Кто бы мог подумать, что немцы так быстро сориентируются и начнут собственную игру, уже за левые партии, причём весьма и весьма успешно. Хорошо хоть, что на благословенном острове их пацифистская пропаганда жёстко пресекалась. Сэр Бьюкенен хорошо видел, к чему может привести потакание массам и популистские лозунги за мир.
Так что сэр Бьюкенен размышлял, прогуливаясь по набережной Невы в компании Павла Милюкова, лидера кадетской партии. Милюков изображал из себя джентльмена, прячась под маской напускного безразличия, хотя на самом деле жадно ловил каждое слово британского посла.
— Вы очень зря вышли из состава правительства, Павел Николаевич, — заявил Джордж Бьюкенен, подставляя лицо свежему бризу, летящему со стороны Финского залива.
— Пост министра народного просвещения — это насмешка со стороны Керенского, — холодно произнёс Милюков.
— Он сыграл на вашей гордости, вы поддались и проиграли, Павел Николаевич, — снисходительно улыбнулся посол, даже не глядя в сторону этого варвара, пытающегося казаться образцовым денди. — Теперь правительство почти полностью во власти социалистов.
Милюков пошевелил усами, как таракан, не осмеливаясь начинать спор. Понимал, что не сумеет выйти из него победителем.
— Не совсем, мистер Бьюкенен, — всё же возразил он, подразумевая, что Коновалов и Терещенко далеки от идей социализма и представляют в правительстве правое крыло.
— Не совсем, — задумчиво произнёс посол. — Коалиция это идея-фикс господина Керенского. Только это и спасает…
— Представлены должны быть и левые, и правые круги, иначе это будет нелегитимным правительством, — самодовольно произнёс Милюков.
Бьюкенен покосился на него, но ничего не сказал. Милюков его несколько раздражал, но, как настоящий джентльмен и опытнейший дипломат, посол ни единым движением, ни единой морщинкой на лице не выдавал своих истинных чувств.
Они дошли до Медного всадника, вокруг которого красными грязными тряпками валялись революционные транспаранты и флаги, развернулись и пошли обратно.
— Сейчас правительство от необдуманных поступков сдерживает только ситуация на фронте и Верховный Главнокомандующий, — задумчиво сказал посол. — Желательно, чтобы так сохранялось и впредь.
— В некоторых кругах снова витает идея переворота… — тихо сказал Милюков.
— Диктатура? Директория? Не уверен, что сейчас подходящее время для вооружённой борьбы, — хмыкнул сэр Бьюкенен. — Мы должны сосредоточить все силы на войне с Центральными державами, а не на внутренней борьбе, Павел Николаевич. Нельзя допустить, чтобы кайзер перебросил войска с Восточного фронта на Западный. Это будет катастрофой, понимаете?
— Разумеется, сэр, — кивнул Милюков.
— Мои агенты докладывают, что генерал Корнилов постепенно убирает людей Керенского из армии, — сказал посол. — Он намерен драться до победного конца.
— Генерал вдруг показал себя весьма амбициозным полководцем, — сказал Милюков. — Наверное, даже чересчур амбициозным.
— Пока это играет нам на руку, Павел Николаевич, его стоит поддерживать, — произнёс Бьюкенен.
Милюков снова степенно кивнул, огладив пышные усы.
— Он многим уже успел насолить, — произнёс он. — Особенно раздавая несбыточные обещания в духе социалистов.
— Можно подумать, вы не даёте подобных обещаний, — мягко улыбнулся посол. — Нет-нет, генерал — хитрец. Он говорит каждому ровно то, что его собеседник желает услышать.
— Это и настораживает, — буркнул глава партии кадетов.
— Я дам вам добрый джентльменский совет, господин Милюков, — добродушно произнёс сэр Бьюкенен. — Не смешивайте личную неприязнь с политикой. Пока генерал Корнилов занят войной — он нам полезен.
Они снова вернулись к Миллионной улице, настала пора прощаться, и они пожали друг другу руки. Посол мягко накрыл его ладонь своей ладонью, властным жестом покровителя. В той мере, насколько белый сахиб может покровительствовать варвару из диких северных земель, просвещая и наставляя по возможности.
— Будет ли финансирование? Для помощи генералу? — спросил Милюков, не желая отпускать руку посла.
— Мы постараемся найти для этого средства, Павел Николаевич, — кивнул сэр Бьюкенен. — Пожалуй, лучше мы будем действовать через вашу партию, нежели связываться с генералом напрямую. Он может быть несколько… Более щепетилен в таких вопросах.
— Да-да, конечно, сэр, — Милюков и бровью не повёл, пропустив мимо ушей завуалированное оскорбление в продажности, либо вовсе не считая это чем-то плохим.
Они распрощались и разошлись в разные стороны, Милюков побрёл куда-то к Невскому проспекту, Джордж Бьюкенен зашёл в посольство. После этой встречи он долго мыл руки с мылом.
Глава 23Петроград
Следующим утром поезд Верховного Главнокомандующего без всяких происшествий, задержек и эксцессов прибыл на Царскосельский вокзал. Охраны на этот раз он взял даже с избытком, два автомобиля и грузовик спустили с платформы, вооружённые до зубов текинцы ехали в головном автомобиле и в грузовике, на который установили пулемёты. Корнилов ехал в автомобиле посередине в компании Плющевского, Голицына и Завойко.
