— Какое именно существо напало на мистера Энтсвилля, мистера Корнфута и мистера Томаса?
Эльф повалился на пол и закрыл голову руками.
— Это был кокатрис, сэр Попечитель, Добби уверен! Когда Добби узнал, что рядом со школой водятся кокатрисы, Добби не знал, что делать, сэр! Молодой хозяин приказал, чтобы никто не узнал, что Добби в школе — молодой хозяин хотел унизить благородного Гарри Поттера, и Добби должен был следить за Гарри Поттером и говорить обо всём молодому хозяину! И Добби услышал, как чёрный мистер Томас злился на Гарри Поттера, ужасно злился, сэр! И обещал убить, оторвать голову и руки, сэр!.. И Добби приманил кокатриса, когда мистер Томас шёл один…
Элли могла бы поклясться, что в этот момент глаза леди Малфой торжествующе блеснули. Но через секунду она поняла, что это была лишь игра света, когда Нарцисса позволила себе чуть расслабленнее облокотиться на спинку кресла.
— Да мы просто разругались тогда… — ошарашенно пробормотал Поттер в наступившей гробовой тишине. — Дин кричал, но он ведь просто погорячился…
— Добби не знал!!! — домовик начал биться головой о каменный пол. — Добби не так умён, как вы, сэр!!! А потом… Добби понял… если кокатрис… окаменит… Гарри Поттера… то Гарри Поттер… не будет унижен от… планов молодого хозяина!..
— Ты натравил кокатриса на Поттера?! — в абсолютно искреннем ужасе прошептал лорд Малфой. — Ты пытался его убить?!
— Что вы, что вы, хозяин, сэр! — эльф в ужасе начал заламывать руки. — Кокатрис не убил бы могущественного Гарри Поттера. Добби хотел спасти его от хитрого молодого хозяина, сэра! Добби и до того закрывал кокатрису глаза, чтобы ни один ученик в школе не стал камнем навсегда!
— В старые добрые времена с домовика, поднявшего руку на ребёнка, снимали шкуру заживо… — прошамкала мадам Бакторн, явно разменявшая сотню лет, если не все две.
— Добби уже много раз грозились убить, мэм, — домовик высморкался в угол своей грязной наволочки. — Хозяева обещают убить Добби пять раз на день…
Лорд Малфой был бледен, как полотно.
— Мой сын… приказывал тебе натравить эту тварь на… кого-то?
— Кто-нибудь приказывал тебе натравить кокатриса на Кевина Энтсвилля, Стефана Корнфута, Дина Томаса или Гарри Поттера? — перефразировал вопрос лорд Гант.
— Нет, сэр, никто, но…
Люциус Малфой вскочил на ноги с такой яростью, что массивное кресло, которое он занимал, со скрипом сдвинулось назад. Дамблдор резко взмахнул рукой. Трость с наполовину вынутой волшебной палочкой вылетела из рук хозяина и упала на стол перед директором.
— Люциус, ты что делаешь? — возмутился Иеремия Гамп.
— Умри, тварь! — в бешенстве прокричал обезоруженный лорд Малфой. — Добби, я приказываю тебе умереть прямо здесь и сейчас!!!
Глаза эльфа широко раскрылись, будто от невыразимого ужаса, он быстро-быстро заморгал, нижняя губа задрожала, как и уши. Эльф вытянулся в струнку, шмыгнул…
И упал.
Мёртвым.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом спешащего всё записать пера.
— Я… — лорд Малфой прерывисто вздохнул, облокачиваясь на стол обеими ладонями. — Я приношу свои искренние извинения присутствующему здесь мистеру Поттеру за тот вред и даже угрозу жизни, что обезумевший домовой эльф нашей семьи, вопреки желанию хозяев, причинил вам. Те же извинения я должен принести семьям других пострадавших учеников. Мисс Преддек, полагаю, смерть Добби вы сочтёте достаточной вирой за смерть вашего верного эльфа Паски?
— Вира принимается, лорд Малфой, — впервые с момента своего появления подала голос слизеринка.
Люциус Малфой, обессиленно сел обратно в кресло, закрыв поднятое к потолку лицо ладонями. Его жена внимательно посмотрела на Элли.
— Благодарю вас за проявленную чуткость, Достопочтенная Алларг.
Гарри Поттера, не сводящего глаз с мёртвого эльфа, быстро увела профессор МакГонагалл. Попечители тоже начали собираться, продолжая обсуждать произошедшее даже на лестнице — впечатлений и сплетен высшему свету Магической Британии должно было хватить на всё лето.
— Мерлин, подумать только — обезумевший домовой эльф!
— Хорошо ещё, что никто из учеников не получил серьёзного ущерба!
— Кокатрис! Их же запретили привозить в Хогвартс двести лет назад, не так ли?
— Да-да, именно! После пятьдесят шестого турнира Трёх Волшебников…
— А я говорил, что МакКиннонам давно пора запретить…
Элли тоже поднялась, чтобы покинуть директорский кабинет, но Дамблдор жестом попросил её задержаться. Когда последний гость — не считая лорда Гампа — вышел за дверь, он трансфигурировал стол обратно и несколькими заклинаниями вернул сдвинутые к стенам предметы на места. Пузатый чайник, почти прозрачные фарфоровые чашки, молочник, сахарница и блюдце с лимонными дольками появились откуда-то из глубин кабинета и расставились сами собой.
