Ангус с разбега наскочил на борт пикапа, и от его ударов машина качнулась. С другого борта отчаянно скребла по металлу Бон. Ее дыхание туманом оседало на стекле, слюна стекала по окну — как будто это был настоящий автомобиль. Джуд не видел, как она оказалась там. Только что она жалась к нему, поскуливая от боли.
Бон соскользнула вниз, обернулась вокруг себя и снова набросилась на пикап. С другой стороны в то же мгновение на машину прыгнул Ангус. Однако «шевроле» внезапно растаял в воздухе, и две собаки столкнулись друг с другом в прыжке. Они стукнулись головами (Джуд расслышал глухой звук) и обрушились на мерзлую землю, где только что стоял пикап.
Но пикап исчез не полностью. Остались прожекторы — два круга света, парящие над дорогой. Собаки подскочили на лапы и принялись яростно облаивать эти круги. Бон выгнула позвоночник, ее шерсть стояла дыбом, она с лаем пятилась от бестелесных источников света. Ангус лаять больше не мог, каждый его рык становился еще более сиплым, чем предыдущий. Джуд заметил, что черные двойники овчарок исчезли, растаяли вместе с пикапом или вернулись в свои материальные тела, где, вероятно, прятались до сего момента. Джуд предположил (и идея показалась ему весьма разумной), что две черные собаки — это души Ангуса и Бон.
Круги света от прожекторов тоже постепенно таяли, становились все бледнее и синее, уменьшались в размере. Наконец они исчезли, не оставив после себя ничего, кроме слабых отпечатков на сетчатке глаз Джуда. Два тусклых диска лунного цвета еще некоторое время плавали перед ним.
Джуд закончил подготовку машины к отъезду, когда небо на востоке уже серело, подсвеченное первыми знаками рассвета. Он оставил Бон в машине, а Ангуса взял с собой и вернулся в дом. Поднявшись по лестнице в студию, он нашел Джорджию спящей там, где оставил ее: на диване, под белой простыней, снятой с кровати в гостевой комнате.
— Вставай, милая, — произнес он, положив ладонь ей на плечо.
Джорджия тут же открыла глаза и развернулась к нему. Выглядела она совершенно больной: длинная прядь черных волос прилипла к потному лицу, щеки горят нездоровым румянцем, а сама девушка бледна как снег. Джуд приложил руку к ее лбу. Она вся горела, ее била лихорадка.
Джорджия облизнула губы и промямлила:
— Который час?
— Половина пятого.
Она огляделась, приподнявшись на локте. — Какого черта я здесь делаю?
— Ты что, не помнишь?
Она подняла на него бездонные глаза. Губы ее задрожали, и ей пришлось отвернуться, закрыв глаза рукой.
— О господи, — выдохнула Джорджия.
Ангус протиснулся мимо Джуда к дивану и уткнулся ей в шею, стал тыкаться мордой под подбородок, словно призывал держать нос кверху. Влажные собачьи глаза заботливо поблескивали.
Когда его холодный нос прикоснулся к ее коже, Джорджия подскочила и окончательно проснулась. Она испуганно и непонимающе посмотрела на Ангуса, потрепала его между ушей и спросила:
— А кто тебе разрешил гулять по дому?
Потом она перевела взгляд на Джуда и увидела, что он полностью одет, сверху накинут длинный плащ, на ногах черные ботинки «Доктор Мартене». Одновременно она, осознала, что с улицы доносится горловое урчание заведенного «мустанга», стоящего под окнами. Вещи уже уложены в машину.
— Куда ты едешь?
— Мы, — поправил ее Джуд. — Мы едем на юг.
Путь
К концу дня, уже на подъезде к Фредериксбургу, Джуд заметил, что за ними следует пикап старого Крэддока, держась на расстоянии примерно в четверть мили.
Вел машину сам Крэддок Макдермотт, хотя в слабом вечернем свете, под желтым сиянием неба, где тихо рдели облака, трудно было разглядеть детали. И все же Джуд видел, что старик снова обзавелся черной шляпой и сгорбился за рулем, подняв плечи до самых ушей. А еще он нацепил на нос очки с круглыми линзами. В свете газовых фонарей, освещающих трассу И-95, эти линзы вспыхивали время от времени оранжевым тусклым огнем, будто дублируя два прожектора над бампером.
Джуд съехал с трассы при первой же возможности. Джорджия спросила почему, и он ответил, что устал. Мертвеца она не заметила.
— Давай я поведу, — предложила девушка.
Большую часть дня она проспала и теперь сидела в пассажирском кресле, поджав под себя ноги и склонив голову на плечо. Не дождавшись ответа, она всмотрелась в лицо Джуда.
— Все в порядке?
— Просто хочу найти место для ночевки, пока не стемнело.
Между спинками их кресел появилась голова Бон, овчарка хотела послушать, о чем говорят. Она любила участвовать в разговорах. Джорджия стала гладить собаку, а Бон с тревогой уставилась на Джуда шоколадными глазами.
Примерно через полмили на глаза им попался мотель «Дэйсинн». Джуд отправил Джорджию снять номер, а сам остался в «мустанге» вместе с собаками. Он не хотел рисковать: его могли узнать, а настроения общаться с поклонниками не было. Его не было вот уже пятнадцать лет.
Только Джорджия вышла из машины, как на ее место тут же перебралась Бон. Она улеглась в теплую ямку, вдавленную в кожаном кресле задом Джорджии. Устроившись, она положила морду на вытянутые передние лапы и виновато взглянула на Джуда. Она ожидала, что он прикрикнет на нее, велит убираться обратно к Ангусу на заднее сиденье. Но он не стал возражать. Собаки теперь могут делать все, что им будет угодно.
