лкивался. Где-то вдали он услышал всхлипывания, а затем мягкое позвякивание бутылок, ножей и даже, как ему показалось, револьверов, которые тайком осторожно клались на бетонный пол. Офицер стоял, будто на параде, мягко раскачиваясь на широко расставленных ногах.
—Всем оставаться на местах! — приказал он без особой на то нужды. — Это рейд полиции с целью изъятия оружия. Придется вам привыкнуть к этому и не только к этому, пока мальчиши-плохиши среди вас думают, что могут играть в ножички-пестики. Кто принадлежит к банде Скелла? Где эти ваши May May? Если вы такие крутые, меня проверьте. Вперед, вперед, проверьте меня!
Он сделал паузу и подождал. Затем безжалостно рассмеялся.
— Я слышал, что сегодня здесь намечалась война двух банд. Позвольте сказать вам кое-что. Неплохо было бы вам забыть о войне банд, как лягушка забыла о своем хвосте. Слышите меня? А сейчас — все в очередь no-одному и по домам! Все — на выход.
Как и было скомандовано, толпа в молчании потянулась к выходу. Полицейские в форме обыскивали каждого, кто выходил, — и мужчин, и женщин. Они делали это быстро, тщательно и очень грубо. Время от времени светили фонариком кому-нибудь в лицо и сверялись со своей картотекой. Несколько человек было арестовано.
Айван, Богарт и остальные в молчании побрели на ранчо. Знакомые темные улицы казались теперь угрожающими. Долгое время никто не мог ничего сказать. Айван не в силах был выразить то, что лежало у него на душе. Он хотел ругаться и плакать одновременно. В груди и животе он ощущал холодную, тошнотворную, свинцовую тяжесть, залегавшую еще глубже, чем гнев, страх или стыд, которые тоже присутствовали. Он знал, и это знали все, что только что они были свидетелями конца одного и начала чего-то другого.
— После человека не будет птицы, — неубедительно пригрозил Богарт.
Думаешь, они и правда могли бы нас перестрелять? — спросил кто-то до сих пор дрожащим голосом.
— Все, что они хотели, — это показать, какие они крутые. Ты видел их лица?
Тогда они еще не знали, что в тот день впервые столкнулись с выпускником школы контрразведки и подавления мятежей, которую Соединенные Штаты основали в Панаме на благо своих южных соседей. Это было их первое знакомство с капитаном Рэем Джонсом, первым местным офицером, окончившим эту школу, которому вскоре суждено будет стать легендой и символом. Ему дадут имя Маас Рэй.
Глава 10. Ты не попадешь в Зайон
Ты не попадешь в Зайон
С умом от плоти…
Пастор Рамсай столкнулся с трудностями, размышляя над лежавшим перед ним отчетом. Он всегда был горд своей пунктуальностью. Но теперь его другу доктору Джимми и Департаменту зарубежных миссий в Мемфисе придется подождать новых сведений. Слова и фразы ускользали от пастора. Он подвинул стул поближе к столу и постарался сосредоточиться над документом. Из соседней комнаты, где девушки-послушницы, как предполагалось, должны были изучать Писание, донесся негромкий смех. Он строго посмотрел в открытую дверь, и черты его лица смягчились. В самом углу сидела Эльза с Библией на коленях, но со смущением на лице она смотрела в открытое окно. Ее глубоко посаженные глаза, казалось, светятся из омута теней. Ладно, по крайней мере не ходит на танцульки, подумал пастор. Она всегда была не такой, как все, — погруженной в себя, задумчивой. Интересно было бы знать, о чем она так серьезно думает? И впрямь уже не ребенок. Фактически, она вступила в самый опасный возраст. Эта мысль расстроила пастора и одновременно взбудоражила, но ведь о ней пока не было никаких тревожных сигналов. Он склонился над отчетом, потом раздраженно отложил бумаги и снова украдкой глянул на Эльзу. Ее подбородок покоился на скрещенных руках, во время чтения она неторопливо поворачивала голову из стороны в сторону. Пастор потянулся за Библией. Он лениво пролистал страницы. Книга Иова. Не из числа его любимых, Иов слишком много жалуется. Сейчас ему куда нужнее псалом, добрый псалом Давидов, дабы успокоиться и прийти в себя, даже если псалмы и были сложены для укрощения демонов, осаждавших царя Саула. Но пока пастор перелистывал Библию, его внимание привлекла фраза из Книги Иова, глава 15. Он сделал паузу и прочел: «Что такое человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною быть праведным?» Это было не совсем то, чего хотелось пастору, но его глаза пробежали страницу до конца. «Тем больше нечист и растлен человек, пьющий беззаконие как воду…» Он в ярости закрыл книгу. Сегодня даже Благая Книга смеется над ним. Или это предостережение? Бог не дремлет и не предается сну. Почему-то ему кажется… что ему кажется? Что он в чем-то провинился? Но в чем его вина? Помрачневший пастор бросил взгляд в соседнюю комнату и снова увидел Эльзу. Она уставилась в темноту, по-прежнему медленно и бессознательно качая головой.
Он развернул стул в другую сторону и стал смотреть в окно. В мастерской горел свет, как видно, Длиньша задержался с какой-то работой. Пастор выпрямился на стуле.
—Эльза. — Его голос прозвучал в притихшем доме особенно громко. — Пожалуйста, подойди сюда.
— Да, Ваше преподобие? — Эльза вошла так быстро, что он не успел еще собраться с мыслями. Исполненная уважения, она стояла перед ним, вопросительно склонив голову.
