Корни любви. Семейные расстановки — от зависимости к свободе. Практическое руководство — страница 17 из 53

Чувствуя ответственность или вину за смерть близких, мы самонадеянно полагаем, что способны управлять человеческими судьбами. Вместо того чтобы принимать бытие и реальность случившегося, мы занимаемся самоистязанием Матери следовало бы вспоминать ребенка с любовью и благодарностью и при этом двигаться вперед по жизни, а не страдать и казнить себя, оставаясь привязанной к мертвому малышу.

Возможно, у нее есть другие дети, но она их не замечает. Если ее внимание сконцентрировано исключительно на умершем сыне или дочери, то она не в состоянии заботиться о живых детях, играть с ними, любить их.

У этого сценария есть еще один аспект, возможно, не столь очевидный. Когда мать обвиняет себя за смерть ребенка и только и думает о своей потере, она мешает не только себе, но и своему дитя. Она не позволяет ему обрести независимое существование, свою личную судьбу. Она воспринимает его только как продолжение себя, и его смерть означает и ее собственную смерть.

В случае с ребенком горе женщины объяснимо и понятно. В конце концов, он только что вышел из ее чрева. Но ведь часто мы испытываем те же чувства по отношению, например, к сестре или к мужу. Мы чувствуем себя виноватыми, но разве у них нет права на свою собственную судьбу?

Недавно на одном из семинаров у нас была женщина, чья младшая сестра погибла в концлагере. Всю жизнь эта женщина чувствовала себя виноватой за смерть сестры, потому что та умерла, а ей удалось выжить.

Что же это значит? Во-первых, эта женщина думает, что все могло быть иначе. Если бы она вела себя по-другому, ее сестра не умерла бы. Но это не так, она ничего не могла сделать. Во-вторых, чувство вины защищает ее от острой боли, связанной с потерей близкого человека. В-третьих, наша клиентка вмешивается в судьбу сестры. Ее сестре суждено было умереть, в то время как ей самой суждено было выжить. В-четвертых, скорее всего, она не сможет быть стопроцентной матерью своим детям.

Видеть, как на твоих глазах убивают родную сестру, — невыносимо больно. После таких травмирующих событий мало кто сможет жить нормально. Боль настолько сильна, что ребенок не способен ее выдержать, легче чувствовать себя виноватой и думать, что все могло бы быть иначе.

Но правда в том, что мы должны прожить свою собственную жизнь и умереть тогда, когда придет наше время. И лучше, если к этому моменту мы будем свободны от эмоциональных переплетений с умершими близкими. Чтобы освободиться, необходимо осознавать процессы, управляющие нашими привязанностями.

Смерть во время родов


Смерть матери во время родов — одна из самых сложных проблем, всплывающих на расстановках Это событие оказывает влияние на многие последующее поколения. Коллективная совесть рассматривает ее смерть почти как убийство, где убийца — мужчина, от которого она забеременела. В каком-то смысле это правда он занимался с ней любовью, из-за него она забеременела, значит, он приблизил ее смерть. Конечно, это вышло не намеренно, но, тем не менее, таков итог.

Скорее всего, причина, по которой коллективная совесть рассматривает смерть матери как факт серьезного преступления, состоит в том, что в первобытных племенах царил культ женщины. Женщину почитали за то, что она приносила племени пополнение, благодаря чему племя росло и укрепляло свои позиции. Смерть молодой женщины, способной иметь детей, воспринималась как угроза выживанию всей системы.

Чтобы соблюсти законы принадлежности и равновесия, коллективная совесть может заставить кого-то из потомков взять на себя чувство вины за эту смерть, несмотря на то, что преступления как такового не было. Потомок, взявший на себя чувство вины, может, например, оказаться бездетным или постоянно терпеть неудачи в личной жизни из-за агрессии по отношению к мужчинам

Чтобы разрешить ситуацию, нужно признать факт смерти и понять, что же на самом деле произошло. Во время расстановки необходимо оказать должное уважение и почтение матери, отдавшей свою жизнь за жизнь ребенка Мать занимает центральную позицию, остальные члены семьи ей кланяются. Мы уважаем ее за тот риск, на который ей пришлось пойти, чтобы родить ребенка Это особенно важно при работе с членами семьи, жившими в прошлом, когда рождение ребенка на самом деле было вопросом жизни и смерти. Уважение вернет ей ее достоинство.

Однако этого недостаточно. Муж остается исключенным из системы, поскольку коллективная совесть считает его виновным в ее смерти. Когда мы добавляем его в расстановку, нередко остальные члены семьи не хотят его видеть и признавать. Они чувствуют, что от него исходит угроза Однако их видение ошибочно. Это еще раз доказывает силу коллективной совести, слепую и несправедливую.

В расстановке мы ставим мужчину и умершую женщину лицом друг к другу, давая им возможность еще раз выразить свою любовь. Обычно эта сцена глубоко трогает всех присутствующих. Мать и отец признают свое горе. Каждый из них потерял нечто очень дорогое: она — жизнь, а он — любимую жену, а порой и ребенка. Между ними была любовь, они оба рисковали, и в итоге мать умерла. Мы должны признать правду. Это дает необычайную силу детям, особенно когда они чувствуют любовь матери и отца и понимают, что именно благодаря этой любви они появились на свет.