Народ испуганно глазел на этот кортеж, на всякий случай расступаясь с дороги и прижимаясь к парадным. Без единой остановки кортеж проследовал на Дворцовую площадь, ко входу в Зимний. Инструкции туркменам выдали накануне, ещё в поезде. Если всё пойдёт не по плану, то всю эту сволочь, засевшую в правительстве, порубят в капусту.
Под бурками спрятали два пулемёта, тайком пронося во дворец, у каждого на поясе висели ятаганы и ножи. О безопасности здесь почти не заботились, юнкеры из охраны Зимнего в случае заварушки не смогли бы оказать серьёзного сопротивления фронтовикам-текинцам. Никаких обысков, досмотров, рамок-металлоискателей, только безусые худенькие юнкера с винтовками на плечах. Это навело Корнилова на несколько кровожадных мыслей, которые он тут же постарался откинуть, но они всё равно маячили где-то неподалёку.
Генерал оставил вооружённых джигитов за дверью приёмной, Хан тут же расставил их по своему разумению, готовый выполнить любой приказ главнокомандующего. Туркмены нервничали, поправляя свои ятаганы и поминутно проверяя, как ножи выходят из ножен. Корнилов же оставался хладнокровен и спокоен, и убедившись, что текинцы, в случае чего, исполнят всё как надо, вошёл в зал заседания.
Керенский, которому доложили о прибытии Верховного, встретил его стоя, всем своим видом показывая, что не расположен к долгим переговорам.
— Доброе утро, Лавр Георгиевич, — фальшиво улыбнулся глава правительства. — Как добрались в Петроград? Всё ли благополучно?
— Благодарю, Александр Фёдорович, добрались без происшествий, — произнёс Корнилов.
— Вы искали встречи? По какому вопросу? Правительство полагает, что вы сейчас нужнее на фронте, — сказал Керенский, намекая, что тупого солдафона сюда никто не звал.
— По поводу записки по реорганизации армии, — сказал Корнилов. — Савинков должен был предоставить вам переработанный вариант.
— Ничего об этом не знаю! — всплеснул руками Керенский. — Никакой записки Савинков мне не подавал.
— Может быть, стоит вызвать его сюда? — хмыкнул Верховный.
— Нет-нет, не стоит. Борис Викторович накануне подал прошение об отставке. Оно ещё не подписано, но Борис Викторович уже оставил управление военным министерством, — сказал Керенский.
— Вот как? В любом случае, у него должны быть заместители, знакомые с содержанием записки, — сказал Корнилов.
Керенский бросил быстрый взгляд на часы.
— Не могу об этом знать, Лавр Георгиевич, — вздохнул он. — Давайте лучше назначим совещание, к примеру, на 6 часов вечера. Там и расскажете ваши предложения, в присутствии министров и управляющих военного министерства.
Корнилов скрипнул зубами. Проклятая говорильня. Лучше было бы вышибить этому наркоману мозги прямо здесь, кликнуть Хана, занять Зимний дворец и сосредоточить власть в своих руках, но… Город и половина страны тут же поднимет восстание, и это станет началом гражданской войны. Фронт развалится, окраины бывшей империи отколются, и всё, конец. Повторится знакомая ему история, только чуть в другом формате, и, возможно, с другим, но не менее кровавым исходом. Надо действовать изящнее, так что пока придётся согласиться.
— Шесть часов, понял, — отрезал Корнилов. — До вечера.
Быстрым шагом Верховный вышел из зала, туркмены рефлекторно похватались за рукояти ятаганов, но Корнилов покачал головой, мол, ещё не время. Пулемёты вынесли так же незаметно, как и внесли, под просторными бурками.
Отсюда генерал отправился по знакомому уже маршруту в военное министерство. Керенский, очевидно, лгал, когда говорил про отставку Савинкова и то, что никакой записки тот не приносил. Но без свидетелей и доказательств уличать его во лжи было глупо. Хотя чисто по-человечески Корнилову очень хотелось, любопытно было бы взглянуть, как изворачивается этот масон-адвокат, привыкший лгать чаще, чем говорить правду.
На набережной Мойки Верховного тоже не ожидали, но Савинков оказался на месте и крайне удивился, когда ему доложили, что прибыл генерал Корнилов.
— Здравствуйте, Борис Викторович, — сказал Корнилов, входя в кабинет.
Никаких следов грядущего переезда или отставки. Стол завален бумагами, обычный рабочий процесс.
— Здравствуйте, Лавр Георгиевич, — пожимая руку генералу, сказал Савинков.
— Керенский только что заявил мне, что вы подали в отставку, и что никакой переработанной записки он в глаза не видел, — переходя сразу к делу, произнёс Корнилов.
Савинков устало вздохнул.
— Я пригрозил ему отставкой, пригрозил, понимаете? — сказал он.
— Это было бы крайне нежелательно в текущей ситуации, — сказал Корнилов. — Что насчёт записки?
— Копию передавали через секретаря, — сказал Савинков.
— Оригинал здесь, у вас? Позвольте полюбопытствовать, — сказал генерал. — Переработанный вариант я всё же ещё не видел.