Всяк сущий язык смешивается, нации сваливаются в кучу, и если эскимос пока никак генетически не хочет давать потомства в союзе с кот-д’ивуарским негром, то будем надеяться, что они все-таки смешаются как-нибудь позже через кровя посреднических племен.
Государства всяких видов — кто побыстрее, кто поленивее — начинают (или, я все-таки верю, начнут) гарантировать на деле физиологическую неприкосновенность личности, и вообще сдвигают все проблемы Защиты в сферы моральноидейных или же морально-психологических трений со своим каждым отдельно взятым гражданином. Это отнюдь не упрощает задачу Защиты, но заметно двигает области приложения сил прочь от физиологии — к мозгу как таковому.
Безусловно, последним связующим звеном между явно отмирающим Первым и восходящим ко все более воздушным абстракциям Вторым остается секс. Из вышеизложенного может неплохо вытекать, что секс также способен перейти в область чисто мозговых коммуникаций; как ни жаль осознавать нам это сегодня, нам это все равно не грозит. Там будут свои прикосновения, свои рецепторы и свои оргазмы, о которых мы можем говорить, пока лишь облизываясь. Да и жалеть, видимо, глупо — «зелен виноград»…
Но и это будет жить лишь какое-то определенное Природой время. И время это кончится, когда сама необходимость защиты мозга от схожести с соседом-индивидом вылетит в трубу. Как отпали все наши плавники, жабры, хвосты и прочие волосатости, необходимые когда-то в борьбе за место под солнцем. Выглядеть это будет… Трудно сказать, как, но лемовский Солярис встает перед глазами довольно отчетливо.
Океан?..
БЕСХВОСТОСТЬ — БЕЗЗУБОСТЬ — БЕСПОЛОСТЬ — БЕСТЕЛЬНОСТЬ — БЕСЦЕЛЬНОСТЬ…
И капитальная одинокость.
Анекдот XXVIII века:
Встречаются две капли в море:
— Может, квакнем?
Иду на ты…
Ты, читающий меня сейчас, — с удивлением от сходства собственной мысли с чужою, или с ухмылкой превосходства от узнавания себя давно минувшего, — ты, кого я бесконечно не знаю… Женщина, прорыдавшая ночь у меня на плече, или Ты, Кем Я Ни За Что Не Стану, — не спрашивайте меня, зачем я пишу это, как не спрашивайте самих себя, зачем вы это читаете. Страх вдруг нащупать ответ всегда будет держать нас на расстоянии — от самих себя — на длину нашей же вытянутой руки.
Но я все-таки пустился в этот путь, хотя давным-давно мы все словно бы договорились (назовем это «нашей доброй традицией») обвинять во всем нашем мычании Слово… Боже, как мелочно это занятие! Да в чем же вина этих бездушных кирпичиков, этих безмозглых мурашек, лишь волей какого-то невидимого им архитектора принимающих/создающих те или иные формы муравейников-надгробий в чью-то честь?
Но слова не способны терять смысл. Благодаря нам же самим они лишь могут возвращаться в свое изначальное, в свою бесцветность. Это вовсе не означает бессилия, как кажется поначалу. Но — с непривычки ли, от вековой ли утраченности ощущения собственной многогранности — могут запросто опуститься руки при виде того, как рушатся сами Способы Объяснения этими же словами своей роли в круговерти отношений: «Я — Не Я», «Внутрь — Наружу», «Логичное — Красота»… Морщась от боли, мы принимаемся спрашивать себя — обломками старых же слов! — а что осталось, и кому нужны эти муки? И вот тогда все приходит в настоящее движение. В какой-то миг — самый трудный, наверное, — кажется, что лучше уйти совсем. Мига этого мы до шока пугаемся однажды, и не всякий проходит через него, чтобы полюбить то, чего раньше боялся издалека, — сам Абсурд Человеческого Бытия, не поверяемый ни одной идеей на свете.
Но пока мы боимся Его, покуда строим свои великие объяснения — из чистого страха осознания бесполезности Мысли для Познания как такового, — мы никогда не выберемся из круга, замкнутого Природой на единственном вопросе — «Зачем?».
Зачем, выходя из одной Схемы, тут же приниматься чертить другую? Мысль, Идея, Концепция… Продукты такого рядового, по сути, обслуживающего органа, как мозг — кладовщик, швейцар, вахтер при наших никогда не повторяющихся само-осязаниях.
Осязать собственные чувства: «Все, Зачем Все», — это зачем? Да не затем ли, чтобы всю дорогу лишь как можно глубже, полнее, совершеннее вычерпывать эти бездонные от природы Возможности Ощущать, данные нам самым естественным и не нуждающимся в объясненьях путем — из самого факта рождения…
И — выбирать.
Не из «логично — абсурдно», ибо все — Абсурд изначально, и слава богу.
Не из «истинно — ложно», ибо дайте, наконец, людям возлюбить друг друга, не требуя взаимности.
И даже — прости меня, господи! — не из «доброго — злого». Ибо как только совершен Необратимый Поступок, все рассыпается в самых разных интерпретациях и теряет прежнюю точку отсчета.