Еще в начале пути Джуд рассказал Джорджии, как собаки набросились на Крэддока.
— Мне кажется, призрак и сам не знал, что Ангус и Бонни представляют для него серьезную опасность. Но все же он видел в них некую угрозу. Он хотел напугать нас и вынудить поскорее уехать из дома и от собак, пока мы не догадались, что их можно использовать против него.
При этих словах Джорджия развернулась в кресле к овчаркам на заднем сиденье. Потрепала Ангуса за ушами, потерлась носом о морду Бон.
— И кто же тут мои героические собачки? Кто это, а? Да, это вы, мои смелые, мои храбрые, это вы! — И прочее, и прочее, так что вскоре у Джуда голова шла кругом от ее болтовни.
Джорджия вышла из офиса мотеля, поигрывая ключом. Махнув Джуду рукой, она повернулась и пошла за угол.
Он поехал за ней и припарковался перед бежевой дверью, одной из многих бежевых дверей в дальней части мотеля.
Джорджия вошла в номер вместе с Ангусом, а Джуд повел Бон на прогулку по зарослям колючего кустарника вдоль стоянки. Вернувшись, он оставил Бон с Джорджией и выгулял Ангуса. Он считал, что ни он, ни Джорджия не должны разлучаться с собаками надолго.
Лес, что рос позади мотеля «Дэйсинн», отличался от леса вокруг его загородного дома в Пайклифе, штат Нью-Йорк. Деревья были ярко выраженного южного типа, пахло сладковатой гнилью, сырым мхом и красной глиной, серой и сточными канавами, орхидеями и моторным маслом. Атмосфера была иной, воздух — плотнее, теплее, липкий от влажности. Как подмышка. Как Мурс-Корнер, где Джуд вырос. Ангус гонялся за светлячками, горевшими во мху то тут, то там бисеринками зеленого света.
Джуд вернулся в номер. Сегодня на переезд через штат Делавер у них ушло не больше десяти минут, причем он еще успел остановиться на заправке и даже вспомнил, что надо купить еды собакам. Он тогда схватил в магазинчике полдюжины банок с кормом. Пока Джорджия принимала душ, Джуд вытащил один из ящиков комода, открыл две банки с кормом, вывалил их содержимое в ящик и поставил его на пол перед овчарками. Собаки припали к еде, и комната наполнилась громким чавканьем, сопением и шумными вдохами.
Из ванной вышла Джорджия. Она остановилась у двери в застиранных белых трусиках и майке на лямках, не доходившей до пупка. Все признаки принадлежности к готам, кроме черного лака на ногтях ног, были смыты и стерты. Правую ладонь скрывали свежие бинты. Джорджия посмотрела на псов, наморщила нос, одновременно забавляясь и испытывая отвращение.
— Фу, какие мы неряхи. Если хозяева узнают, что мы кормим собак из их мебели, нас сюда больше никогда не пустят.
Она сказала это с сильным акцентом, очевидно желая повеселить Джуда. Весь день она то глотала окончания и растягивала гласные, то говорила в обычной манере — иногда для смеха, а иногда, как думал Джуд, безотчетно. Как будто она оставила в Нью-Йорке свою «городскую» личность, а взамен к ней сами собой вернулись прежние голос и поведение. Она снова была голенастой девчонкой из Джорджии, больше всего на свете любившей купаться голышом вместе с мальчишками.
— Видывал я людей, и не такое вытворявших в гостиничных номерах, — сказал Джуд. Он вдруг тоже заговорил с акцентом, давно исчезнувшим из его речи. Если так пойдет и дальше, скоро его будут принимать за деревенского дурачка. Да, когда возвращаешься в родные места, в тебе невольно просыпаются черты того человека, каким ты был когда-то.
— Мой басист Диззи однажды насрал в такой же ящик. Ему было невтерпеж, а я как раз занял туалет.
Джорджия рассмеялась, хотя Джуд заметил, что она посматривает на него с тревогой — наверное, гадает, о чем он думает. Ведь Диззи умер. СПИД. Джером, что играл на гитаре, на клавишных и на всем, что могло потребоваться, тоже умер: съехал с дороги на скорости девяносто миль в час. Его «порше» перевернулся шесть раз и только потом взорвался. О том, что это не несчастный случай по причине пьянства за рулем, а целенаправленное действие, знали лишь несколько человек.
Почти сразу после смерти Джерома Кении заявил, что пора завязывать, что он хочет наконец-то заняться семьей. Кенни устал от штанов из черной кожи, от проколотых сосков, от пиротехники и гостиниц. И тогда группе пришел конец. Джуд начал сольную карьеру.
А может, никакой сольной карьеры тоже не было. В его домашней студии лежат тридцать новых песен. Но это частная коллекция, не более того. Выступать на публике он не собирался. Ничего нового он уже не получит. Как говорил Курт Кобейн? Куплет — припев — куплет. Снова и снова. Джуд потерял всякий интерес. СПИД забрал Диззи, дорога забрала Джерома. Джуда больше не волновала музыка.
У него не укладывалось в голове, почему все так сложилось. Звездой был он. Группа называлась его именем. Это ему нужно было трагически погибнуть в расцвете лет, а Джером и Диззи продолжали бы жить дальше, чтобы годы спустя они — толстые, лысые, ухоженные, довольные своим богатством и своим грубым шумным прошлым — могли рассказывать о нем в телепередачах и мемуарах. Хотя надо заметить, что Джуд никогда не любил следовать сценариям.