомое, которое никогда не видели раньше и назвали место „Тумбо Киту“, что означает 'новое насекомое'». Не услышав никакого ответа от Ламина, Кунта обернулся. Ламин был далеко позади. Он склонился над узлом, который, видимо, упал с головы и развязался. Помогая Ламину завязать узел, Кунта ругал себя за то, что не заметил отсутствия брата и мог его потерять.

Не успели они пройти ещё немного, как Ламин издал приглушённый крик. Думая, что Ламин наступил на колючку, Кунта оглянулся и увидел, что брат смотрит вверх на большую пантеру, растянувшуюся на толстой ветке, под которой ему надо было пройти. Пантера фыркнула и нехотя удалилась в листву. Испуганный и растерянный Кунта пошёл дальше. Почему он не заметил пантеру? Конечно, она не собиралась прыгать на них. Такие хищники днём не нападали даже на других животных, а на людей вообще редко набрасывались, разве что, когда были в безвыходном положении или ранены. Ему припомнились слова кинтанго: «Чувства у охотника должны быть тонкими. Он должен слышать то, чего не слышат другие. Он должен видеть в темноте». Но из-за своих мыслей Кунта не заметил пантеры. Большинство его неприятностей происходили из-за этой привычки, которую следовало обязательно искоренить. Быстро наклонившись, Кунта поднял маленький камень, плюнул на него трижды и бросил подальше назад; таким образом он избавился от неудачи.

Они проходили мимо деревень, где им навстречу опять выбегали малыши первого кафо, где мужчины сидели под баобабом, а женщины сплетничали у колодца.

Через некоторое время они вышли на песчаную пустынную местность, где изредка виднелись странной формы баобабы. Когда наступило время очередной молитвы, они немного отдохнули, перекусили, и Кунта проверил узел Ламина и его ноги.

И вновь тропинки расходились, пока, в конце концов, Кунта и Ламин не пришли к старому баобабу с пустым стволом, о котором говорили трое путешественников. «В нём покоится гриот», — подумал Кунта, потому что знал, что гриотов хоронили не как всех остальных, а укладывали в пустые стволы отживших баобабов, поскольку и дерево, и истории гриотов были вечными. «Теперь уже недалеко», — сказал Кунта и пожалел, что у него не было барабана; он бы сейчас известил друзей о своём прибытии. К заходу солнца они дошли до места, где искали золото трое новых знакомых Кунты.

«Мы чувствовали, что ты придёшь!» — закричали они радостно, когда увидели Кунту. На Ламина они даже не обратили внимания. Во время второй беседы новые друзья с гордостью показывали Кунте маленькие золотые блёстки, которые они добыли. На следующий день рано утром Кунта и Ламин приступили к промывке песка, в котором время от времени попадались крошечные золотые крупицы. Они работали так напряжённо, что им некогда было разговаривать. Ламин, казалось, забыл о своих ноющих мышцах, так он увлёкся добычей золота.

Каждая добытая крупица аккуратно засовывалась в ствол самого большого пера дикого голубя, дырочка тщательно затыкалась кусочком хлопка. К тому моменту, когда трое путешественников решили, что они добыли достаточно золота, Кунта и Ламин заполнили драгоценными зернами шесть голубиных перьев. Трое молодых друзей решили идти дальше, туда, где, как им казалось, можно было найти бивни слонов. Там было место, где слоны часто ломали бивни, пытаясь выкорчевать молодые деревья или кусты. Ещё они сказали, что можно стать настоящим богачом, если наткнёшься на кладбище слонов. Пойдет ли Кунта с ними, спрашивали путешественники. Кунте очень хотелось пойти, но он понимал, что с Ламином это невозможно. Он поблагодарил своих новых друзей и тепло простился с ними, заручившись их обещанием, погостить в Джуффуре на обратном пути.

Дорога назад казалась Кунте короче. Ноги Ламина сильно кровоточили, но он пошёл гораздо быстрее, когда Кунта разрешил ему нести перья с золотом. Радости Ламина не было предела, как и радости Кунты, взявшего брата в путешествие, как когда-то его самого взял отец, и как в будущем Ламин возьмет Суваду, а Суваду — Мади. Когда они дошли до дерева путешественников Джуффура, Кунта услышал, как с головы Ламина снова свалился узел. Кунта резко обернулся, но, увидев умоляющий взгляд брата, буркнул: «Ладно, возьмёшь узел потом!» Забыв об усталости и сбитых ногах, Ламин во весь дух кинулся в деревню.

К тому моменту, когда Кунта вошёл в ворота, вокруг Бинты уже собрались женщины и ребятишки, а сама она сияла от радости, воткнув в волосы все шесть драгоценных перьев. Женщины с завистью смотрели на Бинту. «У Бинты на голове корова!» — кричала одна и бабушек имея в виду, что на золото в перьях вполне можно было купить корову.

