Сказав всё это, арафанг объявил, что прежде всего они начнут читать некоторые суры из Корана, которые впоследствии надо будет выучить. После этого он их отпустил, так как к нему пришли старшие дети, бывшие пастухи коз. Они выглядели более испуганными, чем сверстники Кунты, поскольку в этот день они сдавали выпускной экзамен по чтению наизусть из Корана и по арабскому письму. От результатов этого экзамена зависел их переход в третий кафо.
В этот день впервые в жизни Кунта и его сверстники самостоятельно погнали коз на пастбище. Но Кунта чувствовал себя не менее загнанным, чем козы, за которыми они следили. Едва он садился, чтобы подумать о переменах, происшедших в его жизни, как ему надо было что-нибудь делать. Весь день с козами, учёба после завтрака и вечером, потом тренировка в стрельбе из рогатки до наступления темноты. Ему казалось, что теперь так и не найдётся времени для серьёзных размышлений.
Глава 11
Уборка земляных орехов и кускуса была завершена, и наступила пора женских рисовых полей. Ни один мужчина не помогал своей жене. Даже такие ребята как Ситафа и Кунта не помогали матерям, поскольку рисом занимались только женщины. Но даже и после уборки урожая риса, женщины не отдыхали, а помогали мужчинам собирать хлопок, которым занимались в последнюю очередь, давая ему возможность посохнуть на солнце как можно дольше, чтобы потом получалась крепкая нить для шитья.
Теперь все с нетерпение ожидали ежегодного семидневного праздника урожая, и женщины торопились сшить для семьи новую одежду. Пока мать скручивали нить, Кунте приходилось заниматься младшим братом Ламином. Но Кунта был счастлив, когда мать взяла его с собой к деревенской ткачихе Дембо Диббе. Кунта зачарованно следил, как её скрипучий станок превращал нить в ткань. А дома Бинта позволила Кунте смешивать воду с древесной золой, чтобы получился крепкий щелок. В этот щелок Бинта засыпала тщательно истолчённые листья индиго для окраски ткани в тёмно-синий цвет. Все женщины в деревне делали то же самое, и вскоре по кустам висели как гирлянды куски материи не только синего, но и жёлтого, красного и зелёного цветов.
Пока женщины занимались одеждой, мужчины выполняли свою работу до наступления жаркого сезона, когда невозможно заниматься тяжёлым трудом. Приводилось в порядок бамбуковое ограждение, ремонтировались земляные хижины, пострадавшие от проливных дождей, заменялась солома на крышах. Некоторым молодым парам, которые собирались пожениться, требовались новые хижины, и у Кунты появилась возможность вместе с другими ребятами месить глину, из которой мужчины строили стены новых домов.
В колодце стала появляться грязная вода, и когда один из мужчин спустился, то выяснилось, что рыба, которая поедала в колодце насекомых, подохла. Было решено копать новый колодец. Кунта наблюдал, как мужчины докопали землю до глубины своего роста и передали наверх несколько яйцевидных кусков зеленовато-белой глины. Эти куски были тут же съедены женщинами с большими животами. Эта глина, как объяснила Бинта, укрепляет кости будущего ребёнка.
На детей теперь никто не обращал внимания, даже на таких маленьких, как Ламин, потому что старые бабушки работали до поздней ночи, делая для незамужних девушек украшения к празднику. Локоны, косы и целые парики изготавливались из вымоченной коры баобаба. Грубые парики из сизаля стоили гораздо дешевле, чем мягкие, шелковистые парики из волокон баобаба. Их изготовление требовало гораздо больше времени, и цена такого парика могла достичь трёх коз.
Ньо Бото доставляла много удовольствия всем женщинам не только своими искусно сделанными париками, но и своим шумным пренебрежением древней традицией, согласно которой женщина должна всегда выражать своё полное уважение мужчине. Каждое утро она, раздевшись до пояса, усаживалась у своей хижины и изготавливала парики и другие украшения к празднику. Но ни один мужчина не проходил мимо нее незамеченным. «Ха! — кричала Ньо Бото. — Посмотрите! Они называют себя мужчинами! Вот в мое время мужчины действительно были мужчинами». И всякий проходящий мужчина спасался бегством от злого языка старухи.
Девочки второго кафо помогали своим матерям и старшим сестрам собирать лекарственные травы и травы для приправ. Кроме того, они помогали стирать бельё.
Когда основная работа мужчин была сделана (буквально за несколько дней до новолуния, открывавшего праздник урожая во всех деревнях Гамбии), в деревне Джуффур стали слышны звуки музыкальных инструментов. Это музыканты играли на своих двадцатичетырёхструнных корах, барабанах, балафонах (звучных инструментах, сделанных из тыквенных бутылок, подвязанных к деревяшкам разной длины, по которым ударяют молоточками), а вокруг собирались толпы, чтобы похлопать в ладоши и послушать. Кунта, Сатифа и их сверстники вернувшись с пастбища, бежали к музыкантам и играли там на бамбуковых флейтах, колокольчиках и погремушках, сделанных из сушеных тыкв.
Большинство мужчин теперь отдыхали, сидя на корточках в тени большого баобаба и разговаривая. Мужчины возраста Оморо и младше старались держаться подальше от Совета Старейшин, который принимал важные решения по подготовке деревни к празднику.