В наши дни женщины редко умирают во время родов, и, тем не менее, бывают случаи, когда мать умирает довольно молодой. Для ребенка это катастрофа. Практически, это самое травмирующее событие всей его жизни. Чаще всего ребенок не справляется с болью и вытесняет ее в подсознание, как бы «забывает» о случившемся. Подробнее об отношениях матери и ребенка мы поговорим в следующей главе.

Реальные люди, реальные события


Когда во время расстановки мы сталкиваемся с динамикой смерти, то говорим ли мы о реальных людях, бывших членах семьи клиента, или же обращаемся к части его психики, в которой хранится память об этих людях? Этот вопрос относится также и к живущим родственникам клиента, поскольку никто из его семьи реально не присутствует в зале. Итак, на самом ли деле мы ощущаем присутствие всех этих людей, или это лишь наши фантазии о том, что они могли бы думать и чувствовать?

В действительности, коллективной совести все равно, умер человек или еще жив. Делая расстановку, мы исходим из понимания того, что заместитель не только представляет собой члена семьи, умершего или живого, но на самом деле под воздействием коллективного поля каким-то образом становится этим человеком Конечно, внешне заместитель никак не меняется и не превращается в отвратительного мертвеца, но каким-то мистическим образом он начинает действовать как проводник энергии замещаемого человека. Заместитель чувствует боль того, кого он замещает, у него появляется знание о его семейной истории, он получает силу и возможность распутать переплетение между поколениями, как только остальные родственники признают того, кого они раньше игнорировали или исключили из системы. В этом смысле несмотря на то, что в расстановках участвуют заместители, мы, тем не менее, работаем с реальными людьми.

Наш подход основан не на теории или интеллектуальных измышлениях. Мы опираемся на опыт, полученный Хеллингером и другими терапевтами в ходе расстановок эмпирическим путем. Поэтому в Семейных расстановках мы всегда обращаемся к реальным людям Эти люди могут «существовать в нашей психике», но все же они живут в наших воспоминаниях, а не в воображаемом прошлом. Мы не работаем со снами или фантазиями, возникающими из подсознания. Мы работаем с реальными людьми, осознавая, что реальные люди могут оказывать на нас влияние. Мы также работаем с реальными событиями, которые оставили след в душе клиента.

Нас не интересуют истории, которыми мы иллюстрируем прошлые события. Нас не волнует, что клиент думает о случившемся, или «почему» его близкие с ним так обошлись или обходятся, а также правы они или нет.

Мы обращаемся только к реальным событиям, имевшим место во времени и пространстве. Нам важно только то, что произошло на самом деле. Мы работаем с фактами, влияющими на семейную динамику, а не с их интерпретациями.

Чувства, возникающие в процессе расстановки, отражают реакцию членов семьи на определенные события. Поэтому у ведущего возникает только один вопрос: взаимодействует ли клиент с событием, признавая и принимая его? Если да, то выражение чувств поможет ему пережить опыт и исцелиться. Если же клиент пытается защититься от случившегося, то с помощью своих чувств он будет стремиться избежать настоящей боли. Этим отличаются первичные чувства, выражая которые мы становимся сильнее, от вторичных, которые лишь отнимают у нас энергию. В главе 21 мы подробнее остановимся на этом вопросе.

Чаще всего люди, которые во время сессии много и долго говорят о своих чувствах, хотят, чтобы их всего лишь выслушали или дали им возможность высказаться. Менять они ничего не хотят. Обычно у них есть собственное мнение о тех или иных событиях, и они не желают отказываться от своих теорий или убеждений. Реальное значение того, что произошло, теряется среди их долгих аналитических рассуждений.

Однажды я делал расстановку для клиента, дед которого погиб в концлагере во время Второй мировой войны. Когда я обратился к факту смерти деда и глубокой боли, связанной с ним, клиент начал мне рассказывать о том, какие у него плохие отношения с отцом.

Он продолжал жаловаться, игнорируя то, что случилось с дедом, пытаясь таким образом избежать боли, которую, кстати, он испытывал и по отношению к отцу. Контакт с реальностью смерти помог бы ему почувствовать не только боль, но и глубокую любовь к своим родственникам. Поэтому вместо того, чтобы ходить по кругу, то есть рассуждать о злости на отца, анализировать ее, выражать ее и так далее, я предложил этому клиенту просто сосредоточиться на том, что произошло с дедом, и отказаться от разного рода историй. Истории нам нужны в основном для того, чтобы избежать глубоких чувств или запутать терапевта и не испытывать боли или дискомфорта Поэтому во время расстановок мы просим людей сосредоточиться на фактической стороне событий, которые произошли в их семье, последствия которых до сих пор проявляются в семейной динамике. При этом мы просим воздержаться от каких-либо комментариев.