Выбирать: из «тепло — холодно» и всех оттенков между, да еще в движении наслаждаться разницами температур.
Из «жестко — чуть слышно», и говорить при этом самыми кончиками пальцев с тем, что может стать твоим лишь постепенно.
И, балансируя между «еще не» и «недо-», — понять наконец это проклятое счастье от совершенства своего Одиночества.
Университет Сока Хатиодзи, Япония, 1990 г.
Письмо 3Когда умирают сказки
Здорово, Макс!
Тринадцать лет я потратил на то, чтобы научиться не спорить с ними, а принимать их такими, какие они есть. Знаешь, что осталось в душе после всех этих лет? Один вопрос, на который я так и не знаю ответа.
Что делать, когда умирают сказки?
17 мая 1996 г.
Иногда эти люди застывают над пачками сшитых вместе листов бумаги и со страшной глубокомысленностью разглядывают нацарапанных там букашек. И такое состояние может продолжаться у них часами!..
Интересно, о чем они при этом думают?
А вон та корова, гляди, книг набрала — килограмма, наверно, четыре!..
Странно, однако это факт: последние двадцать лет в «сверх-развитой» Японии литературы не пишут и не читают.
При этом найти что хочется вовсе не составляет труда: букинисты просто ломятся от изделий целлюлозно-бумажного производства, а если что-то не нашел прямо сейчас, закажи по каталогу — и через неделю книга будет у тебя на столе. Проблема — если это вообще проблема — как раз в другом.
Подавляющее большинство японцев литературу читать не хочет.
А ЗАЧЕМ?
Вот давайте спросим себя: а зачем мы, вообще говоря, читаем литературу?
Один мой здешний знакомый, по жизни совсем не дурак и по тутошним меркам — интеллектуал, честно пытался читать роман «Мы» Замятина (в переводе на японский, само собой) по моей рекомендации. Конечно, о вкусах не спорят. Но вот комментарий, с которым он возвратил книгу через два дня: «В общем, я прочитал одну треть и примерно понял, о чем это. Да, трудно у вас там было в России… Ты не обижайся, но мы, японцы, не можем позволить себе тратить столько времени на то, чтобы понять одну мысль».
Итак, свершилось: литература становится тормозом общественного развития. Чтение литературы никак не помогает человеку прокормиться, смущает его дух и отвлекает от насущных проблем, а главное — отнимает драгоценное свободное время, в течение которого нужно как можно быстрее изо всех сил расслабиться (например, выпив пива), чтобы назавтра бодрее включиться в дальнейший процесс биологического выживания. Литература даже не называется более литературой, и дело не в языке.
Вся писательская продукция здесь отчетливо разделена на три сферы: «фикшн» (выдуманная, или собственно литература), «нон-фикшн» (документалистика) и справочные пособия. Как вы думаете, что полезнее в жизни?
«Собственно литературу» обычный люд в Японии практически не читает, и о причинах этого можно рассуждать еще очень долго. Проблема — если это для кого-то проблема — все же, наверно, в одном.
Чтение для развлечения и по скорости, и по эффективности давно и безнадежно проиграло «одноруким бандитам», видео-рентам, караокэ-барам, пиву «Кирин Супер Драй» и прочим микрософтам с интернетами.
Что же до чтения ради сада в душе, то это общество сделало все, чтобы ему не пришлось содержать столько садовников. И дело даже не в деньгах.
Книги читать стало просто некогда, а для обеспечения «читательского» кайфа быстрым путем развита гигантская индустрия по производству т. н. «манга» — комиксов, способных преподать в картинках все: от «Анны Карениной» до логики обращения денег в товарораспределительной системе.
Выражаясь коротко — есть подозрение, что Сумерки Богов начинаются, но только пока не в Европе…
Атеп.
**********************************
> ol: Max Nemtsov >tongues@online.marine.su>
> ¶ж: mitreich@po.palf.jp
> j: Aga!
> — ‘Мъ»: 1997N»123ъ» 14:36
>> Mit’ka!
> Kuda propal?
> Do you remember yr short essay Pis’mo k izdatelyu? which you’d faxed me some time ago? can you dwell on it? rasshirit’to est’i dopolnit’ chtob byla polnopravnaya essay. NADO!!!
> Don’t forget.
> Mx.
Письмо 4Сумерки бодисатв,или Что читает нация с самым высоким IQ
Оговорюсь сразу: все написанное ниже не является ни литературоведческим исследованием, ни социологическим анализом. Просто — живу я тут. И могу одолжить вам свои глаза. Вот, давайте возьмем эти глаза, вместе с очками на минус 3,5 — и посмотрим, что же представляет собой поток регулярного чтива «среднеобразованного» японца во всей его, японца, кажущейся простоте.
Вы думаете — то же «мыло», что и везде?
То же, да не совсем. Мои глаза различают по крайней мере три принципиальных особенности, отличающих чтиво японца от чтива в большинстве других стран, как я это себе представляю.
Хотите верьте, хотите — приезжайте, вместе пива попьем, но 50 % того, что люди покупают в книжных магазинах Японии, книгами не является.