Некоторые мужчины изготавливали из дерева страшные и таинственные маски, в которых вскоре будут танцевать на празднике. Другие вырезали фигуры животных и людей.
Кунта решил, что большие девчонки, которые вместе с ними лазали на деревья, теперь выглядели совсем глупо, всё время кривлялись и хихикали. Они даже ходить не могли нормально. И он не понимал, почему мужчины часто оборачивались на них, ведь эти девчонки даже не могли стрелять из лука.
У некоторых девушек он заметил распухшие губы величиной с кулак, они их кололи шилом и натирали чёрной сажей. Даже Бинта, как и все девушки старше двенадцать дождей, кипятила по ночам а потом остужала варево из толчёных листьев фудано. Потом она опускала туда светлые ладони и ступни ног, и они становились совершенно чёрными. Когда Кунта спрашивал у матери, зачем она это делает, она прогоняла его. Поэтому он спросил у отца, и тот ответил: «Чем чернее женщина, тем она красивее».
— Но почему? — спрашивал Кунта.
— Когда-нибудь, — отвечал Оморо, — ты всё поймёшь.
Глава 12
Кунта проснулся на рассвете под звук барабана. Он, Сатифа и их сверстники побежал к дереву, где уже играли деревенские барабанщики. Собирающаяся толпа жителей, одетых в костюмы, вскоре стала отвечать на ритмичные звуки движениями рук, ног, тел, пока все они не начали танцевать.
Кунта поворачивался то туда, то сюда, глядя на танцующих. Под одной из страшных масок он узнал алима, под другой — своего отца. Глухие удары барабанов, казалось, звучат не только в ушах Кунты, но и во всех остальных частях тела. Сам того не замечая, он начал мало-помалу двигать руками и ногами, а вскоре уже прыгал и кричал вместе с остальными, пока не упал обессиленный на землю. Никогда о ещё не ощущал себя так странно. Как в тумане, с испугом и возбуждением он следил за другими ребятами и взрослыми, а потом снова начал танцевать. Все жители от самого маленького до самого старого, танцевали весь день, не останавливаясь ни для еды, ни для питья, а только чтобы перевести дух. Но даже когда Кунта свалился и заснул, барабаны продолжали звучать.
Второй день празднества начался после полудня парадом почётных людей. Во главе парада шли арафанг, алим, старейшины, охотники, борцы и те, кого Совет Старейшин назвал почётными за их важные дела, совершённые со времени прошлогоднего праздника. Все остальные шли позади, распевая и хлопая в ладоши, в то время как музыканты выводили процессию за пределы деревни к дереву путешественников.
Кухни всех женщин были открыты. Любому проходящему предлагались различные блюда, а молодые девочки держали в руках бамбуковые ведерки, наполненные свежими фруктами.
Наевшись досыта, ребята побежали к дереву путешественников, чтобы встретить прибывающих незнакомцев, которых теперь приходило очень много. Некоторые оставались на ночь, но большинство делало остановку только на несколько часов. Сенегальцы раскладывали рулоны различных тканей. Другие приносили мешки орехов. По реке приплывали торговцы солью; она обменивалась на шкуры, воск и мёд. Торговцы-язычники торопливо проходили мимо деревни, поскольку их товар- табак и медовое пиво — предназначался только неверным.
Каждое утро деревня засыпала и вставала под звук барабанов. И каждый день появлялись странствующие музыканты. Если им нравились подарки, то они останавливались на некоторое время, чтобы поиграть, прежде чем двинуться в следующую деревню.
Когда приходили рассказчики-гриоты, все затихали, собравшись у баобаба. А гриоты рассказывали о древних князьях и фамильных кланах, о воинах и великих сражениях. Певцы-гриоты пели бесконечные песни о древних прекрасных княжествах, а когда гриоты умолкали, кто-нибудь из деревенских жителей платил гриоту за то, чтобы он спел хвалебную песню в честь его старых родителей. Сделав доброе дело, гриот напоминал всем, что его можно вызвать барабаном в любое время, и он споёт хвалебную песню на чьей-нибудь свадьбе, похоронах или другом событии.
На шестой день в Джуффур пришло необычное барабанное послание. Услышав его обидное содержание, Кунта побежал вместе со всеми к большому баобабу. Барабан, находившийся где-то в ближайшей деревне, предупреждал о приближающихся борцах, таких сильных, что борцы в Джуффуре должны прятаться подальше. Через несколько минут их собственный барабан резко ответил, что такие храбрецы напрашиваются на то, чтобы их покалечили, если не хуже.
Теперь все бросились к месту, где происходили схватки борцов. Пока деревенские борцы переодевались и смазывались скользкой мазью, послышались крики, означавшие, что их соперники явились. Не обращая внимания на насмешки зрителей, эти крепкие чужаки сразу же пошли к месту схватки и стали смазывать друг друга своей собственной скользкой мазью.
Барабаны скомандовали: «Готовься!» И обе группы борцов разобрались по парам. «Начали!» — простучали барабаны, и схватка началась. Оба барабанщика метались среди борющихся и выстукивали имена борцов-победителей из своих деревень. Победителем считался тот, кто сможет выбить соперника из равновесия, и, подняв его, бросить на землю.