«Ты хорошо поступил!» — сказал Оморо, когда Кунта встретился с ним. В последующие дни старики, встречая Кунту, улыбались ему и вступали в разговор, и даже сверстники Суваду здоровались с Кунтой, как со взрослым. Теперь Кунта позволял Бинте не только готовить ему еду, но и выискивать на голове паразитов. Время от времени он стал заходить в её хижину и даже кое-что делать для неё. А когда Бинте надо было делать какую-нибудь работу в хижине, Кунта забирал на улицу всех троих братьев. Она с улыбкой смотрела, как Кунта шёл, посадив на плечи Мади, следом шел Ламин, а чуть дальше Суваду. Кунте в такие минуты становилось так приятно, что хотелось иметь свою собственную семью. Но думать об этом было ещё слишком рано.

Глава 31

Молодым мужчинам разрешалось, если они не были заняты другими делами, присутствовать на собраниях Совета Старейшин, они проходили каждую луну под самым древним баобабом Джуффура. Шестеро старейшин, сидящих на выделанных шкурах, казались Кунте не моложе древнего баобаба. Напротив старейшин сидели те, чьи споры или просьбы рассматривал Совет. За теми, кого заслушивал совет Старейшин, сидели рядами остальные мужчины, соответственно их возрасту — сначала самые старые, затем мужчины возраста Оморо, потом молодые мужчины. За мужчинами разрешалось сидеть женщинам, хотя они присутствовали на собраниях крайне редко, разве что если решалось какое-нибудь дело, дающее пищу для сплетен.

Когда решались чисто хозяйственные проблемы, женщины совсем не появлялись. Но если рассматривались какие-то личные жалобы, то народу собиралось много. Однако всякий шум тут же прекращался, когда главный старейшина поднимал палочку, чтобы простучать имя первого жалобщика. Их дела тоже рассматривались в соответствии с возрастом.

Каждый из жалобщиков вставал и излагал суть дела, а старейшины слушали его, глядя в землю. После этого каждый старейшина мог задавать вопросы.

Если речь шла о споре, то заслушивалась и другая сторона, после чего старейшины поворачивались к публике спиной и обсуждали дело. Обсуждение могло длиться довольно долго. Потом старейшины поворачивались лицом к присутствующим и объявляли о своём решении.

Даже для таких молодых мужчин, как Кунта, слушания стали обычным делом. Жители, которых только что родился ребёнок, просили дополнительный участок земли. Такие просьбы, как и предоставление земельных участков молодым мужчинам, решались быстро.

На первом собрании, которое Кунта посетил, слушался спор двух мужчин из-за плодов фруктового дерева. Его посадил один мужчина, но участок, на котором росло дерево, теперь отошёл к другому мужчине, так как семья первого уменьшилась. Совет Старейшин принял решение оставить дерево за первым, объявив: «Если бы он не посадил этого дерева, то не было бы никаких плодов».

На других собраниях люди часто обвинялись в поломке или утере взятых на время инструментов. Если обвиняемый не представлял свидетелей того, что инструмент был старым, его обязывали выплатить стоимость нового инструмента. Бывали и обвинения в сглазе. Один мужчина утверждал, что сосед прикоснулся к нему шпорой петуха, от чего он сильно заболел. Молодая жена жаловалась, что её свекровь спрятала на кухне растение, из-за которого еда получается невкусной. А одна вдова заявила, что старик, домогательства которого она отвергала, набросал на её пути толчёную яичную скорлупу, из-за чего на неё сваливаются разные несчастья. Если представлялось достаточно доказательств, Совет Старейшин распоряжался вызвать в деревню странствующего колдуна за счёт обвиняемого, чтобы нейтрализовать действие злых духов.

Бывали случаи, когда должников обязывали немедленно рассчитаться, даже если для этого им приходилось продавать своё имущество. А если не было имущества, то должник обязан был отработать на поле того, кому задолжал. Не раз Кунте доводилось видеть, как рабы обвиняли своих хозяев в плохом обращении или в том, что те забирали больше условленной половины урожая. Хозяева тоже частенько обвиняли рабов в нечестности и в намеренной порче инструментов.

Но случалось, что между рабом и хозяином не возникало никаких споров. Иногда даже раб просил вместе с хозяином разрешения жениться на ком-нибудь из девушек семейства. Разрешение на женитьбу должна была получать любая пара. Молодым, состоявшим в слишком близком родстве, отказывали, а для остальных назначался срок в одну луну. За это время жители деревни должны были приходить к любому старейшине и рассказывать ему всё, что они знали о молодых, вступающих в брак. Хорошо ли каждый из них вёл себя дома, когда был ребёнком? Причиняли они вред кому-либо из жителей или нет? Проявлялись ли в них какие-либо отрицательные черты — обман или сокрытие полной правды? Бывал ли мужчина жесток к своим козам? Если что-то подобное становилось известным, то женитьба не разрешалась, поскольку считалось, что эти пороки могут передаться будущим детям.