— Аа… — Он поднял глаза. Боже мой, как быстро она взрослеет… — Да… В мастерской горит свет, и я подумал, не знаешь ли ты, чем там занимается Длиньша?
—Это не Длиньша, Ваше преподобие. Это, должно быть, Айван возится со своим велосипедом.
Ясный и простодушный голос.
—Гм-м, посмотрим.
Эльза не уходила, выжидательно на него поглядывая. Он почувствовал себя неуютно. Тишина слишком затянулась.
—Что-нибудь еще, сэр?
—А что еще? — Он бросил на нее быстрый взгляд.
Внезапно она почувствовала смущение. Почему?
—Я подумала, что вы хотите его видеть, сэр.
—Если мне это понадобится, я сам его разыщу.
«Интересно знать, о чем это ты и этот мальчик так много говорите, а? Нет, так нельзя. Хотел быть мягким, а получилось слишком строго, гораздо резче, чем хотел».
—Эльза…
—Да, сэр? — Ее голос почти не был слышен.
—Эльза, я знаю, что ты не думаешь еще о подобных вещах, но ты, моя дорогая, понемногу становишься молодой женщиной. — Он сделал паузу, продолжая смотреть на нее и стараясь сохранить надлежащий родительский тон. — По-моему ты слишком много времени проводишь с этим мальчиком. Не подумай только, что я имею в виду что-то предосудительное, но, знаешь, осторожности никогда не бывает мало… И к тому же беда сразу, как дождь, не приходит. — Он не хотел всего этого говорить. Эльза вздрогнула, широко открыв глаза.
—Так вот что вы обо мне думаете, Ваше преподобие?
—Нет, нет, нет, ни в коем случае, Эльза… Просто будь осторожней, потому что выглядит все иначе, понимаешь?
Пастор Рамсай всегда гордился тем, что заранее и со всей тщательностью обдумывает каждое слово я каждое действие. Но он не был готов к этому разговору и остался недоволен, что все вышло именно так. Он сел, прислушиваясь к отдаленному гулу голосов и смеха своих питомиц, готовящихся отойти ко сну. Не над ним ли они смеются? Невозможная и непозволительная вещь, но его раздражение продолжало расти. Что явно недопустимо. Все дело в этом мальчишке. Взошла полная луна, должно быть, с холмов дует приятный ветерок, надо бы пойти прогуляться и успокоиться.
Едва пастор вышел во двор, как услышал звуки музыки. Поначалу ему показалось, что она звучит совсем рядом, но вскоре понял, что звук доносится из мастерской.
Айван склонился над ведерком с болтами и шурупами. На скамейке стоял маленький радиоприемник. Айван был так поглощен работой и своим телом, двигающимся в такт музыки, что не услышал, как вошел пастор.
Пастор смотрел на Айвана, и в нем поднимался гнев. И что только Эльза нашла в этом мальчишке? Он протянул руку и выключил приемник.
— Кто выключил… о, добрый вечер, Ваше преподобие!
—Ты прекрасно знаешь, что я не разрешаю слушать здесь музыку! Что ты делаешь так поздно?
—Велосипед чиню, сэр.
Этот мальчишка слишком самодоволен. Есть что-то невыносимо нахальное в его чересчур светлой улыбке.
—Тебе известны мои правила. Неужели ты хочешь, чтобы сюда явился Бог и посмотрел, чем ты занимаешься, а?
—Чем, сэр?
—Чем? Трясешься под свои буги-вуги и ведешь себя совершенно непристойно.
—Но это вовсе не буги-вуги, Ваше преподобие. Буги-вуги давно уже прошли.
—Мне не важно, как они у вас там называются, все равно это происки дьявола, ты понял меня? Я не желаю это здесь слышать.
—Да, сэр. — Вот она, эта невыносимая кротость поверх дерзкого высокомерия.
—Иди и читай Библию. Слышишь, что я тебе говорю! Три раза в день читай Библию.
Мальчишка этот красавчик, и это ему во вред. «Да, сэр», как маслице, тает у него во рту. Кого он думает одурачить? Пастор с силой захлопнул дверцу своего «форда Кортины» и выехал со двора, переключая скорости с очень нехристианским скрежетом.
Его грозные крики достигли девичьей комнаты.
— Гм-м, Его преподобие взбесился сегодня, — пробормотал кто-то сонным голосом.
—Наверное, увидел, что мы все замечаем.
—А что вы замечаете? — захотела узнать Эльза.
—Ничего, моя дорогая, ровным счетом ничего, — промурлыкала девушка— — Но все равно мне жаль Айвана.
—Вам бы лучше перестать вздыхать и хихикать. У вас слишком дурные мысли — это вам не на пользу, — сказала Эльза. Она закрыла глаза. Пастор просто в плохом настроении, вот и вcе. Он — ее опекун, и потому беспокоится о ней больше, чем о других девушках, это естественно…
«И чего это пастор так вдруг разозлился? — думал Айван. — Кто его разгневал? Как он смотрел на меня, словно хотел избить, и за что? Неужели из-за музыки? Буги-вуги! Ну и ну! Он ничего не слышал о блюзе, о ска и о новой музыке, которую называют реггей. Чо, пастор слишком отстал от жизни, хотя, конечно, он великий христианин. Говорит о происках дьявола, а ведь у него в церкви каждое воскресенье звучит почти такая же музыка! Даже Миста Браун говорит, что корни у нее одни и те же, только цели разные. Что я, не вижу, что ли, когда сестры в церкви пляшут, и трясутся, и испыты