Директор Дамблдор предложил гостям чаю. Лорд Гамп в отличие от Элли отказался, а вот девочка с удовольствием позволила Великому волшебнику немного поухаживать за ней. Затем Дамблдор налил в свою чашку молока, добавил сахар и чай и, сложив руки треугольником, глубоко задумался.
Элли осторожно пригубила напиток, чуть отдававший ароматом барбариса — всё в точности, как она и любила. Иеремия Гамп вальяжно расселся на мягком диванчике, уперев трость в пол обеими руками.
— Элли, меня смущает одна мысль. Видишь ли, кокатрису, с которым так удачно справилась куница мисс Ранкорн, едва ли исполнился год. Молодой зверь… Конечно, это не делает его менее опасным. Но также это значит, что в день, когда твой домашний эльф, Паски, окаменела, ему было, дай подумать…
Директор молча зашевелил губами, будто бы считая.
— Самое большее пять месяцев, если я не запутался в цифрах. Или даже меньше.
Дамблдор мягко улыбнулся. По крайней мере, таким был его взгляд из-за очков-половинок.
— Взгляд кокатриса окончательно приобретает опасные свойства в четыре.
— Верно, конечно же. Думаю, в следующем году тебе будет легко на уроках Ухода За Магическими Существами. Верно, да… Но в четыре, и в пять месяцев, и даже в полгода кокатрисы, по сути, всё ещё остаются птенцами. Не способными летать, ведь крылья пока что покрыты перьями. Да и шип на хвосте становится опасным лишь месяц-два спустя. Мне кажется, что вероятность того, что пятимесячный кокатрис решится напасть на домового эльфа, вдвое большего по размеру — довольно мала. Как ты считаешь?
— Если кто-то находит гнездо, или просто застаёт его врасплох, — возразила Элли. — Тем более, что, как вы справедливо заметили, профессор Дамблдор, улететь кокатрис не мог при всём желании.
Директор кивнул.
— Действительно. Но мог ли домашний эльф, тщательно отобранный для защиты наследницы старого рода, оказаться настолько неуклюжим? Так замешкаться, чтобы позволить птенцу кокатриса окаменить себя — и не успеть позвать других эльфов на помощь?
— Паски могло просто не повезти. Так или иначе, лорд Малфой возместит ущерб, понесённый родом Преддек по вине его семьи.
— Боюсь, в то же время это может быть расценено как унижение рода Малфоев. Ведь если бы ты предупредила, скажем, Драко о своих подозрениях, лорд Малфой мог бы успеть избавиться от несчастного домовика, и причина произошедшего осталась бы нераскрытой. Я, разумеется, рад, что ты поступила по совести, ведь иначе слова Гарри Поттера могли бы счесть голословными обвинениями, брошенными в адрес ученика извечно соперничающего с Гриффиндором Дома…
— На всё воля Господня, — смиренно развела руками девочка.
— Алларг, — голос директора оставался по-прежнему ровным. — Ты могла бы помочь своим друзьям — не только друзьям, не буду скрывать, но и им тоже — избежать возможных проблем со стороны семьи Малфой. Сколь ни прискорбно это говорить, но Драко очень злопамятен. Я верю, в тебе достаточно силы и мудрости, чтобы справиться с ним. Но ни Панси, ни, тем более, Куинни не могут похвастаться такими талантами.
Элли посмотрела на деда. Иеремия Гамп, как и директор, оставался спокоен. Его выдавали только выступающие костяшки на кулаке, которым он сжимал свою трость.
— Директор Дамблдор, запустив опасное создание в школу, сын рода Малфой стал виновен в смерти моего домашнего эльфа Паски. По той же причине сын рода Малфой может быть обвинён в окаменении магглорождённых Стефана Корнфута, Гермионы Грейнджер, Кевина Энтсвилля и маггловоспитанного Томаса Дина. Род Малфой возместит золотом весь причинённый ущерб.
Губы Элли тронула лёгкая улыбка, когда она вновь перевела взгляд на Дамблдора.
— Извините, профессор. Вы же знаете — я не могу лгать.
— Альбус, ты не против проветриться? — практически без нажима спросил лорд Гамп.
— О, конечно, Иеремия, — директор полушутя поклонился. — Минерва, ты не проводишь Элли? Разумеется, после того, как она допьёт чай.
— Конечно, Альбус, — поклон только что поднявшейся по лестнице профессора МакГонагалл был преисполнен достоинства.
— Декан МакГонагалл.
Профессор аккуратно села за стол и наполнила свою чашку. Как и директор, она предпочитала чай с молоком.
— Мисс Преддек.
Элли с видимым удовольствием пила чай из висевшей перед её лицом фарфоровой чашки.
— Знаете, профессор, некоторые считают, что самым главным в чаепитии является умение наслаждаться тончайшими оттенками вкуса. Выискивать почти незаметные различия, настолько незаметные, что иногда мне кажется, что они их просто выдумывают. Но сами себя убеждают, что в состоянии различить вкус чая с южной части плантации от чая с юго-восточной…
— В способность различать такие тонкости без специальных чар я тоже не верю, — тактично заметила профессор МакГонагалл.
— Мне в чае больше всего нравится то ощущение, когда глотаешь горячий напиток, и чувствуешь, как этот жар проходит по горлу и спускается вниз, растекаясь теплом по всему телу… А вам?
— Пожалуй, я соглашусь с мнением, что вкус всё же важнее.
— Вот как… С другой стороны, если бы у всех людей были бы одни и те же предпочтения, жить стало бы намного скучнее.